Ночь волка (повести)
Шрифт:
Но Норм действовал еще быстрее. Казалось, подсознательно он долго готовился к этому. Он схватил мужчину за одежду. Блестящее лезвие сверкнуло, разрезая воздух, у самого горла девушки. Двигаясь резко и быстро, мужчина развернулся, готовый напасть на нового противника.
Норм схватил руку, сжимавшую нож, и стал наносить удар за ударом по подбородку мужчины, не обращая внимания ни на его попытки высвободить руки, ни на то, что лезвие ножа уже разрезало рукав его одежды. Норм чувствовал, что тело мужчины ослабевает, и сильно ударил ногой. Нож выпал у того из рук, а сам он упал на землю, растянувшись во всю длину.
Норм наклонился над ним. Он услышал отдаленный звук сирены полицейской машины. Девушка
– Почему он?.. Вы знаете его?
Когда Норм сорвал черную маску с лица нападавшего, он услышал, как девушка прошептала:
– Виллисоун.
Сирена завывала теперь совсем рядом, и был уже виден свет фар.
Девушка сказала:
– Они не должны нас обнаружить.
Норм в замешательстве стоял на коленях у тела Виллисоуна.
– Идемте!
– девушка схватила его за рукав. Фары были направлены прямо на них.
– Пожалуйста!
– Девушка пыталась оттащить его в глубь переулка.
– Если вы тот, за кого я вас принимаю, и если вы мне доверяете...
Но именно потому, что Норм доверял ей и помнил все, о чем она говорила, он задержался. Подняв повестку, он вскочил на ноги. Вместе они скрылись в темноте переулка.
II
В ту ночь мало кто спал. В разбросанных повсюду офисах чиновники вводили информацию в компьютеры, чтобы еще раз проверить данные. Нужно было точно вычислить не только количество смертных случаев за время войны, но и количество материалов, предназначенных для уничтожения. Существовало много факторов, которые нельзя было упустить. Некоторые из них были реальными: цены, наличие материалов, затраты на производство и транспортировку, статистика расходов на последние войны. Некоторые были случайными, как число раненых, приходившихся на одного убитого, или темпы замены сырья уже обработанным материалом. Некоторые же и вовсе не поддавались экстраполированию, так как современная технология значительно усилила разрушительные возможности человека, и хотя этот фактор следовало максимально сгладить, полностью пренебречь им было невозможно.
Но так или иначе - электронные колеса войны закрутились. Это помогло резко поднять процессы трансмутации, синтеза, обработки и сельскохозяйственное производство. Открывались новые мощные Предприятия. Разбросанные там и сям заводы по выпуску военного снаряжения свели в единую производственную систему.
Телеконтактная связь дала возможность руководителям всех рангов проводить тысячи международных конференций с тем же эффектом и удобствами, как если бы все совещавшиеся находились в одном зале. И такие совещания оказались очень плодотворными. Мероприятия по организации четверти миллиарда новых рабочих мест были благополучно выполнены. Успешно справились с проблемой дефицитных материалов. Психологи завершили курсы по подготовке к смерти. Были установлены последние сроки для введения карточной системы, так как во время любой войны положено потуже затягивать пояса.
Вспышка бездумных развлечений открыто поощрялась или, по крайней мере, игнорировалась полицией, которая подготавливалась к более серьезным действиям.
Религия повернулась спиной к Богу и начала поклоняться человеку и человеческой судьбе.
Почти во всех домах горел свет. В каждом двадцатом царили оцепенение, безнадежный ужас и горе; здесь задавали себе вопросы, остававшиеся без ответов, здесь возникало желание восстать. В остальных девятнадцати чувство облегчения было таким сильным, что мешало уснуть. Оно смешалось с угрызениями совести и чувством вины.
