Ноготок судьбы
Шрифт:
К моему великому удивлению, Вуд одобрил образ жизни, столь противоречащий здравому смыслу. Голосом немного задыхающимся, которому астма придавала какую-то особенную мягкость, он ответил княгине:
— Да, Толстой прав. Вся философия заключена в словах: «Да будет воля твоя!» Он понял, что все зло на земле происходит потому, что воля человеческая не согласуется с волей божьей. Я страшась только одного: как бы он не испортил прекрасной доктрины фантазерством и чудачеством.
— О нет, — возразила княгиня, понижая голос и, видимо, колеблясь, — учение графа можно счесть чудачеством лишь в одном отношении. Оно заповедует исполнять супружеские обязанности до самого преклонного возраста
Старый Вуд отвечал, едва сдерживая волнение:
— Ну, что ж, предписание мудрое, святое предписание! Любовь плотская и естественная свойственна всем живым тварям. И если это чувство не омрачено смятением и душевным беспокойством, оно является источником той совершенной, той божественной и животной простоты, без которой нет спасения. Аскетизм — это дух гордости и бунтарства. Возьмем хотя бы пример ветхозаветного Вооза [199] и вспомним, что Библия называет любовь хлебом старцев.
199
Вооз— по библейскому преданию, Вооз в глубокой старости женился на молодой девушке Руфи и имел от нее сына.
И он весь просветлел, преобразился, пришел в экстаз, призывая взглядами, жестами, всем своим существом чей-то незримый образ.
— Анни! — шептал он. — Анни! Анни, моя возлюбленная, не правда ли, Господь хочет, чтобы его святые любили друг друга во смиренномудрии бессловесной твари?
И, обессилев, он опустился в кресло. Тяжкие вздохи вздымали его богатырскую грудь, и вся его могучая фигура казалась в эту минуту еще более мощной: так исполинские машины принимают особенно грозный вид, когда они сломаны. Княгиня Зеворина, не выказывая ни малейшего удивления, отерла ему лоб своим платком и уговорила выпить стакан воды.
Что касается меня, то я был поражен. Я не мог признать в этом безумце человека светлого ума, с которым мы столько раз беседовали в его кабинете, заставленном «Blue-Books», [200] и рассуждали о делах Востока, о франкфуртском договоре и кризисах наших финансовых рынков. Я не скрыл своего замешательства от княгини, и она сказала мне, пожимая плечами:
— Вы истинный француз! Для вас безумен всякий, кто мыслит по-иному, нежели вы. Успокойтесь: наш друг Вуд в здравом уме, вполне здравом! Пойдемте послушаем певицу!
200
«Синие книги» (англ.). — отчеты парламентских комиссий и прочие официальные документы.
Проводив княгиню в залу, я собирался уйти. В прихожей я застал Вуда, который надевал пальто. Казалось, он вполне оправился после припадка.
— Дорогой друг, — сказал он, — помнится, мы с вами соседи. Вы живете по-прежнему на набережной Малакэ, не так ли? А я остановился в гостинице на улице Святых отцов. Пройтись пешком в такую сухую погоду одно удовольствие. Если позволите, мы выйдем вместе и дорогой побеседуем.
Я охотно согласился. В подъезде он предложил мне сигару и протянул электрическую зажигалку.
— Чрезвычайно удобная вещь, — сказал он. И подробно объяснил мне ее устройство.
Я узнавал Вуда прежних дней. Обмениваясь беглыми замечаниями, мы прошли шагов сто. Вдруг мой спутник мягко положил руку мне на плечо:
— Дорогой друг, в словах, сказанных мною нынче вечером, кое-что должно было вас удивить. Если позволите, я вам объясню.
—
— С охотою удовлетворю ваше любопытство. Я питаю уважение к вашему уму. Мы по-разному смотрим на жизнь. Но несходство убеждений вас не пугает, и это делает честь вашему мужеству. Качество довольно редкое, особенно во Франции!
— Все же я думаю, дорогой Вуд, что свобода мысли…
— О нет! Вы, французы, не теологи, как англичане. Но оставим это. Я расскажу вам в кратких словах историю моего миросозерцания. Когда мы с вами встречались, пятнадцать лет тому назад, я был корреспондентом лондонского «World». Пресса играет у нас более значительную роль и является более доходным делом, чем у вас. Я занимал хорошее положение и извлекал из него всяческие выгоды. Я преуспевал в делах и через Несколько лет достиг двух завидных благ: влияния и богатства. Как вам известно, я человек практический.
Я никогда не действовал бесцельно. И в особенности я стремился познать высшую цель — цель человеческой жизни. Занятия богословием, к которым я чувствовал склонность еще с юности, указали мне, что эта цель лежит вне земного существования. Но я колебался в выборе пути к ее достижению. Я жестоко страдал. Неуверенность невыносима для человека моего склада.
Такое душевное состояние побудило меня чрезвычайно внимательно отнестись к исследованиям в области особой психической силы человека, предпринятым Вильямом Круксом, [201] одним из выдающихся членов королевской Академии. Я знал его лично, и он по праву заслуживал уважения как ученый и джентльмен. В то время он производил опыты над одной молодой особой, одаренной необыкновенными психическими качествами; и, как некогда Саула, его почтил своим появлением настоящий призрак. [202]
201
КруксВильям (правильнее — Уильям; 1832–1919) — известный английский физик и химик, увлекавшийся спиритизмом.
202
В Библии говорится о том, что царю израильскому Саулу перед битвой с филистимлянами явился призрак пророка Самуила и предсказал гибель.
Прелестная женщина, которая некогда жила нашей жизнью, а к тому времени уже обитала в загробном мире, предоставляла себя в распоряжение знаменитого спиритуалиста и подчинялась его требованиям в границах, допускаемых благопристойностью. Я думал, что исследования, поставленные на той грани, где земное существование соприкасается с существованием потусторонним, приведут меня, если я буду следовать им шаг за шагом, к познанию тайны, короче говоря — истинной цели жизни. Но вскоре надежды мои оказались обмануты. Хотя опыты моего почтенного друга и производились с большой точностью, они не давали основания для достаточно ясных заключений теологического и морального характера.
Притом Вильям Крукс неожиданно лишился драгоценного содействия покойной дамы, которая столь любезно принимала участие во многих его спиритических сеансах.
Обескураженный недоверием общества и оскорбленный насмешками своих собратьев, он перестал опубликовывать материалы, относящиеся к познанию психических сил человека. Я посетовал на свою неудачу его преподобию отцу Бартоджу, с которым находился в сношениях с тех пор, как он возвратился из южной Африки, где проповедовал Евангелие, действуя в религиозном и вместе с тем практическом духе, достойном старой Англии.