Ночные гоцы
Шрифт:
Он сказал:
— В Кишанпур. Едем в Кишанпур.
Пиру попытался возразить, но Родни яростно закричал:
— Кишанпур! Кишанпур!
Зубы свело раскаленной судорогой, и он увидел, как его руки нашаривают пистолет. Ему надо кого-нибудь убить.
Кэролайн медленно заговорила на своем чересчур правильном хинди:
— Он прав, Пиру. Мне это тоже не по душе, не знаю почему, но мальчику нужен отдых. У нас нет выбора.
Пиру пожал плечами и отвернулся, бросив:
— Мне-то что!
Родни впился глазами в его спину. Этот человек совсем не походил на плотника из Бховани. Опасный человек. Доверять ему нельзя. Но всему свое время. Если он будет помнить об этом и сохранять бдительность, он сумеет спасти и Робина, и себя.
Решение было принято, и он снова погрузился в себя. Спать он не мог, поэтому разглядывал муравьев и что-то бормотал себе под нос.
Когда солнце исчезло в раскаленном алом мареве за деревьями, они снова залезли в повозку. В полумраке они тащились по джунглям, пока глубокой ночью не очутились в выбитой колее, так что трясти стало меньше. В темноте мрачной процессией проплывали мимо тени деревьев. Силуэт Пиру мерно покачивался на фоне мерцающих на востоке звезд.
Наступил рассвет, и повозка остановилась. Миновал второй день. Здесь ямы с водой не было, и Пиру пришлось рыть землю топориком, пока на глубине двух футов не появилась коричневатая струйка воды.
Когда вечером они снова пустились в путь, Пиру сказал:
— Мы переберемся через брод у водопада. Там могут быть и другие повозки — в это время года все путешествуют по ночам. Не думаю, что нам грозит опасность, но на всякий случай затаитесь. И, сахиб, не стреляйте, пока я не скажу!
Другие повозки тоже путешествовали по ночам. Пиру прошептал, что одна едет прямо перед ними. Клоки пыли, поднятые ее колесами, все еще висели между деревьями. Дважды мимо проскрипели встречные телеги; однажды протрусила целая компания, сбившаяся в кучу и распевавшая во все горло, чтобы отпугнуть диких зверей. Рядом с заброшенным храмом появился сипай. В руке он сжимал винтовку и, похоже, только что пробудился ото сна.
По полотняному навесу ударил грохот водопада, и буйволы с плеском вступили в воду. Родни, прижавшись глазом к щелке в занавеске, узнавал каждый холм и каждую долину охотничьего заповедника; здесь Шумитра заметила райскую птицу, тут ветка едва не сбила с Изабель шляпу, а вон там, у Обезьяньего Колодца, Серебряный Гуру сидел и поджидал Девана. Над головой дрались и болтали обезьяны. Повозка повернула и двинулась прямо через рощу. Когда дорога совсем пропала из виду, они остановились. Обезьяны затихли.
Пиру соскочил на землю и прошептал:
— Вроде бы вы говорили, что кивер вам маловат. Верно, сахиб? Мне тоже так кажется.
Родни вяло ответил:
— Да. У Рамбира была маленькая голова.
Пиру исчез, и на десять минут наступило затишье. Потом послышался звук голосов и шуршанье листьев. Родни приложил глаз к щелке.
Пиру возвращался вместе с сипаем, которого они видели на том берегу реки. Покрытый пятнами зеленый мундир свидетельствовал о том, что тот — из Тринадцатого стрелкового. Он устало тащился среди деревьев, солнце било ему прямо в лицо, и Родни понял, что знает его. Это был Шамсингх из его собственной роты. Шаму — мирный пахарь, Шаму, рычавший как собака. Он спотыкался на ходу и выглядел больным. Родни вытянул из-за пояса пистолет и навел на Пиру. Этот умрет первым.
Он увидел, что винтовка Шамсингха висит у того за спиной и услышал ноющий голос Пиру:
— Вот моя телега, о сиятельный! Сломанное колесо — то, что спереди.
Сипай ответил:
— Если ты не можешь починить его, Пиру, я-то что сделаю? Кто из нас плотник? Ладно, сейчас погляжу.
Лицо у него было растерянное и напуганное, как у потерявшегося ребенка, а на штык налипли куски печени и сгустки крови. Он говорил хриплым голосом, и, о чем бы он не думал, мысли эти были далеки от Обезьяньего колодца. Он двинулся к передку повозки. Пиру, причитая, последовал за ним, и они пропали из виду. Родни молча развернулся, а Кэролайн положила одну руку на лоб Робина, а другую приблизила к его рту.
