Ночные всадники. Нарушители закона. Чертово болото
Шрифт:
Кэт перестала смотреть на деревню в долине и окинула улыбающимся, снисходительным взглядом хорошенькое личико своей сестры.
— Что ж дальше? — спросила она.
— Ничего! — воскликнула Эллен и, придвинувшись к сестре, присела возле нее на корточки. — Но ты должна меня выслушать, Кэт. Мне надо высказаться. Так вот, пять лет тому назад, Кэт Сэтон, двадцатитрехлетняя девушка, и ее сестра, Эллен Сетон, остались сиротами, с капиталом в две тысячи долларов, который они поровну поделили между собой. Кэт Сетон была не совсем обыкновенная девушка. О нет! Она даже была совсем «необыкновенная», как сказал бы Ник. Она обладала твердым характером и нелепым понятием о женской независимости. Я вовсе не хочу сказать, что она не была женственной, — ничего подобного! Но она твердо верила, что может делать то, что нужно, так же хорошо и обдуманно, как любой мужчина. Она была убеждена, что может мыслить не хуже мужчины. Вообще, она не верила в превосходство мужского пола над женским. Единственное преимущество, которое она признавала за мужчиной, заключалось в том, что он мог просить женщину выйти за него замуж, между тем как женщина не могла обратиться с таким предложением к мужчине. Но даже признавая это, она оставляла за собой альтернативу. Она была уверена, что каждая женщина имеет право заставить мужчину обратиться к ней с такой просьбой.
Терпеливая Кэт кротко протестовала.
— Ты изображаешь меня каким-то ужасным существом, — сказала она, нисколько не обижаясь на сестру. — Не лучше ли мне выслушать далее все обвинения против меня?
Но Эллен нисколько не смутилась ее замечанием.
— В этом нет надобности, — возразила она с насмешливой серьезностью. — Притом же тебе надоест раньше, чем я кончу говорить. Теперь слушай! Кэт Сетон очень доброе и милое существо, в самом деле. Только… только она страдает от своих идей.
Черноглазая Кэт, красивое лицо которой выражало решительность и характер, посмотрела на свою сестру с ласковой снисходительностью матери.
— Ты разболталась, дитя, — вот все, что она сказала.
Эллен кивнула головой.
— Ну, что ж, я люблю говорить. Я чувствую себя умнее тогда, — возразила она. Сложив руки на коленях, она с минуту задумчиво смотрела на сестру, которую в сущности обожала.
— Хорошо, — сказала она наконец, — будем держаться рамок обвинения. — Пять лет тому назад этот дух независимости был очень силен у Кэт Сетон, гораздо сильнее, чем теперь. Но это мимоходом. Главное же то, что когда сестры остались одинокими в мире, со своими деньгами, то этот дух независимости внушил Кэт порвать со всеми условностями и приличиями, покинуть свою маленькую деревню в Новой Англии и отправиться на Запад, чтобы там, на широких равнинах Канады, поискать людей и счастья. К чему это привело, мы видим!
Она остановилась и опять взглянула на сестру, которая снова обратила свой взор на долину. С покорным вздохом Эллен продолжала:
— Так было пять лет тому назад. Пять лет тому назад две одинокие, осиротевшие девушки покинули свой хороший деревенский дом в Новой Англии, продали все — дом, а не деревню! — и обратили свои любопытные взоры к зеленым прериям дикого Запада, родине диких лошадей, буйволов и безжалостных москитов.
Веселая улыбка заиграла на лице Кэт.
— Что ж ты остановилась? — спросила она.
— Это от волнения, — отвечала Эллен, делая вид, будто она вытирает глаза, — от волнения, вызванного воспоминанием обо всем этом «проклятом деле», как сказал бы Ник.
— Оставь Ника в покое, — заметила Кэт. — Во всяком случае он далеко не так часто разражается проклятиями, как делаешь это ты… Ну, я скоро пойду. Мне надо приготовить молитвенный дом для завтрашней службы. Так вот…
— Ах, так и есть! — вскричала Эллен, и в ее смеющихся глазах выразилось торжество. — Пять лет тому назад Кэт Сетон никогда бы не сказала это. Она бы сказала: «Провались он, этот старый молитвенный дом, и с ним все старые кошки, которые собираются там, чтобы злословить и клеветать друг на друга во имя религии!» Вот что она бы сказала тогда! Ну, а теперь другое. У нее исчезла любовь к приключениям, исчезло ее презрение к условностям, исчезла ее независимость. Что она теперь? Простой фермер в юбке, чернорабочая незамужняя женщина, выращивающая тыквы и другие овощи. Ее тонкие руки, за которыми она так ухаживала прежде, должны постепенно огрубеть, и ее красивое лицо покроется морщинами.
— Эта незамужняя женщина-фермер, однако, имеет успех, — возразила Кэт своим глубоким музыкальным голосом.
Эллен кивнула головой и с какой-то безнадежностью признала истину ее слов.
— Да, — вздохнула она, — и это самое худшее. Мы приехали сюда, чтобы найти для себя мужей, и нашли — тыквы! Охотники за людьми — мы так называли себя. Это было необычайное выражение, и потому мы употребляли его. Мы хотели охотиться за живыми мужчинами, которые могли бы сделаться нашими мужьями. И вот… Кэт Сетон! — вдруг вскричала она, вскакивая на ноги и потрясая перед ее лицом своим маленьким кулачком. — Вы обманщица, самая настоящая обманщица! Да, да! Не смотрите так на меня! Живые мужчины? Приключения? Пуф! Вы стали такая же ручная, как любая деревенская кошка, и вы такая же… сонная!
