Норки!
Шрифт:
Но пока Филин преодолевал сравнительно небольшое расстояние, отделявшее его бук от Тропы, вчерашняя реплика Раки относительно «тщеславного дурака» несколько раз всплывала в его памяти, и он с угрозой подумал, что лучше бы кроличьи задумки оказались действительно стоящими. Для самих же кроликов лучше…
— Мы очень рады видеть тебя, о могучий Филин! Не правда ли, товарищи? — снова затянул свою песню Лопух.
— Конечно, мы очень рады! — послушно откликнулись остальные, однако хор их голосов прозвучал как-то неубедительно, а тут еще Филин из чистого озорства пошевелил когтем, и Травобой едва не повалился на землю кверху лапами. Сам Лопух тоже нервничал,
Главная сложность, с которой Лопух столкнулся еще до того, как делегация вышла в путь (да и по дороге Травобой не переставал ворчать по этому поводу), заключалась в том, что на это же самое время было назначено собрание, посвященное обсуждению последствий вторжения желтой собаки. Теперь Лопух видел, как можно попытаться совместить одно с другим.
— Нам нужно обсудить очень многое, о могучий Филин! — сказал Лопух. — В ближайшее время должно начаться чрезвычайное заседание нашего Общества Сопричастных Попечителей, посвященное обсуждению человека и его желтой собаки. Может быть, ты пойдешь… полетишь с нами? Для тебя это была бы замечательная возможность увидеть все собственными глазами, — продолжал Лопух, заговорщически понизив голос. — Лучше всего, Филли, если ты прилетишь туда потихоньку — чтобы никто не знал о твоем присутствии. Дай я только отошлю остальных.
Филин неуверенно кивнул.
— Товарищи! — повернулся Лопух к продолжавшим трястись кроликам. — В своей неизречимой мудрости наш друг Филин любезно согласился отпустить вас, дабы вы не пропустили эту важную встречу. Со своей стороны позвольте порекомендовать вам отправиться в путь немедленно — тогда вы наверняка успеете к началу.
Кролики не заставили себя просить дважды. Возглавляемые Травобоем, мгновенно очнувшимся от транса, они запрыгали прочь с такой очевидной поспешностью, что Лопух невольно поморщился.
— Надеюсь, ты не сочтешь их невежами? — извинился он перед Филином, когда хвост последнего из его товарищей пропал в кустарнике. — К сожалению, будучи далеко от своих нор, они пока не могут не чувствовать себя неуверенно в твоем присутствии.
Маргаритка — единственная из всей делегации, кто предпочел участию в собрании общество своего уважаемого Предводителя, — только теперь ухватила нить разговора.
— Ты мог бы присутствовать на собрании никем не видимый, в то время как сам бы ты все видел и все слышал, — пискнула она. — Для тебя это пара пустяков, ведь именно так ты ведешь себя, когда охотишься.
Филин быстро взвесил в уме все возможности. Его слух был достаточно остер, чтобы услышать не только то, что кролики говорили, но и то, чего они не говорили. Маргаритка была совершенно права: последовав этому совету, он получал отличную возможность предварительно взглянуть на то, во что собирался ввязаться. Кроме того, Филину всегда нравилось действовать из засады.
— Хорошо, идемте, — сказал
Лопух блаженно улыбнулся. Филин, сам того не подозревая, успешно прошел первое испытание, подтвердив свою заинтересованность и наличие изрядного количества здорового любопытства. Но самое главное, он показал себя существом, способным принимать решения без долгих раздумий и колебаний. Поглядим, что скажут молодые активисты-раскольники, когда испробуют на себе воздействие этого секретного оружия!
На время оставив замысловатый жаргон Сопричастных Попечителей, Лопух рискнул пошутить:
— Собрание состоится, как всегда, на Большой поляне. Будем рады видеть — вернее, не видеть — тебя там!
К его огромному разочарованию, Филин так и не улыбнулся в ответ.
В качестве наблюдательного пункта Филин выбрал удобную развилку в стволе древнего дуба, который рос в центре Большой поляны. Словно серое облако, Филин скользнул между ветвями и поудобнее устроился в своем укрытии.
Филин много слышал о собраниях Сопричастных Попечителей Леса, особенно при встречах с барсуком Борисом или с лисом Фредди.
— Скучища смертная! — презрительно фыркал Борис. — Эти трепачи просто сидят на травке и болтают, болтают, болтают без передышки. Регламент, процедура, пункты повестки, поправки, возражения — и так до тех пор, пока кто-нибудь не выдвинет резолюцию, где записана вся чушь, о которой они болтали. Потом кролики голосуют и возвращаются по своим норам, воображая, что своей резолюцией они изменили лес и окружающие поля в придачу.
— Боюсь, Фил, все это — просто куриный помет! — с томным видом добавлял Фредди и зевал. — На твоем месте я бы и лапой о лапу не ударил. И на твоем тоже, Борис. К чему так горячиться? Береги лучше кровеносные сосуды: лопнет — не починишь.
Видя, как барсук шипит и плюется от отвращения, Филин готов был согласиться со своими друзьями, однако его несколько смущало то обстоятельство, что Борис сам увлекся движением Попечителей, о чем он и сообщил с очаровательной непосредственностью.
— Я сам себя ненавижу за это, Филли. Хотелось бы мне никогда о них не слышать, об этих трепачах, но это как чесотка — настолько раздражает, что уже не можешь об этом не думать. На этих собраниях постоянно разыгрывается какая-нибудь драма, и вот я уже не могу оторваться!
Как объяснял Борис, собрания Общества Сопричастных Попечителей всегда проходили у подножия Могучего дуба — огромного старого дерева, стоящего в середине Большой поляны. Могучий дуб считался самым замечательным деревом в лесу — на этом сходились и Попечители, и все остальные, — но дело было вовсе не в красоте кроны и изяществе ствола. Напротив, его ствол был шишковатым и бесформенным, узловатые сучья страшно искривлены и перепутаны, а в коре — в тех местах, где некогда росли сломанные ветром ветки, — зияли глубокие отверстия. В этом не было ничего удивительного: дуб стоял на открытом месте, и ему особенно доставалось от непогоды.
Но самое главное заключалось в том, что Могучий дуб был так стар, что никто уже не помнил его молодым деревцем. И вот уже на протяжении нескольких поколений птицы, звери и насекомые считали его символом своего родного леса.
Выглянув из-за неохватного ствола, Филин увидел кролика, взгромоздившегося на пень, оставшийся от второго такого же дуба, спиленного людьми в незапамятные времена. Он так и назывался — Пень. Фредди как-то рассказывал, что для Сопричастных Попечителей он считается чем-то вроде святыни и играет важную роль в их собраниях.