Нордвуд. Призрачные нити
Шрифт:
Это был один из последних разговоров, последних зимних вечеров, когда за окном все еще лежал почти растаявший снег. Его белые объятия ослабевали, обнажая мокрую, наполненную талой водой землю. Эта весна пахла сыростью, первой зеленью и потерями, которые тонкой полосой пропитывались сквозь несколько белых листов судьбы. Не у всех есть вечность. У мистера Хедерсона она только началась. По крайней мере, так он говорил своему внуку во сне.
Третье полнолуние… Этим утром вся их семья собралась на кладбище. Вороны, словно черные тучи,
– Тодор, хватит там сидеть, нам пора. Вставай же, глупый, – высокая женщина покачала головой. – Звон колоколов давно затих, его душа покинула наш мир. Вставай, вставай, нам нужно успеть на поминки.
– Столько воды утекло, а вы на каждых похоронах молча стоите у этой ивы, – женщина с любопытством всматривалась в черные, словно тьма, глаза.
– Но вас больше интересует, почему я прихожу на эти похороны, верно? – низкий, вкрадчивый голос заставил ее поежиться. – Это традиция – провожать души погибших. Все достойны прощания и прощения, даже если вы их не знали. Нордвуд не любит черствости.
– Нордвуд? Хотите сказать, что вы из тех, кто верит, что все решает именно город?
– Полагаю, вы тоже, раз переехали из Миртвеста. Новый Нордвуд не принял вас? По ту сторону реки совершенно другой мир.
– Но… как вы узнали? – женщина тревожно обернулась.
– Прячьте свои амулеты: они говорят о вас больше, чем вы думаете, – Тодор достал из кармана очередную сигарету и закурил. – Вы узнали все, что хотели?
– Да, простите… – она тревожно сжала в руке украшение и поторопилась уйти.
Тодор лишь криво ухмыльнулся, выпуская дым. Его длинные черные волосы трепал ветер. Пряди легко путались, закрывая лицо. Кладбище постепенно пустело: кто-то спешил по делам, кто-то хотел побыстрее покинуть мрачное место, кому-то здесь было нечего делать. Пошел дождь. Его густая пелена окутывала ветхие деревья, скрывала в водяной дымке уродливые черные ветви, орошала землю, отдавая ей свои слезы. Тодор пристально наблюдал за Анри. Этот юноша напоминал ему о прошлом. О том, как его торопили покинуть могилу деда, о том, как ему не хватило времени принять действительность. Но Анри никто не потревожит – у него никого не осталось.
Спустя годы Тодор жалел лишь об одном – он так и не научился покидать кладбище после звона колоколов. Каждый раз он дожидался, когда все опустеет, никого не останется и лишь потом уходил, стараясь потеряться в шумных улицах правобережья. Эта часть города слишком давила на него. За пеленой северного тумана он чувствовал себя скованным, привязанным к прошлому. Каждая улица напоминала ему о потерях, о чернилах, которые пропитали всю его тетрадь. Но теперь это не важно – у него есть вечность, за которую он заплатил сполна.
Небольшая комната наполнилась магией. Ее тонкие черные нити обвивали хрупкую и беззащитную Эмму. Светлые волосы спутались от беспокойного сна. Ведьма задыхалась, жадно глотая воздух. Казалось, еще один хрип – и все погрузится в тишину, но за окном начиналась гроза. Первые раскаты грома эхом отражались в полупустой комнате. Через открытую форточку влетал свежий воздух. Его аромат наполнял помещение сыростью и холодом. Комнату озарила яркая вспышка молнии, и Чейз проснулась.
Задыхаясь, едва держась на ногах, она подошла к окну. Шатающиеся затворы с трудом поддались, но, скрипнув, отворились. Девушку окутала стихия: волосы трепал ветер, кожу орошал ледяной дождь, который сильными порывами врывался в распахнутое окно, раскат грома дрожью откликался в груди. Эмма кричала. Пока хватало воздуха, пока она еще могла дышать. Сипло, прерывисто. Она была на грани. Ночной кошмар обнажил ее душу, чувства, которые так долго оставались в глубине сознания, чтобы она не сошла с ума. Но то, что так долго просится наружу, рано или поздно вырвется.
Она до боли в пальцах сжимала оконные ручки, надеясь, что это поможет заглушить эмоции, – тщетно. Слезы пеленой застилали глаза, в горле застыл ком, но Чейз забралась на подоконник и, на секунду застыв, прыгнула вниз.
– Ты думаешь, смерть поможет тебе избавиться от страданий? – мужской голос звучал тихо, мягко, но его владельца рассмотреть в темноте не удавалось.
– Слишком много темной магии… Глупышка, немедленно проснись. Ты должна спасти душу.
– Душу…
Это слово раз за разом повторялось. Оно, словно ведро ледяной воды, отрезвляло, возвращая в реальность. Эмма испуганно села в кровати. Ее руки по-прежнему дрожали. Витиеватый знак неприятно обжигал кожу. Его алое свечение резало заплаканные глаза. Тело знобило. Окно с треском открылось, впуская в комнату первые капли начинающейся грозы.
– Черт возьми! – ведьма бессильно закрыла лицо ладонями и расплакалась.
Руку жгло, словно раскаленный металл касался кожи. Чейз прикусила губу, надеясь, что это поможет сдержать крик боли, но он вырвался из ее пересохших уст, хриплый, протяжный. Эта ночь не прошла для нее без следа – на бледной коже вырисовывался новый символ. Первые капли крови, растекшись, мешали рассмотреть его, и Эмма дрожащими пальцами размазала ее по запястью. Буква Н, написанная таким же легким и тонким почерком, как и предыдущий символ, стала отметкой Нордвуда. Хорошей? Плохой? Чейз не знала, сейчас ее беспокоили переполняющие сознание эмоции и боль, растекающаяся по руке.
– Не пытайся убежать. Я найду тебя, где бы ты ни была.
Голос, преследовавший Эмму в кошмаре, прозвучал настолько близко, что та в испуге оглянулась, – никого. За окном началась гроза, разряжая напряжение в воздухе. Яркая молния на несколько секунд осветила комнату и тут же погасла, оставляя Чейз наедине с ее страхами. Но и они понемногу уходили, уступая место всепоглощающей пустоте и апатии.
Черная нить мягко обвила запястье, поглощая небольшие капли крови вместе с эмоциями. Темной магии всегда нужны чувства.