Нормальные горожане
Шрифт:
Что касается критики. Первым делом нужно понять, что критика бывает не только негативной, хотя конечно чаще она проявляет себя именно так… Любому творцу, особенно начинающему, перво-наперво нужно научиться не боятся критики, в противном случае это немедленно повлияет на его произведения. А в произведениях важно не соответствие требованиям современного дискурса или моды, а именно незамутненная индивидуальность художника. Именно художник определяет эпоху, а не наоборот! Хорошо, я немного сбавлю обороты… Но вы, как всякие разумные слушатели скажете универсальное, если учишь, как не надо – предложи решение. И оно у меня есть! Вам необходимо понять одну единственную вещь – у каждого человека независимо не от чего, есть изначальное право на творчество и это право непогрешимо, и не может быть ограничено ни слабой ремесленной подготовкой, ни условиями жизни, ни степенью интеллектуального развития. Если понять это однажды, никакой страх забвения, никакой критик, вас не остановит… Кстати, есть еще одно, что нужно понять – право окружающих на творчество, точно такое же непогрешимое и святое, каким обладаете вы. И если получится закрепить это в голове, то и критик становится
О цензуре… А цензура зверь неоднозначный! Как правило под определением цензуры проходит понятие политическое. Так сказать, ограничение властью неудобных или вредных для нее высказываний, имеющих гипотетическую возможность внести беспорядок в избранный государственный курс. Но видов цензуры куда больше. Например, морально-этическая, куда можно внести культурно-этническую, национальную, узкосоциальную. Допустим живет себе народность где-нибудь на островах и само собой имеет свои правила и порядки быта и отношений, выработанных годами, и приходит цивилизованный человек, смотрит и говорит, что нельзя жрать мясо мартышки и необязательно во время брачных игр бить женщину по башке дубиной. И думать не надо как сработает культурно-этническая цензура – повесят этого горе миссионера на входе в селение и продолжат жить, как жили. В узкосоциальных средах цензура будет помягче, но и там ее достаточно, особенно в монастыре, тюрьме или армии. Морально-этическая цензура в широком смысле – это изначально синоним гражданского кодекса… Это всё в общем и целом ясно, но мне думается, что вам полезнее будет узнать, что же такое цензура художественная. Для начала, я думаю все согласятся, что высказывание в любом виде творчества должно быть самым широким, в масштабах замысла и коль уж скоро мы беремся художественно отражать жизнь, то ее необходимо копировать во всей красе и мерзости, не обращая внимание не на эмоции, не на психологические уловки. Художественная цензура в этом случае – это, как правило самые грубые и узкие рамки морали…Да, мораль держит нас на плаву, как единый социум, что-то вроде «если я не ем соседа – это залог того, что сосед не съест меня», и здесь и кроется парадоксальное, ведь именно мораль зачастую наносит первый удар по настоящему творчеству. Заштриховать, стереть, закрасить, надеть трусы на Аполлона и халат на Афродиту! Но глашатаи этой самой морали словно забыли, что обнаженное тело в искусстве – это не то же самое, что обнаженное тело в порнографии и, как заворожённые транслируют собственные скрытые желания и комплексы, вынося их на публику в виде запретов, прикрываясь необходимостью сохранения высоких моральных норм. А на самом деле – это носители такой же физиологии, но невостребованной противоположным полом. А с личным неудовлетворением, в том числе сексуальным, оказывается можно бороться указанием на моральные грехи общества. Но я не устану повторять – тех чиновников от культуры, которые ставят знак морального равенства между Венерой Боттичелли и календарем от Playboy, словом из трех букв на стене дома и стихами Лермонтова на той же стене, ни в коем случае нельзя подпускать к управлению даже краеведческим музеем, не говоря уже о большем. Но я отвлекся… ах да цензура. Но художественная цензура – это не самое страшное, куда страшнее для художника самоцензура. И если она начнет подавать признаки жизни не вздумайте ее игнорировать – ведь это верный признак внутриличностного раскола. Вы конечно спросите, как она проявляется, и я вам отвечу. Когда вместо свободного выражения замысла произведения вы начинаете подменять точные и ясные слова эвфемизмами, когда страх высказывания выше творческого импульса, когда страх ответственности за честное слово не позволяет его произнести – это и есть самоцензура. Но самое страшное даже не в страхе, а в том, что сам творческий замысел никуда не девается и никак не изменяется – он продолжает существовать внутри и под давлением страха, начинает искать другие пути самовыражения, а внешне подчас это проявляется жутко: алкоголизм, наркомания, маниакальные проявления. Не смотря не на что не подавляйте свой творческий потенциал, иначе он вам отомстит, а тот цензор, чем бы он не прикрывался – он либо глупец, либо сволочь потому что своим запретом, он убивает творческий порыв, а ведь за ним вполне может скрываться гений, что несомненно единственное социально приемлемое чудо.»
