Ночь волка (повести)
Шрифт:
Папаша помог ей сесть. Она осмотрелась и увидела меня с Алисой. В глазах промелькнуло узнавание. Она отшатнулась от нас с выражением ненависти. Она не проронила ни слова, но взгляд сказал все.
Папаша отвел меня в сторону и прошептал:
– Думаю, было бы неплохим жестом с вашей стороны взять одеяло, подняться наверх и зашить его в это одеяло. Я заметил большую иглу и нитки в ранце Алисы.
– Он посмотрел мне в глаза и добавил: - Ты не можешь ожидать от этой женщины другого отношения к себе, ты знаешь об этом. Ни сейчас, ни потом.
Конечно, он был прав. Я подал Алисе знак "наверх", и
Нет смысла подробно останавливаться на последнем эпизоде. Мы с Алисой зашили в одеяло большого парня, который был мертв уже сутки и обработан стервятниками. Это все.
Как раз когда мы закончили, подошел Папаша.
– Она выпроводила меня, - объяснил он.
– Одевается. Когда я рассказал ей о самолете, она сообщила, что собирается назад в Лос-Аламос. Конечно, к путешествию она еще не готова, но она делает себе инъекции. Как бы там ни было, нас это не касается. Видимо, она хочет забрать с собой и тело. Я рассказал, как мы сбросили сыворотку, и о вашей с Алисой роли в этом. Она выслушала меня.
Вскоре появилась Женщина Пилота. Ей, видимо, стоило немалого труда подняться из шахты, даже идти прямо ей было непросто, но она высоко держала голову. На ней была туника цвета тусклого серебра, босоножки и плащ. Когда она поравнялась со мной и Алисой, я заметил, что выражение ненависти вновь появилось у нее в глазах, а ее подбородок поднялся еще выше.
Я подумал: "Почему же она не хочет нас убить? Наверное, потому, что как раз сейчас сама хотела бы оказаться мертвой".
Папаша кивнул нам, мы взяли тело и последовали за ней. Этот груз был слишком тяжел даже для нас троих.
Когда мы достигли самолета, из-под двери навстречу ей выдвинулась серебряная лестница. Я подумал: "Пилот сделал это специально для нее - только для нее и никого больше. Трогательный жест".
Лестница поднялась вслед за ней, а нам удалось поднять тело на вытянутых руках над нашими головами. Мы задвинули его в дверь таким образом, чтобы она могла его принять.
Дверь закрылась, мы отступили и увидели, как самолет оторвался от земли. Мы стояли и наблюдали до тех пор, пока он не растворился в оранжевом тумане.
Папаша сказал:
– Вот сейчас, могу представить, вы оба чувствуете себя лучше, бодрее. Я знаю, сам чувствую то же. Но не обольщай тесь, это не надолго. День-два, и мы все почувствуем себя совсем иначе, по-старому, если чем-нибудь себя не займем.
Я знал, что он прав. Не так легко стряхнуть с себя старое Побуждение Номер Один.
– Итак, - сказал Папаша, - у меня есть места, которые я хочу вам показать, ребята, с которыми хочу вас познакомить, и очень много дел, которые нужно переделать, - великое множество. Давайте двигаться.
Вот и вся история. Алиса по-прежнему со мной (Побуждение Номер Два стряхнуть оказалось еще труднее, даже если предположить, что вы хотите это сделать), и больше мы никого не убили. (Пилот был последним, но хвастаться нехорошо.) Мы наносим удары (мой жаргон!) по работе, которую Папаша выполняет здесь, в Мертвых землях. Это трудно, но интересно. Я по-прежнему ношу с собой нож, но Матушку я отдал Папаше. Он таскает ее привязанной к поясу вместе с Алисиным выкручивающимся лезвием.
Атла-Хай и Аламос по-прежнему существуют, поэтому я полагаю, сьшоротка оказала там такое же исцеляющее воздействие, как и на Женщину Пилота; они не послали нам медали, но и не прислали за нами отряд палачей, что, согласитесь, более чем порядочно с их стороны. А Саванна, отойдя oт Атла-Хая, по-прежнему остается в силе: ходят слухи, что они собирают армию у ворот Уачиты. Мы уговариваем Папашу поскорее начать проповедовать - это одна из наших любимых шуток.
Хвдят также упорные слухи, что некое братство в Мертвых землях проводит удивительную работу и что где-то здесь растет новая Америка - Америка, в которой никто и никогда не будет убивать. Но не стоит придавать этому слишком большое значение. Чересчур большое.
Общество, которое возникло на месте Мертвых земель, когда исчезла радиация, благодаря какомуто чудесному парадоксу достигло стабильности. Человек вновь устремился к звездам. Марс пожал плечами.
К Лиге Здравомыслия выборные руководители нового общества относились с большим уважением, хотя частенько над ней посмеивались. Они были убежденными гуманистами, но не без некоторых странностей.
И вот появился человек, решивший избавить их от странностей и построить для рода людского идеальное общество. Никто и никогда за всю историю человечества не заботился о здравомыслии так, как он. Мы можем его назвать (и попробуйте-ка догадаться, Фай или Карсбери тут подразумевается) - СУМАСШЕДШИЙ ВОЛК
СУМАСШЕДШИЙ ВОЛК
I
– Входи, Фай, и усаживайся поудобней.
Звучный голос и внезапно распахнувшаяся дверь застали Генерального секретаря Земли за игрой с комочком зеленоватой плазмы, которую он сжимал в кулаке, с любопытством следя за тем, как она выдавливается между пальцев. Медленно, склонив к плечу, он повернул голову. Всемирный управляющий почувствовал на себе пристальный взгляд - бессмысленно дурацкий и хитрый одновременно. Но тут же это выражение сменила робкая улыбка. Худощавый человек выпрямился насколько ему позволяли привычно ссутуленные плечи, торопливо вошел и присел на самый краешек пневмокресла.
Он смущенно вертел в руках комочек плазмы, высматривая в оббивке подходящее местечко, чтобы его приткнуть. Не найдя такового, поспешно сунул комочек в карман. Потом сумел обуздать эту свою суетливость, судорожно сцепив руки, и остался сидеть с,устремленным в бесконечность взглядом.
– Как чувствуешь себя, старина?
– осведомился Карсбери исполненным снисходительного дружелюбия голосом. Генеральный секретарь даже глаз не поднял.
– Что-то тебя беспокоит, Фай?
– доброжелательно продолжал Карсбери.
– Может, немножко расстроен или чувствуешь себя не удовлетворенным из-за своего... э-э... перемещения - сейчас, когда пришло время?
Поскольку Генеральный секретарь по-прежнему не отвечал, Карсбери перегнулся через матово-серебристый полукруглый стол и самым своим обаятельным тоном потребовал:
– Давай-ка, дружище, выкладывай.
Генеральный секретарь продолжал сидеть, опустив голову. Он только поднял свой холодный отсутствующий взгляд, пока не уперся им в Карсбери, и слегка вздрогнул. Казалось, тело его съежилось, и мертвенно-бледные руки вцепились одна в другую неразрывной хваткой.
– Я знаю, - сказал он тихо и с большим усилием, - ты думаешь, что я сумасшедший.