Ночной садовник
Шрифт:
— Ничего серьезного, — ответил Кук. — Слегка выбило из колеи.
— Как вы пользуетесь телефоном?
— Мне трудно звонить. Моя дочь потратила несколько часов, программируя скоростной набор на домашнем телефоне и на сотовом. Кроме того, на аппаратах есть кнопка обратного вызова. Потом, ко мне раз в неделю приходит одна сальвадорка и делает то, что я не в состоянии сделать сам. Ее посещения — это часть моих ветеранских привилегий. Она договаривается о встречах, выписывает чеки и все такое прочее.
— Сейчас ведь существуют всякие штуки с речевым управлением, разве
— Существуют, наверное, но я не хочу идти по этому пути. Послушайте, все это, конечно, очень неприятно, но я знаю, что у людей существуют проблемы со здоровьем и посерьезнее. Я хожу на обследования в госпиталь Министерства по делам ветеранов, и там много мужиков, которым гораздо хуже, чем мне. А ведь многие из них моложе меня.
— Вы хорошо со всем этим справляетесь, — сказал Холидей.
— В сравнении с другими, у меня все не так плохо.
Холидей закурил «Мальборо» и выдохнул дым через стол. Он уже не обращал внимания на то, что курит перед Куком. В баре и так было сильно накурено.
— Чувствую себя, как после хорошего рабочего дня, — сказал Кук.
У Холидея было такое же ощущение, но он не собирался признаваться в этом перед Реймоном.
— Вы были одним из лучших, — сказал Реймон, салютуя Куку стопкой.
— Я был лучшим в свое время. Это не похвальба, это — факт. — Кук подался вперед. — Позволь мне кое о чем спросить тебя, Джуз? Какая у тебя раскрываемость?
— У меня? Доходит до шестидесяти пяти процентов.
— Это выше, чем в среднем по отделу, так?
— Да.
— В лучшие годы у меня было почти девяносто процентов, — сказал Кук. — Конечно, сегодня бы я не имел таких высоких показателей. Я видел, как крэк наводнял город в восемьдесят шестом, все это было, как огненные письмена, предсказывающие гибель. Я мог бы проработать еще несколько лет, но ушел почти сразу после этого. И знаешь, почему?
— Почему?
— Работа стала другой, не такой, как раньше. Федералы пригрозили перекрыть денежные потоки в округ, если ГУП не направит больше полицейских на улицы и не начнет производить больше арестов по наркотикам. Но понимаешь, нельзя сажать каждого, кто хоть раз попробовал «дурь» — это не поможет, только разрушит семьи и настроит людей против полиции. Я не говорю о преступниках. Я говорю о законопослушных гражданах, потому что, похоже, сейчас почти у каждого жителя округа Колумбия, особенно из малоимущих семей, есть родственник или, в крайнем случае, знакомый, которого посадили за наркотики. Раньше люди дружелюбно относились к полиции. Теперь мы враги. Если хочешь знать мое мнение, из-за войны против наркотиков патрулирование потеряло всякий смысл. А для копов улицы вообще стали опасны. С какой стороны ни посмотришь, все неправильно.
— Когда я начинал работать в «убойном» отделе, — сказал Реймон, — у нас было двадцать детективов, которые расследовали четыре сотни убийств в год. Приходилось двадцать дел на каждого детектива в год. Теперь у нас в отделе работает сорок восемь детективов, и каждый ведет четыре-пять дел в год. А раскрываемость стала ниже.
— Нет свидетелей, — сказал Холидей. — Только если жертва — ребенок или старик. И даже в этом случае не факт, что кто-то согласится сотрудничать с полицией.
— Да, с полицейскими сейчас никто не хочет разговаривать, — сказал Кук, постукивая пальцами по столу. — Вот что я вам скажу. Округа безопасна, если люди в ней сотрудничают с полицейскими.
— Это в прошлом, — сказал Холидей. Он сделал большой глоток пива, затянулся и стряхнул пепел.
Они выпили еще по одной. Реймон начал ощущать действие алкоголя. Он давно уже не засиживался в баре.
— «Манки Джамп», — сказал Кук, когда электроорган зазвучал громче. — Джуниор Уокер и «Ол Старс».
— Неплохое местечко, — сказал Реймон, оглядываясь на разношерстную и разновозрастную публику.
— Джуз у нас человеколюб, — сказал Холидей.
— Заткнись, Док.
— Что хорошо в этом баре, здесь можно познакомиться с дамами, — сказал Холидей. — Только взгляните вон на ту штучку.
Из холла в бар вошла высокая женщина. Она была настолько хороша, что мужчины разом обернулись.
— Я бы с ней покувыркался, — мечтательно вздохнул Холидей.
— Неплохое выраженьице, — заметил Реймон.
— Я просто мужик, который любит свои «шоколадки». Ничего в этом плохого.
Реймон ополовинил свою бутылку.
— В чем дело, Джузеппе, я тебя обидел? Или ты думаешь, что цветная женщина не клюнет на такого мужика, как я?
Реймон отвел взгляд.
— Джуз женат на сестре, он вам это говорил? — сказал Холидей.
— Хватит нести чушь, Холидей, — сказал Реймон устало и без всякой угрозы в голосе.
— Ты говоришь, что он женат на твоей сестре? — спросил Кук, пытаясь разрядить обстановку.
— Моя сестра умерла, — сказал Холидей. — Скончалась от лейкемии, когда ей было одиннадцать.
— Это шутка, — ответил Реймон Куку. — Он так однажды разыграл меня, когда мы с ним еще ходили в патрульных. И тогда это тоже было не смешно.
— Я не шучу, — сказал Холидей.
Реймон и Кук подождали продолжения, но его не последовало.
Кук слегка откашлялся.
— Значит, ты женат на темнокожей женщине, Джуз?
— Сегодня с утра еще был.
— И у вас все в порядке?
— Думаю, вполне.
— Никаких ухабов на дороге? — спросил Холидей.
— Встречаются иногда, — ответил Реймон.
— Только иногда? — спросил Холидей. — Ходили слухи, что у тебя там были, как это называется, «проблемы с супружеской верностью».
— К черту слухи. Это, небось, тебе твой дружок Рамирес натрепал?
— Не помню. Может, и он. Ходили разговоры.
— Чушь собачья.
— Джонни сказал, что ты к нему сегодня заходил.
— Да, я с ним виделся. Он учил новобранцев — рукопашный, блоки, удары и все такое. Еще один парень, который всплыл, оттолкнувшись от дна.
— Ты хочешь сказать, такой же, как и я?
— Я этого не сказал.
— Ты можешь проработать еще двадцать лет, но тебе никогда не стать таким полицейским, каким был я.
— Тебе не следует так много пить, Док. Из тебя дерьмо начинает лезть.
— Я-то хоть водкой могу отговориться. А ты чем?