Ночная дорога
Шрифт:
Он посмотрел на Лекси.
— Я прощаю тебя, Лекси, если это хоть чего-то стоит, и я восхищен твоим решением признать вину. Не уверен, что посоветовал бы собственным детям поступить так же. Благодарю вас, ваша честь, за возможность высказаться, — наконец произнес Майлс, глядя на судью. — Прошу вас только отнестись к Лекси как к девочке, совершившей ужасную ошибку и поплатившейся за нее, а не как к хладнокровному убийце. Тюрьма — не решение проблемы. Это будет еще одна трагедия, которых и так случилось предостаточно. — Он сошел с трибуны и вернулся к себе на место.
Джуд не принимала решения выступить. Она чувствовала себя марионеткой, которую дергают за ниточки. Она шла резко, неловко. Она даже не знала,
— Зачем только я позволила своим детям пойти на ту вечеринку?… — тихо произнесла она, чувствуя, как внутри у нее что-то сломалось. — Зачем только они напились, почему Миа не пристегнула ремень? Если бы только они мне позвонили, я бы приехала и забрала их. — Джуд умолкла, а потом, собравшись с силами, продолжила: — Я больше никогда не обниму свою дочь. Не сделаю ей прическу в день свадьбы, не возьму на руки ее первенца. — Она достала из кармана кольцо, которое купила Мии в честь окончания школы. Золото ярко сверкнуло под люминесцентными лампами, пустые лапки напоминали скрюченные пальцы. — Это кольцо я собиралась подарить дочери на выпускном в честь окончания школы. Думала, что розовая жемчужина будет красиво в нем смотреться, но хотела, чтобы она сама выбрала камень. — Тут голос ее затих, а силы улетучились. Она посмотрела на Лекси, которая сидела и плакала. Эти слезы должны были что-то означать для Джуд, она это понимала, но они ее не тронули. Сожалением Мию не вернуть. — Я не могу простить Лекси Бейл. Хотела бы, но не могу. Быть может, правосудие мне поможет. По крайней мере, это послужит уроком какому-нибудь подростку, который, выпив, решит сесть за руль после вечеринки и поехать домой. — Она направилась к своему месту, стараясь не замечать явного разочарования Майлса.
— Миссис Ландж, вы хотите что-либо сказать? — обратился судья к Еве.
Тетушка Лекси медленно пошла к трибуне. Она не поднимала головы и смотрела под ноги.
— Я необразованная женщина, ваша честь, но я понимаю, что правосудие и месть две разные вещи. Лекси хорошая девочка, но она совершила неправильный поступок. Я горжусь ею, потому что она мужественно встала здесь и признала свою вину. И я умоляю вас быть милосердным при вынесении приговора. Она может совершить много хорошего в этой жизни. Я боюсь того, что сделает с ней тюрьма. — Ева перевела дыхание, стараясь справиться с волнением, и вернулась на место.
Судья оглядел зал.
— Кто-нибудь еще?
Джуд почувствовала, как сын заерзал, а затем медленно поднялся с места.
По залу пробежал шумок. Джуд поняла почему. Зак очень изменился: ожоги, бритая голова, обесцвеченная кожа вокруг глаз, а самое главное для тех, кто хорошо знал сына, — его печаль. Прежнего мальчишки, который так часто улыбался, больше не было. Его место занял бледный, изменившийся двойник.
— Закари? — произнес судья.
— Виновата не только она, — сказал он, не выходя к трибуне. — В ту ночь я должен был вести машину. Я дал маме слово, я пообещал не пить. Но все равно выпил, да, я выпил. Если бы она не села за руль, то вести машину пришлось бы мне. Это я должен пойти в тюрьму вместо нее.
Он опустился на место.