Солнце стояло низко, и на полотнище навеса легли две тени: впереди — неуклюжая тень Шамсингха, в высоком кивере с торчащим штыком, а за ним — маленькая головка и согбенная спина Пиру. Родни поднял пистолет.
Руки Пиру дернулись, рванулись вперед и вверх, а потом отошли назад. Теперь между ними и шеей Шамсингха появилась прямая черная полоса. Действие напоминало театр теней, и Родни почувствовал, как приподнимаются волосы на затылке. Пальцы сипая вцепились в полосу, кивер упал и откатился куда-то в пыль, а тело закачалось. Еще минута безмолвного и страшного напряжения, и он начал дергаться, а его башмаки, постукивая, стали выписывать какой-то нелепый танец. Большая тень медленно клонилась вниз, и по-прежнему жесткая линия связывала двух марионеток. Вторая тень развела руки, линия изогнулась дугой и стянулась. Шамсингх рухнул на землю. Его голова стукнулась о переднее колесо.
Родни рывком откинул занавеску и увидел, как Пиру, на лбу которого проступили крупные капли пота, заталкивает в набедренную повязку черный шелковый платок. Шамсингх лежал на боку у колеса, с иссиня-черным лицом и выкатившимися глазами.
Пиру возбужденно обернулся к Родни. Он выглядел лет на десять моложе.
— Вы видели, сахиб? Видели, мисс-сахиба? Очень даже неплохо, скажу я вам. Конечно, он знал меня десять лет и доверял мне, но все же — я справился в одиночку. А ведь прошло… дайте-ка подумать… да, двадцать пять лет и несколько месяцев с моего последнего раза. Тот был восемьдесят четвертым. Значит, этот — восемьдесят пятый.
Он присел на корточки у трупа и принялся расстегивать ремень. Потом поднял глаза и по-детски нахмурился:
— Только по-настоящему он не считается, потому что все сделано не по правилам. Не было ни благословления, ничего.
И он за руки поволок тело к колодцу, покачивая головой и что-то бормоча. Родни вылез из телеги и закинул винтовку, штык и ремень внутрь. Ему стало лучше. От вида мертвого Шамсингха рот наполнился слюной, а в глазах появился блеск.
Кэролайн смотрела на него, и он опустил голову, делая вид, что не замечает. Она медленно сказала:
— Что все это значит? Кто такой Пиру?
— Что значит? Он — туг, профессиональный религиозный убийца в отставке. [104] Должно быть, из-за моего отца стало слишком опасно этим заниматься, вот он и бросил, покуда мог. И он служил полковым плотником — плотником в моем полку — все эти двадцать лет!
Он беззвучно расхохотался. Вернулся Пиру и Кэролайн спросил:
— Почему ты убил этого человека, Пиру? Заманил его сюда и убил?
Плотник повернулся и с удивлением уставился на нее:
104
Туги-душители — служители богини Кали. Душили в жертву Кали путешественников, встреченных ими на дорогах, предварительно войдя к ним доверие (отсюда второе название секты — «обманщики»). Удушение производилось с помощью священного платка — румала. Техника подробно описана в романе. Добавим, что в один из концов платка мог быть вшит грузик, чтобы ломать хрящи гортани. Обычно один человек отвлекал жертву, другой набрасывал ритуальный платок, еще двое держали за руки (поэтому Пиру и гордится, что проделал все сам). Кроме того, туги носили ритуальные топорики, с помощью которых труп жертвы готовили к захоронению. Считается, что число их жертв исчислялось десятками тысяч в год. Рекорд принадлежит тугу Бехраму, который, по его собственным словам, лично удушил 931 человека. Секта тугов была уничтожена в 20–40 гг. XIX века капитаном Вильямом Слименом (в результате превратившимся в генерал-майора сэра Вильяма Слимена, кавалера Ордена Бани). Под его руководством 466 тугов было повешено, 1 504 отправлено на пожизненную каторгу, 933 — в пожизненное заключение. Уничтожение секты тугов стало одним из символов европейского прогресса, который принесли в Индию англичане (наряду с запретом сати и убийств новорожденных девочек). Впрочем, ряд современных исследователей считает, что туги были плодом фантазии Слимена, придавшего мистическое измерение деятельности многочисленных грабителей, свирепствовавших на индийских дорогах в годы, предшествовашие окончательному замирению Индии под властью Компании. Слимен послужил прототипом Вильяма Сэвиджа, которому посвящен роман Дж. Мастерса «Обманщики».