Ночные клинки
Шрифт:
— Люди еще остались вокруг города? — спросил Хашдад. — Если да — то ведь уходить им нужно…
Судья покачал головой.
— Почти никого уже не осталось. Оборотням нужно либо идти на север, либо сворачивать сюда — если, конечно, выводы доблестного Конана верны…
— Понятно, — бросил киммериец, отрывая взор от карты. — А теперь я буду задавать вопросы — и у меня их накопилось изрядно. Во-первых, они способны превращаться при свете дня?
— Нет, — уверенно ответил Неан. — Только после заката, после того, как полностью скроется
— А если они останутся в зверином обличьи после рассвета?
Маг пожал плечами.
— Никто толком не знает. Раньше ходило поверье, что они сгорают, едва только их касаются первые лучи, но я смогу утверждать что-то наверняка лишь после того, как взгляну на них… Хотя бы издали. И, конечно — наложу заклятье.
— Смотри, как бы они сами на тебя не наложили бы… лапу, — мрачно хохотнул Конан. Ответом ему были кислые, вымученные улыбки остальных. Все понимали, что первый взгляд на оборотня может оказаться и последним.
— Так. Понятно. А как они выглядят, когда… это… в людском виде? Кто-нибудь их видел?
Судья отрицающе покачал головой.
— Нет. Их встречали лишь, когда они нападали сами. И нападали они только ночью, как и положено.
— Ясно. То есть любой незнакомец может оказаться оборотнем? — Конан сжал кулаки.
— Ну… Наверное, да. Я выставил стражу в воротах — она никого без моего разрешения не пропустит. На ночь ворота мы крепко запираем и стоим на часах вдоль всей стены. Человек по ней не взберется, леопард — тем более.
— Видел я вашу стену… — проворчал Конан. — Влезет даже грудной ребенок!
— Но наверху стража, — попытался возразить судья. Киммериец лишь пренебрежительно махнул рукой.
— Влезет человек, а на стене обернется леопардом… И останутся от всей охраны одни только кости… Нет, сидеть и ждать в Энгласе я не стану. Тут нужно иное… — Он замолк и надолго погрузился в размышления.
Хашдад тотчас же замолчал тоже, словно имел право говорить лишь если в разговоре участвовал и северянин. Маг же и судья продолжали беседу, обсуждая, какие ловушки можно устроить на пути чудовищ, если они все же станут прорываться в город.
— Ладно! — Конан внезапно поднялся. — Я должен… ехать.
— Что? Как? Куда? — раздалось три одновременных, изумленных возгласа. — Из Энгласа?
— Да, — Конан был уже около двери. — И я поеду один!
— Постой! — Неан сорвался с места. — У меня есть специальное заклятие для розыска этих тварей — по запаху их яда! Возьми меня с собой!
— Я отчего-то думаю, — медленно произнес Конан, — что у меня есть нечто получше заклятий, — и он крепко сжал сильной ладонью серебряный шар на эфесе.
Сильный и выносливый жеребец киммерийца отмерял железными ногами лигу за лигой. Точно коршун, Конан кружил по опустевшей местности вокруг Энгласа. Совсем недавно это была богатая земля, хорошо родившая и изобильная. Теперь же взорам северянина представали одни лишь
Конан искал следы. Не на дороге — утоптанные, они быстро забывали всех, кто ступал по ним; не в воздухе — заклятье Неана осталось вместе с магом в Энгласе; варвар искал следы волшебства Ночных Клинков.
Однако заветный серебряный шар оставался обычным шаром теплого металла. Час проходил за часом, солнце все ниже и ниже опускалось к горизонту — а Конан так и не встретил ни одной живой души. Очевидно, оборотни поняли, что отсюда бежали уже все — кто мог и кто не мог, — и показываться тут в людском обличье означает выдать себя.
Конан совсем уж было собрался поворачивать коня, как вдруг ощутил спиной направленный ему между лопаток горящий голодный взгляд. Инстинкт северного варвара не мог ошибаться. Совсем рядом, за спиной появился враг — жестокий и беспощадный, которого нужно убить, иначе он убьет тебя.
Разумеется, Конан не обернулся. Одно легкое, незаметное чужому глазу движение — и меч вынырнул из ножен. Серебряный шар слегка светился — желтоватым.
Встреча произошла на краю брошенного хутора. Оборотень укрывался где-то среди построек; Конан остановился возле каменного венца колодца. К счастью, ворот и ведро имелись.
Киммериец напился, напоил коня и сел, словно намереваясь переобуться и освежить ноги. Вражеский взгляд преследовал его неотступно; однако сам оборотень не показывался. Похоже, судья был прав — эти люди-леопарды предпочитали охотиться в одиночку. И тот, что смотрел на Конана, был очень, очень голоден. Перед ним была вожделенная добыча — но до темноты оставалось еще немало времени. Что он станет делать — нападет, не меняя форму? Или все же превратится?
Несколько мгновений Конан сидел, словно бы отдыхая. Нет, он ошибся — на него смотрел не человек. Зверь. Превращение уже давно завершилось — но зачем же тогда тварь медлит? Или она тоже в нерешительности?
Как же так, все бегут и прячутся, а этот отчего-то сидит здесь, словно в полной безопасности? Может быть, это неспроста? Потянулось время. Зверь мог ждать — Конан нет. Когда наступит темнота, преимущество окажется у оборотня.
Киммерийцу не оставалось ничего иного, как самому двинуться в дом. Шарик на эфесе меча светился все ярче и ярче — тварь притаилась где-то совсем рядом…
Пинком ноги Конан распахнул дверь. Пусто и темно. На глинобитном полу свалены какие-то кадушки, мешки, мотыги и прочее; и, пока глаза Конана еще не успели привыкнуть к темноте, оборотень прыгнул.
Серебряный шарик полыхнул яростным пламенем. Чистый, белый, слепящий свет озарил убогое строение — и распластавшееся в великолепном прыжке длинное пятнистое тело.
Конан успел лишь упасть на одно колено. Полоснуть мечом — уже нет; тварь оказалась очень быстра. Однако существо в полете боком слегка задело светящийся серебряный шар — и воздух огласился яростным шипением.