— Прошу вас встать, мисс Бейл, — сказал судья. — Пьяные подростки за рулем стали для этой страны настоящей бедой. Токсикологическая экспертиза подтвердила, что вы находились в состоянии алкогольного опьянения, когда решили сесть за руль машины. В результате погибла девушка — трагедия для семьи и всего общества. — Он посмотрел на Зака. — Моральная ответственность за катастрофу лежит не только на вас, но юридически ответственность за преступление несете вы. Совершенно очевидно, что никакой срок тюремного заключения не восполнит потерю Мии, не принесет утешения семье Фарадеев. Но я уверен, что для других подростков это послужит примером и они поймут, как рискуют, когда, выпив, садятся за руль. Я приговариваю вас к шестидесяти пяти месяцам заключения в исправительном учреждении.
И стукнул молотком.
Лекси услышала, как вскрикнула тетя.
К ней подошли охранники, один из них завернул ей руки за спину и защелкнул на запястьях наручники. Она почувствовала объятие тети, но сама не смогла обнять ее в ответ, а от того, что произошло за последние недели, ей стало особенно горько.
Впервые она по-настоящему, всерьез испугалась. До сих пор она думала только о своей вине и искуплении, но как же ее тело? Каково это — провести больше пяти лет за решеткой?
— Лекси, — заливаясь слезами, спрашивала Ева, — зачем?
— Ты взяла меня к себе, — сказала Лекси. Даже сейчас, во время этих событий, для нее это было очень важно. Но слова ей давались с трудом. — Я не могла позволить, чтобы ты попусту растратила на меня свои сбережения.
— Попусту?
— Я никогда не забуду, что ты для меня сделала.
Ева бурно разрыдалась.
— Будь сильной, — сказала она. — Постараюсь навещать тебя как можно чаще. Я тебе напишу.
— Время вышло, — сказал охранник, и Лекси почувствовала, как он потянул ее за собой. Ее вывели из зала, после чего они прошли длинный коридор и поднялись на два пролета и попали в тесную комнатушку с цементными стенами, без окон, с одной металлической скамьей и металлическим унитазом без сиденья. Пахло мочой, пУтом и засохшей рвотой.
Лекси не захотела присесть, так и осталась стоять в ожидании.
Ждать пришлось недолго. Вскоре охранники вернулись. Они вывели ее из здания суда и направились к ожидавшей их полицейской машине.
— Везем тебя прямо в тюрьму, — сказал Лекси один из них.
Тюрьма. Исправительный центр для женщин штата Вашингтон.
Лекси молча кивнула.
Охранник надел ей кандалы на щиколотки, пристегнул наручники к цепи, обмотанной вокруг талии.
— Пошли.
Она заковыляла за ним, низко опустив голову. В полицейской машине ее пристегнули к заднему сиденью. Цепь на талии больно впивалась в спину, поэтому пришлось сидеть, наклоняясь вперед, чуть ли не упираясь носом в решетку, отделявшую офицеров на переднем сиденье. Завернув за угол, машина остановилась на светофоре.
По переходу Фарадеи пересекали улицу; их словно вырезали из бумаги, такие они были тонкие, хрупкие, согбенные. Зак с поникшими плечами, опустив голову, шел за родителями. Лекси видела его бритую голову и обожженную скулу, его трудно было узнать.
Но вот на светофоре зажегся зеленый свет, и машина тронулась.
Тюрьма оказалась монолитом из серого бетона за оградой из тонкой проволоки. А вокруг — зеленые деревья, синее небо. На таком красивом фоне здание выглядело еще более темным и грозным.
Приближаясь к той жизни, о которой она никогда не задумывалась, Лекси вдруг пронзительно остро пожалела, что не воспользовалась советом адвоката и не заявила о своей невиновности.
В тюрьме ее сначала поместили в огромную клетку. Стальные решетки, стены из плексигласа и женщины в хаки, сбившиеся в стайки, — вот что увидела Лекси.
Она закрыла глаза, попыталась отрешиться от действительности.
Наконец за ней пришел охранник, отпер клетку и повел куда-то. Она стояла, окаменев, пока он снимал отпечатки пальцев. Потом ее поставили перед фотоаппаратом, сделали снимок. После чего кто-то крикнул: «Следующий!» — и она снова двинулась вперед, шаркая, углубляясь в звенящее, пульсирующее чрево тюрьмы.