Ноги
Шрифт:
Но вот за что было набрасываться на Шувалова? Все обозреватели и знатоки терялись в догадках, друг за другом приходя к одинаковому выводу: Джимми Джамп окончательно сбился с нарезки. Всем отлично была известна преданность Шувалова каталонскому клубу, и тем возмутительней и бессмысленней представлялась выходка Джимми. Возможно, всему виной было провокационное заявление нового президента мадридского «Реала» Флорентино Переса, который пообещал за русского чудо-форварда любые деньги и выразил готовность увеличить зарплату Шувалова до десяти миллионов евро в год. Тогда о возможном переходе Шувалова заговорили как о совершившемся факте, и потому неудивительно, что в мозгу такого вздорного парня, как Джимми, могло и замкнуть — неистовое обожание русского игрока моментально сменилось столь же неистовой ненавистью.
Шувалов же, слишком пребывавший в «здесь и сейчас», в футболе как в сакральном пространстве и слишком сконцентрированный на игре, отреагировал на это заявление с изрядным опозданием, что многими было воспринято как свидетельство его колебаний и
— Неужели вы полагаете, что их деньги пахнут иначе, чем деньги Коплевича? — спросил он журналистов, напоминая о своем побеге и прилете в Барселону в том трижды проклятом ящике. И тут же ответил на свой вопрос: — Вот две кучи дерьма, и одна из них вдвое больше другой, но пахнут они одинаково.
— Вы не продаетесь ни за какие деньги? — спросили его напрямую.
— Почему же? Я продаюсь. Но только за очень большие деньги. Тот, кто хочет меня купить, должен иметь огромное количество денег. Он должен купить со мной вместе всех игроков «Барселоны», ее главного тренера, тренерский штаб, а заодно и «Ноу Камп», всех наших фанатов и увезти все это в другое место, в другую точку земли. И тогда я окажусь в этом самом месте, но никак не иначе.
Интервью вызвало бурные споры. Одни обвиняли Шувалова в позерстве и сознательном пренебрежении деньгами, в непомерно раздутом высокомерии и желании показать, что обычные человеческие устремления над ним не властны. Другие восхищались его бескорыстием и называли Семена последним футбольным святым. Наиболее же прозорливые увидели в Шувалове «просто большого ребенка». «В феномене Шувалова, — писал в «Фигаро» футбольный обозреватель Жан-Жак Мерсье, — мы имеем дело не с наивностью дикаря, который и не подозревает о существовании ценностей цивилизации. Скорее, здесь явное отставание в развитии, когда исключительно одаренный игрок во многих отношениях является ребенком. И насколько Шувалов зрел, изыскан, утончен в своем футбольном искусстве, насколько он в нем артист, творец, философ, настолько же он груб и примитивен во всем остальном — в практической, в социальной жизни, в бизнесе. Шувалов чувствует себя в своем искусстве — мне не хочется прибегать к словам «профессия», «ремесло» — как рыба в воде. Он пребывает в нем на самом сложном и высоком уровне, но в то же время и совершенно автоматически, бессознательно. Шувалов умеет быть, но совершенно не способен представлять. Царить на поле, повергая соперников в полнейшую растерянность и страх своими действиями, — это означает быть. Что касается искусства самовыдвижения, самопредставления, а проще говоря, продажи самого себя, то это несомненно важное умение находится у Шувалова в зачаточном состоянии. Как раз то качество, которое в современном мире признается едва ли не главным условием успеха человека, в Шувалове угнетено, атрофировано. Подобное отсутствие самовыдвигающего начала, подавленность умения подавать и продавать самого себя выглядит едва ли не полным нонсенсом в нашем обществе, в котором рекламный образ, имидж, искусство выдвижения и продажи занимают однозначно доминирующее положение.
И вместе с тем Шувалов — это прежде всего представление, зрелище, захватывающий спектакль, а значит, и имидж, в данном случае имидж неограниченных человеческих возможностей. Шувалов — это прежде всего мощнейшее визуальное впечатление. То представление о мощи, силе и даже какой-то животной красоте, которое мы получаем, наблюдая за каким-нибудь хищным зверем — гепардом или ягуаром. В данном случае говорить о том, что гепард или ягуар в совершенстве владеют искусством самопредставления, по меньшей мере нелепо. Точно так же мы не можем сказать подобное в отношении Шувалова.
Человек, не умеющий преподносить себя, придавать себе значение, ценность, стоимость в глазах окружающих, не может и желать продать себя подороже. Таким образом, в некотором смысле он действительно не продается. Он просто не способен осознать самого факта продажи. Тем не менее Шувалов сегодня стоит миллионы. Он — редчайший пример того, когда просто быть уже означает и представлять, и цениться, и стоить. Шувалов представляет себя одной своей игрой, точно так же, как хищные звери представляют себя одним только прыжком, прогибом спины или оскалом. Шувалов — редчайший пример свободы от всякой необходимости представлять что-либо, чем он на самом деле не является».
