Нормальные горожане
Шрифт:
На фоне древних развалин появились деревья (судя по заостренным макушкам кипарисы), формируя собой просторную аллею, в ее центр выскочила высокая дородная женщина с распущенными черными волосами. Егору сначала показалось, будто она обнажена, но несколько секунд спустя стало ясно, что это всего лишь купальник телесного цвета. Кстати, масса людей в зале, по всей видимости, тоже посчитали женщину голой, что было хорошо слышно по сбивчивому, хранившему нераскрывшееся возмущение шуму, прокатившемуся по головам. Женщина растерянно металась от одной стороны аллеи к другой и, вскидывая ладони вверх, иногда призывно вскрикивала: «Amore! Amore! Amore!». Некоторое время спустя, сверху спустились еще два персонажа и повисли на том же уровне, на котором
Егор встряхнулся, соседка слева вновь начала сопеть, а та, что справа, – неожиданно предложила Егору бинокль. Егор молча помотал головой и надавил на уголки глаз кончиками пальцев стараясь снять напряжение. «По реакциям этих старух можно измерять перепады действий!» – подумал Егор, и края сцены поглотила темнота, оставив видимой только аллею.
Героиня приподнялась на цыпочках и аккуратно прикоснулась к сердцу кончиком пальца, – раздался тонкий камертонный звон. Она улыбнулась и потянулась к рогу точно так же, коснувшись и его, но на этот раз заиграла громкая и насыщенная классическая музыка. Женщина повторила прикосновения еще и еще раз, пока не начала метаться в хаотично скачущих тонких красных лучах, изображая смятение. Героиня замерла так же неожиданно. Она мечтательно подняла лицо, и слева в затемнении проступило и исчезло сердце, пронзенное тремя мечами, а справа, такой же короткой вспышкой, проявился и угас образ богатого стола, усыпанного яствами. Женщина села на корточки, обхватила голову руками, и темнота поглотила ее.
Объявили антракт. Егор с нетерпением вышел из зала и стоя у зеркала в уборной и умывая лицо, отметил, что у него совсем нет привычки ни к такому освещению, ни к таким креслам, и уж точно к подобным представлениям. Глаза резало на ярком свете, стоило выпрямиться – спина «заныла», а та часть рассудка Егора, которая отвечала за понимание образности и содержания спектакля вообще, билась внутри в каких-то ментальных корчах. «Надо же было растянуть такое на полтора часа!» – думал Егор, желая срочно перекусить. Отстояв очередь в театральном буфете, Егор приобрел бутерброд с красной рыбой и кофе, отошел к только что освободившемуся столу и было снял пленку с бутерброда, как его окликнул приятный женский голос:
– Прошу прощения! Вы позволите? Все остальные столы заняты… Если, конечно, вы никого не ждете…
– Не жду. Пожалуйста! – сдвигаясь к стене, машинально произнес Егор, вместе с тем думая: «Вот она, моя удача!».
Девушка оказалась довольно приятной и ожидаемый Егором подвох, допустим в виде сопровождающего ее мужчины, оказался пустым опасением. Она не только представилась, но и сделала это первой, что, по мнению Егора, прямо указывало на ее общительность в не меньшей степени, чем симпатию к нему. И вот, казалось бы, куй железо пока горячо – шути, рассуждай, спрашивай, в общем, увлекай девушку разговором! Но нет, теперь Егора словно подменили – он слишком сосредоточился на бутерброде, чтобы говорить на абстрактные темы. Эта девушка была прекрасна, но она только пила кофе и ничего не ела, а жрать при ней бутерброд с рыбой Егор не мог, опасаясь спугнуть.
Девушка завела разговор на тему атмосферы представления, а Егор косился на бутерброд и думал, вот бы только улучить свободную от разговора минутку – минутку одиночества, хотя он бы управился быстрей – просто проглотил бы этот бутерброд «живьем», чтобы сразу приобрести смягченный благообразный вид и спокойно пить кофе мелкими глотками. Но чертова баба не собиралась ни порыться в сумочке, ни почитать сообщения в телефоне или кому-нибудь позвонить – она была сосредоточена
– …вы знаете, этот режиссер очень удачно выступил со своим предыдущем спектаклем. Я, тогда как раз была в Барселоне, просто туристкой, и попала на фестиваль – представляете! А там: Люк Персеваль, Тони Сервилло, – и все в одном месте! Обещали даже Херманиса, но, видимо, что-то пошло не так, и его так и не было. – мечтательно улыбнулась новая знакомая Егора.
