Ночное солнце
Шрифт:
Серые тучи перемежаются теперь с голубыми просветами, откуда-то золотистыми наклонными занавесами опускаются к земле лучи невидимого солнца. Все светлеет вокруг, становятся четче очертания, ярче краски, прозрачнее воздух.
Еще несколько минут солдаты лежат неподвижно, внимательно вглядываясь в близкую станцию и в ту сотню метров, что отделяют их от ближайших построек.
Капитан дает последние указания офицерам — намечая объекты атаки, пути следования, последующие задачи…
Наконец, окинув еще раз взглядом своих гвардейцев, капитан Кучеренко подает сигнал: «В атаку! Вперед!» И десантники, стреляя на ходу, устремляются в атаку.
А
Подполковник торопливо оборачивается и спешит навстречу генералу. Но генералов оказывается двое. Вместе с комдивом прибыл и главный посредник генерал Мордвинов.
— Доложите обстановку, — хмуро бросает комдив и, не останавливаясь, проходит на наблюдательный пункт.
— Товарищ генерал-майор, первый батальон занимает позиции… — уныло докладывает подполковник Круглов, сообщив предварительно скудные сведения о «противнике», по генерал явно не слушает его, и доклад повисает в воздухе.
На КП тишина. Офицеры, связисты застыли в напряженных позах. Вид комдива не сулит ничего хорошего.
— Ну? — спрашивает генерал.
Подполковник Круглов молчит. Есть в армии такое золотое правило: если не понял вопроса или не знаешь ответа, лучше молчи. Это не школьный урок, где, чем меньше знаешь, тем больше надо говорить, авось запудришь учителю мозги. В армии мозги не запудришь никому, а особенно такому командиру, как генерал Чайковский.
— Ну так что, — повторяет генерал, — я спрашиваю: так и будем сидеть и ждать у моря погоды?
— Атаковать безнадежно, товарищ генерал-майор, — твердо говорит подполковник Круглов.
Он берет себя в руки. Какого черта, в конце концов, он не бог и не волшебник — нельзя взять этот узел атакой, и все тут!
— Вижу, что безнадежно, — говорит генерал. — А что придумали?
Вот это номер! Да он только и думает об этом, с тех пор как приземлился. Но ничего придумать не может. Была надежда на Кучеренко, однако, судя по всему, напрасная. Одно время рассчитывал на артиллерию — комдив ему, можно сказать, отдал все, чем располагала дивизия, и этого оказалось мало. Так что придумаешь? Подполковник Круглов опять молчит.
Молчит и генерал.
Легко, конечно, требовать от подполковника ответа, но какой ответ он может дать? Плетью, как говорится, обуха не перешибешь. Есть, увы, задачи невыполнимые, позиции неприступные. Во всяком случае, для данных наличных сил. Может быть, повернуть все-таки десантников Ясенева для флангового удара? Но это значит обнажить самим фланг дивизии, отменить последующую задачу, которую подразделение Ясенева уже начало выполнять. Да еще эти мифические боевые вертолеты, о которых столь туманно сообщила разведка. То ли есть, то ли нет. Но не считаться с ними нельзя. И в случае чего это тоже выпадет на долю Ясенева. Запросить обещанный атомный удар? Ох, как не хочется! Генерал Чайковский уже видит ироническое лицо командующего, слышит его ехидные слова: «Ну, конечно, как мальчишки в драке — вот погоди, я за братом сбегаю! Атомный удар проще всего, все ваши проблемы решит, коль сами не можете».
Он устремляет вдаль столь же тоскливый взгляд, какой совсем недавно был у подполковника Круглова. Поле, колючка, траншеи, доты, дзоты… И еще этот неожиданный снегопад…
Снегопад? Невозможно, чтобы он ничего не изменил! Может быть, под его прикрытием капитан Кучеренко все же сумеет что-нибудь предпринять, хоть какой-либо отвлекающий маневр, еще чего… Надо немедленно запросить!
Он резко поворачивается к радисту.
И в этот момент раздается негромкий голос генерала Мордвинова:
— На КП попал снаряд. Командир полка убит!
Подполковник Круглов бледнеет и растерянно смотрит на посредника.
— Товарищ генерал… — начинает он.
Но Мордвинов чуть громче повторяет:
— КП уничтожен снарядом. Вы убиты. Связисты уцелели.
На мгновение на КП наступает оцепенение.
«Это как понять? — размышляет генерал Чайковский. — Он что, выводит Круглова как несправившегося или, наоборот, спасает из безвыходного положения. А меня в это положение ставит? Ведь теперь вопрос, который я задал Круглову „Что придумали?“, задается мне. Значит, такой ваш ход, уважаемый Леонид Леонидович? Ну что ж, а мы сыграем так: комдив промолчит, а действовать будет тот, кто сменит Круглова! Видимо, комбат-2 капитан Волохов. Вот так! Волохову палец в рот не клади! Пусть действует. А я посмотрю. Посмотрю. В конце концов, это учения. Проверка. Вот я своих и проверю. — Он снова поворачивается к радисту. — Нет, — решает генерал Чайковский, — не буду запрашивать. Нет меня. Пусть сами справляются». И он демонстративно отходит в сторону, становится рядом с посредником.
Все эти мысли комдива, как и оцепенение присутствующих, длятся секунду.
А затем все разворачивается с молниеносной быстротой. Связист не мешкая спокойно поднимает трубку телефона и что-то почти неслышно говорит в нее.
Через две минуты на КП вбегает слегка запыхавшийся капитан Волохов. Присутствие обоих генералов не удивляет и не смущает его. Он было поворачивается к ним, но, уловив жест комдива, словно забывает о них и начинает энергично действовать.
Прежде всего сообщает, что вступил в командование полком, затем уясняет обстановку. Больше всего его интересует, как обстоят дела у капитана Кучеренко. Он переводит взгляд на карту и обратно. А затем делает то, что несколько минут назад собирался сделать командир дивизии, — приказывает радисту вызвать на связь капитана Кучеренко.
— «Звук-15», «Звук-15», я — «Динамо-27». Как слышите? — доносится из люка КШМ приглушенный голос радиста.
— Товарищ капитан, — докладывает наконец радист, — капитан Кучеренко приступил к выполнению задания.
Капитан Волохов удовлетворенно кивает и начинает быстро отдавать приказы: батареям открыть огонь по позициям «южных», по станции, подразделениям приготовиться к атаке.
Генерал Чайковский бросает взгляд на Мордвинова, тот одобрительно улыбается и негромко говорит:
— Сообразил. Как придет сигнал от Кучеренко, так ударит. Дам успех. А этот Волохов парень не промах. Впрочем, уж кто точно высшую оценку заслужил, так это снег. Надо ж как повезло! — Он усмехается.
На КП вновь наступает напряженная тишина, нарушаемая лишь писком зуммеров, негромкой воркотней радистов, далекими звуками боя у реки.
Снег, словно конфетти, высыпанные по приказу режиссера на съемочной площадке, исчерпав себя, прекращается. Пробивается солнце, все золотится вокруг, светлые полосы стремительно бегут по полям, сменяя теневые. И теперь уже и без биноклей можно легко рассмотреть весь пейзаж: ближнюю, изрытую траншеями местность, колпаки дотов, дальние железнодорожные постройки. Вспыхивают зайчики в стеклах домов.