Разговоры о деньгах, переходящие во все более отвлеченные дискуссии, никакого отношения не имели к выходке Джимми. Никто не слышал монолога — ни журналисты, ни телеоператоры, ни охранники, крутившие знаменитому каталонскому психу руки. Однако то, что выпалил Джимми Джамп о фальшивости шуваловских подвигов, об искусственности его финтов и голов, которые для него якобы кто-то организовал, задело Шувалова и часто вспоминалось ему в самый неподходящий момент — когда он творил игру на поле. Все тело тогда сковывалось невиданной усталостью. Происходило невероятное — он терял мяч. «Что
Итак, собственные подвиги Шувалову не принадлежали. Но кто их тогда подстроил и как? Была ли хоть доля истины в восклицаниях перекормившегося фантастическими фильмами лунатика? То, что Шувалова обслуживали, то, что он был в известном смысле зависимым и его игра напрямую связывалась с действиями других футболистов, — все это само собой разумелось, и никто бы не подумал это отрицать. Пасы товарищей, их беспощадно выверенные навесы — во всем этом Шувалов нуждался как в воздухе, ибо для завершения комбинаций ему на помощь должны были приходить игроки совершенно иного склада — «ассистенты», «подносчики снарядов», такие, как бесподобный Роналдинью, Деку или Хави Эрнандес, способные доставить мяч в любой квадратный метр поля с любого расстояния и из любой позиции. Но это совершенно естественное «разделение труда» — каждый из игроков исполняет свою партию в командном оркестре. Когда симфония подходила к финалу, достигала точки наивысшего напряжения, вступал со своим итоговым соло и центрфорвард Шувалов, или импровизируя, словно джазмен, или просто отыгрывая последние аккорды. Однако Джимми утверждал, что Шувалов насквозь продажен, что он не один такой, что таких, как Шувалов, много. И что собраны они главным образом в мадридском «Реале». Джамп был уверен, что игроки противника только симулируют сопротивление и противодействие, а на самом деле ни в чем не препятствуют Семену и всякий раз действуют так, чтобы Шувалов мог легко провести свой очередной финт. Конечно, это бред, такого не может быть! Зачем ему, Шувалову, прибегать к столь кощунственной и нелепой игре в поддавки, когда он и сам без всякой посторонней помощи превосходно мог сделать гол?
Разумеется, чем ярче и зрелищней будет играть он сам, тем больше поклонников к себе привлечет — сотни тысяч, миллионы, несметные толпы. Таким образом, Шувалов попросту обречен стать дорогостоящим и привлекательным для армии потребителей брендом. Он сам это прекрасно понимает. Разумеется, интерес к этому бренду нуждается в постоянной подпитке. И вот здесь-то на собственные силы игрока полагаться нельзя. Семен может, уже сочтя себя великим и непогрешимым, разболтаться, расслабиться, начать почивать на лаврах, пожиная плоды былых своих успехов. Он может начать играть кое-как. Таких примеров масса: очень ярко стартовавшие игроки скоро превращались в бледную тень самих себя и, склонные к излишнему кокетству, самолюбованию да и просто банально обленившиеся, сходили с большой футбольной сцены. Но что делать, если деньги в раскрутку вложены уже многими фирмами? Причем вложены на десять лет вперед? Тогда, может быть, и вправду стоит поддержать непогрешимость игрока искусственно? Заставить его блистать независимо от того состояния, в котором он находится. А как ему помочь в этом? Нужно раздвинуть защитные ряды противника, замедлить бег его непосредственных опекунов, открыть свободные коридоры, бреши… Позволяя игроку выступать без спадов, не давая ему превратиться в убожество, фирмы продолжали бы извлекать прибыль из его громкого имени, рекламируя все новые товары и обчищая карманы многомиллионных стад болельщиков. То, что Шувалов и не думал почивать на лаврах, упиваться достигнутым, тут не играло ровным счетом никакой роли. Цель спонсоров — вполне рациональная цель — очевидна. Но то, что представлялось вполне вероятным в отвлеченных рассуждениях, никак не могло осуществиться в реальности, на футбольном поле. Шувалов слишком доверял противникам, которые сражались против него. Они получали естественное удовольствие от честной игры, удовольствие гораздо более сильное по сравнению с теми сомнительными благами, которые бы эти игроки извлекли, согласись они на искусственную организацию игры и на уступки ему, Шувалову. Напротив, его всегда «прессовали по полной», «закрывали» и опекали всерьез. Очень скоро он сыграл в труднейшем выездном матче против грозного «Манчестера» и был настолько жестоко в нем бит по коленям и голеням, что окончательно уверился в бредовости измышлений Джимми Джампа.
8. Там и тогда
Москва
Июнь 2004
— Да что же это такое? — в сердцах воскликнула она. Пластмассовый стаканчик с горячим кофе шмякнулся об пол, и она затрясла ошпаренной рукой, а потом принялась лихорадочно шарить в сумке в поисках салфетки. Сказать, что она была взбешена, значило бы ничего не сказать.
Во-первых, этот Шувалов оказался законченным неандертальцем, а во-вторых, от работы с ним она отказаться уже не могла. Неделю назад она знала о нем разве только то, что он невиданно знаменит в футбольных кругах. Его называли «вундеркиндом», «кудесником», «виртуозом», но она не очень-то понимала, что имелось в виду и почему та возня на поле, которую ей неоднократно доводилось наблюдать, должна быть приравнена к искусству. Беготня за мячом двух десятков молодых голоногих мужиков (как и любой другой вид спорта) представлялась ей добровольным самоистязанием и мучительством, странной сферой человеческой жизни, в которой люди насилуют и уродуют собственное тело во имя каких-то бессмысленных побед и ради каких-то сомнительных рекордов. Она не могла понять психологии тех, кто заполнял по уикендам футбольные трибуны (очень грубое зрелище для потребителей «Клинского» и «Арсенального»). Но вот то обстоятельство, что ежемесячные заработки этих самых голоногих мужчин зачастую равняются гонорарам голливудских актеров или, скажем, чернокожих звезд рэпа первой величины, и делало хамов вроде Шувалова полноправными обитателями мирового «глянца».