Ночная смена
Шрифт:
Она плакала.
Она никогда не плачет.
— Что случилось? — тут же спрашиваю я, подскакивая к подруге.
— Ничего, — огрызается Харпер, сильно шмыгая носом. — Я принесу немного Jungle juice.
— Харпер, подожди…
Но она уже проталкивается на кухню.
Как только оказывается вне пределов слышимости, Нина хватает меня за руку и наклоняется.
— Мы видели Джабари с другой девушкой, — шепчет она так тихо, как только можно шептать посреди многолюдной домашней вечеринки. — Они были наверху с Харпер и остальной командой, и ему пришло сообщение. Джабари сказал, что скоро вернется,
Нина резко замолкает, лицо морщится, когда замечает мои растрепанные волосы и отсутствие помады. Она подумала, что те говорили о Джабари. Но теперь, когда сказала это вслух — и теперь, увидев меня, думаю, она понимает, что вероятно, говорили о ком-то другом.
Об имениннике.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Я всегда ненавидела фразу — это было лишь пари.
Прямо сейчас я испытываю то же самое чувство тошноты, которое возникает, когда читаю книгу и кусочки пазла начинают вставать на свои места. Потому что, возможно, именно поэтому Джабари был так рад меня видеть. Я действительно была подарком Винсенту на день рождения — завернутым в аккуратный бант и доставленным вручную. А как насчет Гриффина, парня, который пришел и попросил у Винсента ключ от подвала? Это была попытка затащить меня наверх, в комнату Винсента? Была ли вся эта ночь одной большой, скоординированной командной попыткой снять с меня штаны?
Нижнее белье.
Может быть, оно все еще в комнате Винсента, куда бы ни приземлилось. Но, может быть — только может быть — у него в кармане, как трофей, которым можно похвастаться перед друзьями.
У мозга нет тормозов. Я просто пассажир, вцепляюсь в сиденье так, что побелели костяшки пальцев, пока мчусь навстречу наихудшему сценарию. Я не могу перестать прокручивать в голове события этой ночи, задаваясь вопросом, правильно ли все это истолковала. Что, если каким-то образом ошиблась?
— Я готова идти домой, — говорю я высоким и напряженным голосом.
— Эй, эй, эй, — отвечает Нина, хватая меня за руки. — Что случилось наверху? Вы, ребята, целовались?
Я слабо смеюсь.
— Немного больше, чем просто целовались.
— О, Боже. Ты… — она замолкает.
Может быть, баскетбольная команда сможет рассказать всем грязные подробности завтра.
И, черт возьми, теперь я жалею, что мы вообще пришли, потому что это больно. Та же часть воображения, которая так хорошо рисует все в романтических образах, превращает всю ночь в фильм ужасов.
Я прижимаю кончики пальцев к груди, нащупывая тугой комок там, где должно быть сердце. Кажется, меня сейчас вырвет. Может ли стресс убить тебя так быстро?
— Он сделал что-то, чего ты не хотела? — требует Нина.
— Нет. Нет, я… все было по обоюдному согласию, и…
У меня перехватывает горло. Я не могу закончить предложение.
Идеально. Это было идеально.
— Кенни, — мягко говорит Нина. Взгляд устремлен куда-то поверх моего плеча.
Я поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы заметить спускающегося по лестнице Винсента. Он не один, его окружает небольшая толпа товарищей по команде. Джабари Хендерсон
Потому что я хочу его.
Несмотря на все предупреждающие сирены, ревущие в голове, все еще есть часть меня, которая доверяет ему. Которая видит его в толпе и думает: «Мой».
Всю ночь я влюблялась.
А для него все это было просто пари, чтобы потрахаться в свой день рождения.
— Кенни, послушай, — настаивает Нина. — Все будет…
— Холлидей!
Мне приходится сделать глубокий, успокаивающий вдох, прежде чем повернуться и услышать приближающиеся шаги. Когда наконец делаю это, надо мной возвышается Винсент, широкоплечий и широко улыбающийся. Он выглядит уверенным. Конечно, он уверен — друзья наблюдают с другого конца зала, у входной двери. Я чувствую, что застываю от чего-то подозрительно похожего на страх.
Он сказал им. Рассказал обо мне, о том, что мы делали в комнате, и теперь пришел, чтобы — что? Потребовать приз? Раскрыть весь обман, как какой-нибудь архетипический злодей?
Он бы этого не сделал.
Но что, если бы сделал? Что, если бы причинил мне боль и я попалась на это?
И даже когда в животе образуется узел холодного страха, при виде него что-то тает. Пурпурные и голубые огни с танцпола гостиной льются в холл, отражаясь в волосах Винсента и мерцая в глазах. Вид его лица не должен был вызвать столько фейерверков в груди.
«Думаю, ты можешь стать моей худшей ошибкой.»
— Что тебе нужно? — спрашиваю я, голос едва слышен из-за грохочущей музыки.
— Пойдем с нами в бар, — говорит Винсент, все еще улыбаясь и протягивает руку.
Теперь у него на предплечье третья отметина. Логическая часть моего мозга знает, что это, вероятно просто потому, что он выпил еще один шот.
Параноидальная часть мозга задается вопросом, не я ли нарисовала эту шаткую линию перманентным маркером. Может, я была просто третьей линией на его вечеринке?
Он действительно хочет, чтобы я пришла или просто пытается выставить меня напоказ как свою победу?
Будь я храброй, спросила бы прямо.
Сказала бы, что мне страшно и что не знаю, как это сделать.
Я не хожу на вечеринки.
Не сажусь верхом на парней и не прошу их прикоснуться ко мне.
Я в шоке. Он был так терпелив. Слушал. Я чувствовала, что могу сказать все что угодно. Но сейчас? Когда все его друзья в пределах слышимости? Я не буду так позориться.
Итак, я просто отступаю на шаг назад и говорю:
— Мне нет двадцати одного.
Уверенность Винсента немного пошатнулась. Я вижу, как уголки его губ опускаются вниз, прежде чем тот спохватывается.
— Может, завтра ты свободна? — спрашивает он. — Перед сменой? Или как-нибудь в эти выходные?
— Вообще-то я никогда не бываю свободна.
Нина толкает меня острым локтем в ребра, я ворчу, но не отступаю. Ее розоватый романтизм не растопит мою ледяную панику. Стены возведены. Подъемный мост закрыт, башни забаррикадированы, ров кишит крокодилами.