Ночная бабочка. Кто же виноват?
Шрифт:
Я не был палачом и не хотел им быть. Но я очень жалел, что не застрелил тогда чеченского засранца. Я должен был его убить. Я должен был отомстить за смерть своих друзей и товарищей...
Под Толстым Юртом нам дали возможность отдохнуть и зализать раны. Война была где-то далеко, но ротный и сам не расслаблялся, и нам не давал покоя. Конечно же, для начала он заставил нас окопаться и соорудить хотя бы пару блиндажей на всех. А много нам и не надо. Из сорока двух человек в строю осталось всего шестнадцать. Одиннадцать «двухсотых» и пятнадцать «трехсотых». И то нам, считай, повезло. В других подразделениях
Мы врылись в землю, соорудили минозащитную крышу над головой, сколотили нары, завесили стены блиндажей гобеленами из плащ-палаток, затопили печи. Попади я в такое жилище месяц назад, мне бы стало не по себе при мысли, что придется жить здесь. Но сейчас для меня такая землянка была в радость. Пусть и тесно здесь, зато не в обиде. Ведь не стреляют же, и тепло от печки. А то, что в боевое охранение время от времени нужно заступать, так это мелочи жизни по сравнению с тем, в каком дерьме мы побывали. Тем более что к охране и обороне позиций не привлекали. Давало о себе знать ранение в ногу...
А девятого января в расположение нашей сводной части наведался «долгожданный» гость, представитель Московской военной прокуратуры. По мою душу прибыл. Я уже и думать забыл о том, что произошло в Москве якобы по моей вине.
Меня вызвали в штабную палатку. Там меня и ждал щеголеватый, гладко выбритый капитан в модном камуфляже. Казалось бы, какая может быть в армии мода – форма одежды единая, утверждена приказами и инструкциями. Но у кого есть возможность, те обзаводятся армейским камуфляжем недоступной для «простых смертных» натовской раскраски. Видимо, у капитана такая возможность была. И обувь у него не уставная – какие-то импортные боты с высоким берцем, может, Австрия, может, Канада. И кепка у него «фирменная» – наглаженная, со вставками. А ведь холодно на улице, январь месяц как-никак. Но, видимо, он считал, что его здесь ждут теплые кабинеты и салоны служебных машин. Может, он и на девочек рассчитывал.
Капитан глянул на меня неприязненно. Так может смотреть опрятно одетый человек на грязного вонючего бомжа. А я и был по сравнению с ним бомжом. Здесь не было никаких условий для того, чтобы следить за собой. Обмундирование стирать смысла нет – сегодня чистое, а из боевого охранения вернешься, снова весь в грязи по самые уши. Зима-то здесь холодная, но минусовая температура держится недолго, а при плюсовой – одна сплошная грязь вокруг.
– Что вы усмехаетесь, Корнеев? – нахмурился капитан.
– Короче, – опускаясь на скамью, сказал я.
После того, что я пережил в Грозном, меня ничем невозможно было напугать. Захотят арестовать, так я сбегу – мои ребята же мне и помогут. Еще и капитану люлей навешают. Так что уйти в бега не проблема. А жить я могу где угодно, хоть на свалке с бомжами. Но это вряд ли... Я стал прокручивать в голове возможные варианты моего дальнейшего существования. Неторопливо прокручивал. Время у меня было. После моего «короче» капитан минуты три буравил меня ошалевшим от возмущения взглядом.
– Я вас не понял, Корнеев, – наконец родил он.
Я лишь пожал плечами в ответ. Плевать мне, понял он что-то или нет.
– Да, распустились вы здесь... –
Я посмотрел на него просительно-требовательным взглядом. Хватит вокруг да около ходить, дело пора говорить.
– Вы, Корнеев, наверное, знаете, что нарушили подписку о невыезде? – заговорил капитан.
– Приказ у меня был...
– Ну, я не знаю, основание это или нет...
– Короче.
На этот раз он не возмутился. Понял, что лебезить перед ним я не собираюсь.
– Если короче, то заехал я к вам, Корнеев, так сказать, по пути. Должен сообщить, что все обвинения с вас сняты...
Начало разговора не предвещало ничего хорошего. А тут такой поворот... Или я ослышался?
– Обвинения, говорю, с вас сняты... – словно делая над собой усилие, повторил следователь.
– Так оно и должно так быть. Не трогал я его...
– Там целая история, Корнеев...
Капитан достал из нагрудного кармана куртки пачку «Мальборо» в белой упаковке. Я такие в Москве курил – супер. Любезно предложил мне сигарету. Я решил отказаться и даже сунул руку в карман за дешевой «Примой», но передумал. Человек приятную новость принес, а я оскорблять его буду. Взял сигарету, закурил. И так легко на душе вдруг стало... Еще бы мир в радужные тона окрасился. Но вряд ли это когда произойдет...
– Рухлин, можно сказать, сексуальным маньяком оказался, – еще больше ошеломил меня капитан.
– В каком смысле?
– Ну, не в самом прямом...
Оказалось, что, пользуясь своим положением, Аркадий Васильевич домогался своих студенток. С кем-то получалось, с кем-то нет. Одну студентку он взял силой. Пострадавшая заявление в милицию писать не стала, но все же история получила огласку. Этим и объяснялись его неприятности на работе, о которых говорила Вика. Что за неприятности, не говорила. Может, скрыла, может, не знала. Но, так или иначе, Аркадию Васильевичу в институте сделали клизму. Ставился вопрос об увольнении. И уволили бы, если бы не брат потерпевшей. Он подговорил дружков, подкараулил Рухлина возле дома, когда он выносил мусор. Содержательная беседа закончилась для физрука реанимацией...
– Он же по жизни ненормальный, – с презрением к Викиному отцу заметил я.
С презрением к отцу, но не к ней... А что, если эта мразь и сделала Вику женщиной? Что, если он домогался и получал в пользование родную дочь?.. Эта мысль вогнала меня в самый настоящий ступор. Упади сейчас под ноги граната без чеки, я бы просто физически не смог выйти из транса, чтобы среагировать.
– Да, за что боролся, на то и напоролся... – соглашаясь, кивнул капитан.
– Как это все далеко, – в раздумье усмехнулся я.
– То есть...
– Так далеко, как будто все это из другой жизни...
– А-а, да, наверное... Я слышал, у вас тут такая заварушка была...
– Заварушка – это пирушка с мордобоем. А у нас война, капитан...
– Ну да, ну да... Я мог бы и не заезжать к вам, Корнеев, но раз уж такая оказия. В общем, дело в отношении вас закрыто, так что можете дышать свободно. А я поеду, мне в Ассиновскую надо...
– Неспокойно там.
– Ничего не поделаешь, работа такая. А то вы тут, наверное, думаете, что мы штабные крысы? – с упреком спросил капитан.