Ночной карнавал
Шрифт:
И утопит, утопит с наслаждением свое прошлое и чужие подсмотренные, подслушанные судьбы.
Горбун увлек Кази танцевать. Вот они крутятся в бешеном вальсе. На Кази никакой маски. Ей хватит и маски сумасшедшей. У нее зрачки широкие, рот приоткрыт, на губах безумная улыбка, волосы распущены, спутаны. Дикая девушка, юродивая. Ей впору танцевать с горбуном. А горбун кто?.. разбойник, продавец индульгенций, легионер, палач?.. Нет, он лишь складывает в кучку вязанки хвороста для костра на площади, когда жгут ведьм и цариц, красивых женщин. Пляшите, друзья мои. Да и я повеселюсь.
А где же здесь, черт побери, граф со своей нареченной?!
Уж она их поздравит. Не обидит.
Мадлен повернулась лицом к ярко горящей люстре, прищурясь, выхватывая глазом из толпы того, кто годился ей на первый тур вальса, и тяжелая, крепкая рука внезапно легла ей на талию, и не успела она опомниться, как властные руки уже крутили ее, колыхали, увлекали вдаль по навощенному узорному паркету.
Барон!
Ну конечно. Как это она забыла о нем.
Он не мог не быть здесь.
Ты не могла его не встретить.
Это было ясно с самого начала. Джунгли высшего света Пари — одна вонючая чащоба. И он тут околачивается за кустами, за лианами, хищный ягуар. Вот-вот прыгнет. Да ведь и она нынче в маске льва. А львица дальше льва прыгает. И дольше льва умирает, если ее убьют. Она выносливей. Крепче. Мужику никогда в выносливости с бабой не потягаться.
Черкасофф вел ее в танце сильно и повелительно.
Он танцем говорил ей: я владею тобой. Пока я жив и здесь — я владею тобой. Ты моя вещь. Мой драгоценный камень. Моя собственность. В свободной Эроп ты — моя рабыня в кандалах. И только у меня ключ от оков. Ты не имеешь права без моего разрешения их сбрасывать. Все будет так, как я хочу. Как я прикажу.
— Привет, Черкасофф, — бросила Мадлен через плечо, задыхаясь в стремительном танце. — Я рада вас видеть.
— Я тоже осчастливлен вашим присутствием здесь. Я вас, клянусь, потерял. Когда вы мне были позарез нужны. Вы лишитесь за это не только части жалованья. А чего-то более существенного.
Музыка гремела им прямо в уши. Звуки сливались для Мадлен в один беспрерывный львиный, в пустыне, вой.
— Я не слишком буду горевать, если чего-то сейчас лишусь. Мне к лишеньям не привыкать. Я счастлива сейчас.
— Вижу, вы счастливы. Мы это дело поправим.
— Как, вам тяжело сносить мое счастье? Вы ревнуете, барон?
Они укалывали друг друга, танцуя, междометиями и иносказаниями. Со стороны казалось: вальсируют дама и кавалер, светские знаменитости, возможно, любовники; этакие пастушок и пастушка. На бароне был костюм Казановы — длинный атласный плащ, панталоны в обтяжку, штаны-кюлотт апельсинового цвета, узкая черная маска, венецианская баута. При поворотах шпага, болтающаяся на поясе барона, била Мадлен по ногам.
— Шпага настоящая?..
— Вы еще спросите, Мадлен: а жизнь настоящая?.. Видите, сколько здесь знакомых рож?..
— Не счесть. И я любилась со всеми.
— И вы их всех ненавидите?..
— Как вас. Точно так же.
— Я ни минуты не сомневался в этом.
Длинная, узкая улыбка. Как клинок шпаги. Не отвести.
Они провальсировали в угол, где лакеи хлопотали около столиков на колесиках с разложенными на них в продуманном беспорядке фруктами, конфетами, вазочками с мороженым, уставленных рюмками с коньяком, бокалами с шампанским. Мадлен задохнулась. Барон не пощадил ее в вальсе. Он не пощадит ее и в другом танце.
Да и ей его щадить не след.
Не Царское это дело. Казнить, нельзя помиловать.
— Ну, так. — Улыбка под дергающимися усами перекосила его лицо. — Вот что. Хватит любезностей. Я разыскивал вас не ради ваших изумительных глаз. Если понадобится, я выколю вам глаза, и вы это знаете. Мне срочно нужны были записи. Все записи, что делали вы. Особенно в последнее время. Мне нужны тетради, Мадлен. Все тетради. Сейчас я увезу вас с Карнавала в особняк. Однако я там перерыл все. Где вы их прячете?!
Она завлекательно, сверкнув зубами, улыбнулась ему и протянула руку. Грудь ее вздымалась часто, высоко. Барон не сводил с ложбинки между ее грудей ненавидящих глаз.
— Я утомилась танцевать. Дайте мне, пожалуйста, апельсин. Меня это освежит.
Барон с перекошеным ртом схватил со столика апельсин, швырнул ей.
— Жрите.
Мадлен стала отнюдь не изящно чистить плод, запуская в него ногти, пальцы, зубы. Эфир и масло из рвущейся шкурки брызгали ей в лицо.
— О, чудо, — пробормотала она, высасывая дольки, облизывая не по-светски пальцы. — Львы любят апельсины. Львов надо кормить только апельсинами.
— Что вы брешете?!.. каких львов…
Он заметил маску льва, болтающуюся у нее на шее на завязках.
Мадлен доела апельсин, вытерла руки о платье и очаровательно улыбнулась барону.
— Я не отдам вам записи, Черкасофф.
Он пришел в бешенство. Она видела это.
— Ты отдашь мне тетради сию минуту. Я сам поведу машину на Делавар. Идем. Быстро!
Он схватил ее за локоть. Она сбросила его руку, как сбрасывают ядовитую змею, жабу.
— Я никуда не поеду. Это Карнавал. Я пришла веселиться. Отдыхать.
— Ты заработалась, стерва! Устала!
— Нет. Я ничуть не устала. Я устала от любви. Я вышла замуж. У меня медовый месяц.
— Сука!.. Я знаю, за кого!
— Знайте. Меня не волнует ваше знание.
Она ринулась вперед.
— Хочу танцевать. Не хочу больше с вами болтать. Вы мне надоели.
Он опять вцепился ей в локти.
— Зато ты мне не надоела!
— Вы хотите скандала? Сейчас весь дворец, все гости герцога, весь сошедший с ума от Карнавала Пари узнает о вашем заговоре и о том, кто вы вообще такой.