Ночная бабочка. Кто же виноват?
Шрифт:
Угрызений совести я не почувствовал, но все же стало немного неловко. Нехорошо я думал о следователе прокуратуры – щеголь, чистюля. А ведь он действительно мог мимо меня проехать и не сообщить мне приятную новость. А не проехал. И дальше ехать собирается – пусть и не в самое пекло, но нарваться на засаду может запросто. И не боится, потому что у него тоже есть чувство долга...
– Да, кстати... – спохватился следователь.
И передал мне два запечатанных конверта.
– Вот прихватил, от родителей твоих и от девушки...
Конверт с письмом от родителей приятно согрел душу, а с письмом от Вики – вызвал жаркий прилив чувств к сердцу. И смягчилось сердце, и подступили слезы
– Спасибо вам, товарищ капитан!
– Да ладно, чего там... – растрогался следователь.
Письма я читал в землянке. Разумеется, начал с того, которое прислала Вика.
«Здравствуй, Корней!..» Не любимый, не родной, просто Корней. Ну да ладно... «С наступающим Новым годом тебя! Желаю тебе всего самого лучшего. И главное, счастья в личной жизни. Пишу это письмо с мыслью о тебе. Прошу у тебя прощения за себя и за маму, ведь мы думали, что это ты избил моего отца... Наверное, следователь тебе все рассказал. Но ты ему не верь. Отец мой совсем не такой, его оговорили. Тебя же тоже оговорили, но ты ни в чем не виноват... Ладно, не буду тебя утомлять. Скажу, что очень соскучилась по тебе, жду не дождусь, когда ты вернешься домой... Твоя мама говорила, что вашу часть отправили в Чечню. Не знаю, что вас там ждет, но предчувствие у меня тревожное, как бы не случилось чего. Береги себя. Помни, что я жду тебя. Жду тебя живого и здорового, но если вдруг что-то случится... Тьфу-тьфу, не хочу даже думать об этом, но все же, если вдруг что, я все равно хочу быть с тобой... Пиши мне, буду ждать ответа, как соловей лета. Не прощаюсь! До следующего письма! А лучше – до встречи!..»
Письмо было написано мелким четким почерком, и несколько грамматических ошибок, которые я заметил, казались вовсе не досадной случайностью. Вика поздравляла меня с наступающим Новым годом, значит, письмо было написано еще до того, как страна узнала о «героическом» штурме Грозного. А может, в России вообще никто не знает, как мы сгорали в огненном котле... Лучше бы Вика ничего не узнала. Ведь она так волнуется, переживает за меня. Ждет меня с войны. Живого и здорового. Но если вдруг я стану калекой, она не отречется от меня... Про любовь она не написала ни слова. Но этим чувством была пронизана каждая строчка. Она любила меня. Она очень меня любила... И я очень ее любил. Очень-очень. Я обязательно выживу на этой войне, обязательно вернусь домой, чтобы поскорее обнять и прижать к сердцу свою любимую...
Глава 5
А война продолжалась. Не успел я ответить на долгожданное и многообещающее письмо, как в роту прибыло пополнение. Сорок шесть солдат второго года службы – из нашей же дивизии – с техникой и вооружением. Ротный с ходу оседлал пополнение, и нас вытащили из нор. Десятого января начались занятия по боевой и тактической подготовке. Действия пар и троек на подходах и внутри зданий, разведка целей, правила применения ручных гранат при ведении боевых действий в городе, элементы военно-медицинской подготовки и так далее и тому подобное. Меня к занятиям ротный не привлекал, и вовсе не потому, что я все знал и умел. Причиной была моя раненая нога. Рана хоть и затянулась, но лучше лишний раз ее не трогать.
А двенадцатого января рота получила боевую задачу. Снова Грозный, снова бои за город...
– Можем оставить тебя в санбате, – сказал мне ротный.
Я так на него посмотрел, что он понял меня без слов.
– Готовь взвод к маршу...
Точно такую же задачу поставил мне и взводный Урусов.
Нам понадобился всего час, чтобы подготовить колонну к маршу. Вечером мы были в Моздоке, там переночевали, а утром на самолетах вылетели в Грозный. В аэропорту получили задачу овладеть зданием Совета Министров...
В
Вместе с нами здание Совмина должны были штурмовать две роты мотострелкового батальона. Пока наши командиры уточняли общую задачу, налаживали взаимодействие, мы знакомились с нашими боевыми соратниками. Ребята мне понравились. Не скажу, что все рвались в бой. И страх в их глазах угадывался, но это ничего – ведь смерти не боятся только психи. Зато в их взглядах не наблюдалось панического животного ужаса. Они уже знали, что с чеченцами можно воевать, что их можно побеждать. А мы им подсказали, как это можно делать. Ведь мы уже побывали в бою, и победы у нас были – пусть частного характера, но были. Вспомнить хотя бы тот случай, когда мы уничтожили снайперский и пулеметные расчеты в захваченном врагом доме...
Я заметил, как один мотострелок соединяет изолентой сложенные «вальтом» два магазина. Мне понравился воинственный блеск в его глазах. Парень настраивал себя на предстоящий бой, только вот метод, которым он придавал себе решимости, вызывал нарекания.
– Зачем ты так делаешь? – спросил я.
– Как зачем? – удивленно и снисходительно глянул на меня парень. – Так быстрей...
Пришлось объяснять ему, что в бою при стрельбе вольно или невольно ему придется упирать автомат «рожком» в землю, отчего может забиться грязью подаватель нижнего магазина. Вставишь такую обойму в свой автомат, а стрелять не сможешь. Начнешь разбираться, нервничать – упустишь момент, зато поймаешь пулю. Также объяснил, что сначала магазин снаряжается трассирующими патронами, а потом уже обычными. Практический смысл такой тонкости налицо: пошли трассеры – значит, магазин уже пуст, пора его менять. Но менять нужно так, чтобы последний или предпоследний патрон оставался в патроннике, в таком случае после смены магазина совсем не обязательно тратить время на передергивание затвора. Пустой магазин желательно отбросить в сторону, чтобы потом случайно не перепутать с полным...
Солдат выслушал мой инструктаж, согласился со мной и стал разъединять магазины, но я снова его остановил.
– Не надо, впереди марш...
И снова пришлось объяснять, что два соединенных вместе магазина хороши на марше, когда приходится отражать внезапное нападение с брони... Оказалось, я знал немало тонкостей, которые неведомы были необстрелянным мотострелкам. И я готов был поделиться с ними всеми своими знаниями, но прозвучала команда «К машине!». И снова марш, и снова в бой...
Тринадцатое января. Канун старого Нового года. Снова нас ждала новогодняя ночь. Я очень надеялся, что кошмар больше не повторится...
Наш командир предложил начать операцию с наступлением сумерек, когда наблюдение со стороны противника затруднено. Предложение было одобрено, и к наступлению темноты мы должны были скрытно выйти на рубеж перехода в атаку. И мы выходили – короткими перебежками, по три-четыре человека в группе, режим тишины соблюдался неукоснительно. Начальный этап операции закончился благополучно. Уже одно это вселяло надежду на благополучный исход. Но в любом случае легкой жизни ждать не приходилось.