«Да ты что – ну надо же – вот так просто приехала и сразу на фестиваль?! Вот это удача! А без Херманиса понятное дело – какой фестиваль, – баловство одно!» – с издевкой рассуждал Егор мысленно, не представляя, с чего она взяла, что ему известен хоть кто-нибудь из названных, и что конкретно – в его наверняка нервозном образе – выдает хотя бы намек на подобный интерес? Но девушка и не думала останавливаться.
– Кстати, вы заметили некую перчинку дионисианства в, очевидно, очень христианском взгляде режиссера на постановку? С одной стороны, опора на женское тело, но на самом деле, конечно, душу, требующую любви, а с другой – типичная монотеистическая двойственность: вот тебе черт и ангел – пожалуйста, выбирай! – Егор только задумчиво кивал и пил остывший кофе. – А как вам этот антураж? Мне кажется, он куда больше подошел бы мюзиклу или рок-опере, или, скорее, даже балету? А еще мне кажется, постановщик – скрытый оккультист: одно использование в декорациях символизма карт таро – чего стоит! – Егор только развел руками, как бы говоря: «Очевидность этого смешно обсуждать!», хотя, конечно, понял мало из сказанного.
Раздался звонок ко второму акту. Новая знакомая Егора выразила нетерпение узнать, чем продолжится спектакль и присоединилась к публике, понемногу продвигающейся в зал. Егор согласно кивнул, между тем рассеянно пытаясь сообразить, что ему делать: кофе заглушил голод настолько, что оправдать перед собой быстрое поглощение бутерброда он бы уже не смог, поэтому, улучив момент, замотал бутерброд обратно в пленку и сунул его в карман.
Вернувшись в зал, Егор с недоумением поймал себя на некоем облегчении. И, размышляя о том, что здесь ему никто не станет докучать «Херманисом и компанией», еще подумал: «…вот где все наши!» – и, еле сдерживая улыбку, занял свое место посреди знакомых уже старух.
Продолжение спектакля разразилось активным сценическим действием и канонадой духовых инструментов. Прежде псевдонагая героиня сейчас была одета в длинное ярко-желтое платье, носила корону и восседала на высоком троне, установленном на насыпи из овощей и фруктов. Она смотрела вперед, держа в руке посох, на котором кое-где виднелись тонкие веточки с зеленой листвой, в то время как по сцене сосредоточенно металась группа рыцарей, как полагается, в доспехах и с мечами, наверное, изображая маневры.
Героиня ударила посохом о пол, и музыка остановилась. Рыцари медленно отступили в темноту и замерли тенями в глубине сцены. Королева снова ударила посохом и опять воскликнула: «Amore! Amore! Amore!». Стоило ее возгласу угаснуть, вдалеке заиграл барабан. Его звук все приближался и нарастал, пока на сцену не вышел карлик, ряженный арлекином. Он ловко отбивал марш на старом барабане и позвякивал круглыми колокольчиками на своих остроносых башмаках. Вслед за барабанщиком тянулся строй из мужчин в пестрых нарядах, кружевных воротниках и шляпах замысловатых форм с перьями и лентами. Хотя, стоило карлику скрыться за кулисами, следующий за ним принц взялся кланяться в приветствиях, обращенных королеве, а строй превратился в очередь. Теперь уже каждый кланялся и рассыпался в реверансах, но королеву не впечатлил ни один, и, судя по выражению лица, она злилась все сильней, пока зловещая музыка с нарастающим накалом и беспорядочно скачущие красные и фиолетовые лучи маленьких прожекторов, бьющих снизу, окончательно ни указали на ее бешенство. Свет на сцене медленно погас, и только алые вспышки из глубины кулис освещали очертание трона и контуры мечущихся фигур.