Повсюду возрастало нервное напряжение. И так будет продолжаться до тех пор, пока все не закончится. Несмотря на это, специалисты, внимательно изучавшие ежечасную статистику, с облегчением вздохнули. Они обнаружили, что количество самоубийств снизилось почти до нуля и настолько же упал уровень убийств и нападений. Человеку было о чем беспокоиться, помимо личных страстей, невзгод и восторгов.
И если существовало одно-единственное всеобщее чувство, которое переживали все - верхи и низы, люди с запятнанной и безупречной репутацией, то это был страх. Больше столетия прошло со времени последнего настоящего вооруженного конфликта. Но чувство враждебности затаилось в подсознании. И в случае войны оно легко могло вырваться наружу. Странный шум и запахи усиливали сердцебиение. Люди, которые уезжали куда-нибудь, постоянно оглядывались назад, будто ожидая увидеть появляющихся из морских глубин чудовищ. А те, кто оставался дома, боялись зажигать свет. Они представляли себе, что все светящиеся окна послужат ночью маяком для неизвестных врагов, блуждающих в пространстве.
III
В кабинете М'Каслри, расположенном в верхнем этаже Центра Управления, не было ни шума, ни суеты. Спокойствие и тишина были вообще присущи всей его деятельности. Не было яркого света. Не стучали печатные машинки. Не работали компьютеры. На серых стенах не было никаких цветных карт и графиков. Не было и подчиненных, пытающихся получить одобрение или совет по каналам телеконтактной связи. М'Каслри был один.
Все его долговязое уставшее тело расслабилось. Внешне он был спокоен. У него было большое задумчивое лицо. Казалось, морщины придавали ему еще большую значительность. Черты лица, способного выражать как суровость, так и юмор, оставались, как правило, добродушными. На нем ясно читались все этапы его долгой жизни. Это было лицо человека, который разбирался в людях и знал, как ими руководить.
В кабинете все оставалось неподвижным. Двигался только шишковатый указательный палец М'Каслри. Он скреб подлокотник кожаного кресла - взад-вперед, взад-вперед.
М'Каслри был похож на великого руководителя. После каждого важного решения он мучительно взвешивал свои действия. Он спрашивал себя, не мог ли он поступить по-другому, и сравнивал страдания, которые будут вызваны его решением, со страданиями, предотвращенными им же.
Но под этой маской скрывалось нечто, разительно контрастировавшее с благополучной идиллической внешней картиной. Это проявлялось и в неуклюжей позе, и в грубоватой темной одежде. Но и это - лишь незначительные подробности. Основную же подоплеку его двойственности раскрыть было невозможно. А если бы, тем не менее, это удалось, оказалось бы, что это человек с чудовищными отклонениями, что он находится не на своем месте - и в пространстве, и во времени.
М'Каслри не взглянул на вошедшего без стука Дж'Вилоба. Это был худощавый, с остреньким подбородком секретарь по вопросам безопасности. Выражение его лица показалось бы капризным, если бы не было столь напряженным. Он тоже производил впечатление человека с отклонениями, но в его случае причины были не столь очевидны. Казалось, что глядишь на гибрид лемура и хорька в человеческом подобии - вылитый Геббельс.
Войдя, Дж'Вилоб подозрительно огляделся по сторонам. Некоторое время он расхаживал взад-вперед, покусывая губы. Наконец обронил:
– Я нашел еще один комплект этих проклятых шахмат.
М'Каслри шевельнулся, медленно потер веки.
– Это уже третий за неделю, - продолжал Дж'Вилоб.
– Я, конечно, разломал их. Но это взбудоражило меня. Очевидно, кто-то знает, что я мог стать самым великим шахматистом в мире. Знает, что я бросил свое увлечение, чтобы полностью посвятить себя правительственной деятельности, так как нельзя быть слугой двух господ. Знает, что такое шахматы для меня и как они меня все еще соблазняют. Этот некто специально оставляет везде шахматы, чтобы расстроить меня. Он знает, что значит для меня один только их вид.