Ночной мотоциклист (сборник)
Шрифт:
После долгой поездки в безлюдных горах особенно приятно сидеть в этой заполненной народом избе. У чайной, на умятом колесами пятачке, как лошади, сбились в кучу автомашины. Пахнет дымом, жильем.
У нашего стола усаживаются приятели Петюка. На людях мой приятель сразу же превращается в разбитного, говорливого парня, каким, должно быть, его привыкли видеть.
Губастый шофер в ковбойке, которого называют Пономарем, восторженно ловит каждое слово Петюка. У парня могучая бычья шея и как бы лишенная
— Маша! — кричит Петюк буфетчице. — Поди-ка, скажу чего!
Парень без затылка обводит глазами компанию: «Во, сейчас даст Петюк!»
Улыбаясь, к столу подходит буфетчица.
— Сваты заезжали, Маша?
— Какие сваты?
— Да я посылал к тебе. Сватаюсь за тебя.
— Скажешь тоже! — отмахивается Маша и треплет Петюка за вихор. — У меня трое ребят с тебя ростом.
Губастый Пономарь заливается смехом. «Ну, что я вам говорил? — написано у него на лице. — Уж Петюк скажет, так скажет!»
— Ну ладно, тогда чего-нибудь горького доставь нам, — шепотом добавляет Петюк.
— Не положено на тракте.
— Так мы ж на отдых располагаемся. Выходные.
— Бойкий ты очень.
— Нам с тобой еще медовый месяц справлять, надо ж горечью разбавить.
— Ох, Петюк, — сдается Маша. — У тебя всегда медовый месяц.
Укоризненно покачав головой, она выходит из чайной.
— Тебе никогда отказа нет! — Пономарь по-дружески хлопает Петюка так, что тот чуть не слетает со стула. — А ты садись ближе, малый, — предлагает он мне. — Обвыкай.
Входят и выходят из чайной шоферы. Один из водителей заснул прямо на стуле. Старенькая уборщица трясет его:
— В заезжую избу иди, на постелю!
Шофер в полусне отмахивается от нее, как от мухи. Ведь день он, как мог, держался в кабине грузовика, но здесь, в чайной, тепло и покой в одну минуту сломили его.
— Инспектор идет, — пугает старушка.
Нас пятеро за столом: Петюк, губастый Пономарь, наголо бритый шофер — его зовут «Гирей», — и еще один приятель Петюка, веснушчатый, белобровый, похожий на гномика, выскочившего из каких-то саянских расщелин.
— Был случай, прислали для испытаний новую тормозную жидкость, — рассказывает Петюк, продолжая забавлять аудиторию. — Спирту шестьдесят процентов. А мы ехали по зимнику в Кушир. Чуть живые добрались. Как замело! Ни взад, ни вперед. Скукотища. Давай тормозную жидкость пробовать. Но боязно начинать. Все же не «Столичная»!
— Ге-ге-ге! — смеется простодушный Пономарь. — Скажешь — «Столичная»!
— Поймали петуха, заставили напиться. Он покуралесил, однако, потом встал. Значит, ничего. Но боязно. Поросенку тюрьку сделали и покормили. Тоже жив остался. Ну ладно, думаем, надо и на человеке испробовать.
«Паясничаешь ты, — думаю я, глядя
— Кому первому? Желающих не находится. Зовем одного местного старичка, бывшего моряка царского флота. Весь тушью разрисованный, имеет медаль за храбрость. «Так и так, — говорим, — дедок, есть испанский ликер». Тот говорит: «Все перепробовал, а до испанского ликера не дошел. Давай!» Выпил и запел. Ну, тогда и мы стали прикладываться. И что же? Полный порядок на борту. Большое дело — проверка…
Пономарь хохочет на всю чайную, подбадривая Петюка — этот сильный и уверенный в себе парень относится к моему напарнику не без почтительности. Очевидно, ему, неповоротливому увальню, льстит дружба с блистательным Петюком, «первым парнем» на тракте.
Маша приносит две бутылки с лимонадными наклейками. Заскорузлым пальцем Пономарь легко сковыривает пробку.
— Ну, я полагаю, перед сном…
Я отставляю стакан. В дороге не пить — это немудреное правило не следует нарушать даже в Саянах, вдали от инспекции.
Пономарь, добродушно рокоча своим баском, уговаривает:
— Да брось, парень. С Петюком едешь. С ним — как за каменной стеной.
— Не хочет, пусть не пьет, — неожиданно поддерживает меня Петюк. — Уважаю, если с характером.
Компания, чокаясь, торопливо принимается за ужин. Все оживляются, говорят невпопад. Петюк по-прежнему главенствует за столом, как записной тамада.
— Слушай, Петюк, ты знаешь Полунчика? — Пономарь показывает на веснушчатого «гномика», который тут же подтягивается, глядя на моего наставника, как солдат на командира.
— Само собой, знаю Полунчика.
— Надо помочь хлопцу. Что он киснет в диспетчерской? Права ему вернули. Ты не можешь поговорить, чтобы дали Полунчику новую машину?
— Можно, — соглашается Петюк. — Попробуем… Мне еще вот этому корешу, — он толкает меня под бок, — надо помочь с машиной.
— Правильно, надо по товарищески, — замечает Пономарь.
«А они неплохие ребята, — думаю я, и мысли ворочаются в сонной дреме, как рыбы на песке. — Грубоватые, но прямые, без хитростей. Один лишь Петюк с выкрутасами… Но и он понимает, что такое товарищество…»
Лампочка над головой покачивается, словно на пароходе, попавшем в зыбь, стены чайной начинают кружиться. Глаза слипаются.
— Это у него с непривычки, — доносятся слова Петюка. — Целый день дремлет. Убаюкал его Козинский тракт. Иди в кабину, Михалев, поспи часок-другой…
…Кабина еще хранит тепло. Транзистор, оставленный Петюком на сиденье, наигрывает что-то сам себе. Время от времени по тракту проезжают машины, наполняя кабину ярким и мертвенным светом. Сон снова овладевает мной.