Кэт тоже поднялась, но она вовсе не смотрела на сестру, она просто хохотала. Ее красивое смуглое лицо светилось самым искренним весельем под влиянием разглагольствований сестры и ее нападок. Она любила ее безответственную болтовню, так же как любила и ее благородную натуру. Она ласково погладила ее плечо и затем обняла ее.
— Я бы хотела на тебя сердиться, Эллен, но я просто не могу! — сказала Кэт. — В некоторых отношениях ты была близка к истине в своих забавных речах. А знаешь ли, наш основной капитал в банке теперь увеличился. Наша ферма процветает. Мы употребляем рабочую силу: два создания, которые называют себя мужчинами, но в действительности обладают характерными черепами свиней или тигров или каких других столь же ужасных созданий. Мы можем теперь выписывать наши наряды непосредственно из Нью-Йорка или Монреаля. Подумай об этом! Разве это не результат нашей независимости? Я признаю деревенскую деятельность и, по-видимому, люблю Скалистые Ручьи. Это такой выбеленный склеп и обитатели его такие негодяи, но с забавными, огромными сердцами. Да, я люблю даже нелепые собрания здесь. А что касается отваги и любви к приключениям… Ну, мне кажется, она не совсем еще исчезла.
— Во всяком случае, она завязла… среды тыкв и капусты, — быстро заметила Эллен и, высвободившись из объятий сестры, она встала перед ней с забавным видом обвинителя. — Подожди минутку, Кэт Сетон. Все это неверно. Я выступаю с обвинением, но защищать себя ты не можешь. Ты должна только слушать и подчиниться приговору. Помни, что это не суд мужчин, а суд женщин. Так вот: мы охотницы за мужчинами. Мы потому только приехали сюда, и я осталась тем же. Мы пять лет охотимся, а каков результат? Я скажу тебе. Мне делали предложения каждые сколько-нибудь подходящие штаны в этой деревне обыкновенно тогда, когда носящий их напьется. Единственные, не просившие меня выйти за них замуж, это два наших работника, Ник и Пит, и то только потому, что заработка их не хватает для того, чтобы они могли напиться в достаточной мере. А что касается тебя, то большинство здешних парней питают к тебе такой благоговейный страх, что даже в припадке белой горячки не осмелятся говорить о женитьбе на тебе. Единственные мужчины, у которых хватает мужества смотреть на тебя другими глазами, это: инспектор Файльс, когда долг службы заставляет его бывать в Скалистых Ручьях, и пьяница Чарли Брайант, владелец ранчо и художник. Ну, а как принимаешь это ты, охотница за мужчинами? Почему ты убегаешь всякий раз от Файльса, как кролик от охотника? Достаточно только упомянуть его имя, чтобы тебя охватила дрожь и ты бы смутилась, как застенчивая девица. А между тем, ты втайне восхищаешься им. Что же касается другого твоего обожателя, то ты взяла на себя роль какой-то сестры милосердия и проповедника трезвости. Ты так увлеклась своей ролью, что в светлые промежутки, когда он не находился во власти своей болезни, он не мог не влюбиться в тебя и совершенно потерять голову.
Хохочущая Кэт собиралась протестовать, но Эллен остановила ее величественным жестом.
— Подожди, — сказала она. — Выслушай же все обвинения. Всмотрись хорошенько в свою деревенскую жизнь, которую ты ведь тоже обвиняешь. Ты, столь независимая и смелая женщина, обладающая возвышенным умом, ты стала чем-то вроде слуги молитвенного дома, к которому ты примкнула и который, в сущности, управляется сборищем головорезов и пиратов, жены и отродье которых нисколько не лучше их самих. Ты выполняешь деревенские социальные функции, но так же относишься к ним, как любая деревенская мать к своей неумытой, но все увеличивающейся семье. Ты болтаешь с ними и злословишь не хуже их, и я уверена, что в своих дружеских чувствах и милосердии к ним ты готова была бы пойти и вымыть скребницей всех их грязных ребят. Что сделалось с тобой, Кэт? Во что ты превратилась? Возвышенный дух покинул тебя. Семя, столь богатое обещаниями, пустило ростки, которые стали вырастать, но плодами была тыква. И вот мы стареем! Я не могу ничего тут поделать. Я выскочила из сельскохозяйственной борозды, куда мы погрузились и… Смотри!
Она сделала драматический жест рукой, указывая на худощавого молодого человека, медленно поднимающегося к ним по склону долины.
— Вот он, твой пациент, художник! Твой пьяница, собственник ранчо! Это символ, ходячий символ тех уз, которыми уничтожается мужественный дух наших… гм… молодых сердец.
Но Кэт не обратила внимание на приближающегося человека, она видела перед собой только оживленное личико сестры.
— Ты большой ребенок, — сказала она. — Я должна была бы рассердиться на тебя. Должно быть, ты меня действительно свела с ума. Но право же, твой разговор о тыквах сбил меня с толку. Не беспокойся обо мне. Я вовсе не изменилась. Может быть, я делаю некоторые вещи, которые кажутся тебе странными, но… но… я знаю, что я делаю!.. Бедный Чарли! Взгляни на него. Я часто думаю, чем это кончится…