Ночь в твоих глазах
Шрифт:
Я сказала это с немалым мстительным удовольствием от того, что уж эти-то слова — чистая правда.
— Мол, в последнее время в империи неспокойно — вот и недавно был раскрыт новый заговор, славься, Тайная Канцелярия, стоящая на страже благополучия империи. Узнала очень постфактум: газеты опубликовали новость, когда приговор уже был приведен в исполнение. Вот, собственно, и всё. Конец истории. Еще вопросы будут?
— Конечно, — бодро отозвался Мэл, и я не поняла, откуда в его голосе столько удовольствия. — Хочешь покататься
И в этот момент откуда-то сверху на балкон рядом с нами плавно опустилась огромный крылатый зверь. Увечная короной рогов голова, длинная гибкая шея и огромные, пусть и сложенные сейчас крылья. Черная крупная чешуя, в просветах которой видна плотная темно-красная шкура. Виверна переступила на месте, чуть шевельнула крыльями — и меня обдало горячим воздухом.
Я замерла от восторга, и, не доверяя своему голосу, молча кивнула.
Миг — и Мэл ловко взлетел ей на спину, помог забраться мне, и, надежно устроив перед собой, шевельнул ногами, давая команду виверне.
Воздушный поток ударил в лицо, и тут же исчез, отсеченный защитой, а на моей талии сомкнулись крепкие, надежные руки.
— И ты ошибаешься, лирелей, — обжег мое ухо шепот. — Это — только начало истории!
Темноэльфийский вариант провожания прекрасной дамы до дверей ее жилища не был романтично-томным — Мэлрис просто взял меня за руку и мягко втянул в переход. Меж Граней я шагала за ним, затаив дыхание, очарованная прикосновением к эльфийской тайне. А остроухая тонко чувствующая сволочь нарочно замедлил переход, позволяя мне любоваться искаженной реальностью, выглядящей так, будто она отражалась в гранях множества стеклянных палочек — преломляющих, искажающих, отражающих каждая свое место. Наверное, поэтому их и назвали так… Грани. И мне показалось, что если зацепиться взглядом за отдельное место, то можно как будто притянуть его к себе и…
Прежде, чем я успела погрузиться в это ощущение и осуществить действие, Грани с легким звоном рассыпались, и мы оказались в моих покоях. Справедливости ради — на балконе, так что эльф по-джентельменски доставил даму, не вламываясь внутрь без приглашения.
— И как тебе первый день в Алиэто-оф-Ксадель? — спросил Мэлрис, не выпуская моей руки.
Я высвободила ее сама, не встретив сопротивления, и мимоходом удивилась:
— Вообще-то я прожила здесь полгода.
— И хочешь сказать, что за эти полгода ты хоть раз видела Цитадель-над-Радугой? — скептично уточнил темный.
— Видела! — возразила я из кристально-чистого чувства противоречия и про себя добавила: “Изнутри первого этажа”.
— Нет.
— Хочешь сказать, я вру, темный? — подтрунивание получилось как-то само собой.
— Юлишь и недоговариваешь, — сверкнул кошачьим взглядом Мэл, с трудом сдерживая ухмылку. — Покои наемных инородных работников — это не Алиэто-оф-Ксадель. И ты это прекрасно понимаешь.
— То есть, это признание? А не доложить
— С чего бы это! Мы трепетно заботимся о гражданах Империи и не позволяем им ходить туда, где их случайно могут казнить за вторжение в темноэльфийские тайны, — с самой что ни на есть серьезной миной сообщил мне Тень.
И эта мина дала понять, что да-да, именно этот ответ и получили бы Императорский служащие, вздумай кому-нибудь и впрямь накатать жалобу на эльфийское самоуправство. Ну разве что его приправили бы еще парочкой витиеватых и крайне вежливых вступлений, а потом еще парочкой таких же заверений в действиях на благо Империи и ее жителей.
И я вдруг представила физиономию Имперского дипломата в этот момент (совершенно нейтральную, но с вселенской тоской в душе), и, не удержавшись, рассмеялась.
— Ты не ответила на мой вопрос, — заметил темный, сам пряча смешинки в уголках глаз.
— Обойдется твое эго без моего ответа, вериалис, — произнесла я с нужной долей подобострастности, опустив глаза.
В углах губ у темного дрогнула и спряталась улыбка: его дом был прекрасен, и он сам это знал.
Зеленые глаза сверкнули, и голос обрел мурлыкающие нотки:
— В таком случае, позволь, лирелей, поблагодарить тебя за совместное время…
Когда темный склонился с поцелуем к моей руке, это было как ожог. Как разряд.
Я не вздрогнула, но телу стало горячо от быстрее помчавшей по жилам крови.
Мэлрис перебирал мои пальцы, ласково, едва ощутимо касался подушечками линий на ладони. А потом перевернул ее тыльной стороной вниз, и поцеловал запястье — там, где вздрагивали моим пульсом тонкие венки (вены? а то опять вопрос ударения).
От неожиданно чувственной ласки тело плавилось и трепетало, и я принимала этот трепет с наслаждением, прекрасно зная, что скажу в следующей мгновение…
— Нет.
Сладкий озноб пробежал по коже от вздоха темного — но, вопреки опасениям (да что там — ожиданиям), он не разозлился.
Улыбнулся тепло и понимающе. Ласково провел по моей щеке, заправив за ухо выбившуюся прядь…
— Любите вы, люди, из простого делать сложное… Спокойной ночи, лирелей.
Этот позёр уже рассыпался ворохом золотых и зеленых звезд, а я всё стояла, возмущенно сверля взглядом воздух: то есть, превращает близость в инструмент вербовки он, а из простого сложное делаю я?!
И я, конечно, понимала, что морочить голову и выворачивать наизнанку что свои, что чужие слова и поступки — это фактически его должностная обязанность, но все равно, в отведенную мне комнату вошла несколько чрезмерно стремительно.
Налились мягким молочным светом шары светильников — и, проснувшись, к ним робко потянулись цветы с высоты кроватных столбиков.
Фаэн явилась на зов, молча выслушала пожелания относительно ужина — и исчезла.
Потом возникла, сервировала стол и снова исчезла.