Следующим пунктом в дневнике, шел спор на тему семейных ценностей. В роли спорщиков выступал взвинченный студент института кино и телевидения и бывший театральный актер, а ныне сценарист телевизионных сериалов.
«Нужно понять, что семья, как институт себя исчерпала, – небрежно объявил студент.
– Это очень интересно. И если это так, то как общество держится вместе? – уточнил сценарист.
– А это здесь причем?
– Как это причем! Не думаешь ли ты, что семья – это просто форма удобного существования? Нет, друг мой, семья больше чем просто «папа, мама, дети». Семья – это место первой социализации человека, а значит в совокупности из каких семей выйдут дети, таким и будет весь социум, поэтому семью называют ячейкой общества, то есть семья первая связующее звено между человеком и обществом
– Хочешь сказать, если не будет семьи, не будет и общества?
– Именно это я и говорю. Сам посуди, где ребенок получит правильный навык общения, если не в семье?
– Не знаю, но объективно институт семьи становится пережитком…
– Ты заблуждаешься и даже, если это так, то что придет на его место?
– Не знаю, детские дома и дома престарелых…
– Не дай бог. Ты видел, когда ни будь толпу детдомовских? Нет! Тогда я тебе скажу – это не та компания, которую хочется встретить в подворотне. А если таким станет целый народ…нет, так и скажи, что не подумал прежде чем сказать.
– Я тебя понял, но есть же такая тема, количество разводов растет геометрически, хочешь сказать это не указывает на семейный кризис?
– Указывает. Конечно указывает. Но в этом указании нет ни слова о том, что институт семьи себя исчерпал. Это скорее пустая болтовня любителей выдать желаемое за действительное, а может такая тенденция кому-то выгодна и этот кто-то просто-напросто берет деньги у государства на борьбу с этим кризисом. На самом деле, мне кажется, что нет никакого кризиса семьи, а есть избалованность отдельных граждан и неумение выбирать партнеров. Если бы каждый из нас посмотрел на себя более или менее беспристрастно и выбрал для себя действительно подходящего партнера, а не идеализированного, то и эти самые разводы резко бы пошли на спад. Хотя, наверное, все же это индустрия…Средства массовой информации, все эти сериалы и шоу сеют в головы неустойчивых граждан идею того, каким должен быть партнер, а в жизни приходится жить с живым человеком…
– Вот я и говорю! – не растерялся студент.
– Но кризис все равно здесь не причем! – одернул его сценарист, – Вопрос все равно остается открытым, что придет на смену семье, как первичной форме, где воспитываются дети, а старики с комфортом доживают свой век? Семью нельзя уничтожить, ее можно только чем-то заместить. Вот мне и интересно, что это может быть: прайд, коммуна, стая, клан, племя. Что это будет? Только не надо идиотских высказываний про индивидуальность, пока мы не гермафродиты, речи о индивидуальности не идет.
– Но люди все равно деградируют, – не найдя ничего лучше, сказал студент.
– Это-то здесь причем?! Пусть они хоть наглухо отупеют – это ничего не изменит. Или ты думаешь, что семьи заводятся от большого ума?! Ха! Это естественная форма существования человека и чем больше он подвержен инстинкту размножения, тем скорее обзаведется семьёй. Даже в доску тупой, поймет, пусть не умом, так гормонами, что нужно объединится с особью противоположного пола, и как можно скорее наклепать себе подобных.
Новой главой дневника были рассуждения о природе любви. В записях не имелось отметки о принадлежности к какому-либо роду деятельности рассказчика, стояло только: «Говорит случайный человек».
«Как это случилось, так и мучаюсь над тем, как ее понять, все вокруг говорят – это просто любовь, и их это устраивает, а я вот мучаюсь. Кто бы знал, как я завидую тем, кто нашел единое выражение любви и успокоился, ведь у меня-то этих лиц сотни и никакой определенности. Нет, я не имею в виду будто я бабник – всё не так буквально, я только хочу сказать, что по-человечески хорошо бы понять, как быть, если кругом видишь только любовь. Любовь без романтики и вообще человека, куда не посмотрю – везде она. Что с этим делать не понятно. Я уже догадываюсь, что это человеческие глаза меня обманывают и если смотреть не с рациональной точки зрения, то выходит, что это великое счастье видеть кругом одну только любовь, но рациональное все еще есть, ум никуда не делся и от этого страшновато и растерянность какая-то или скорее дезориентация. Куда и зачем идти, если кругом одна и та же любовь. От нее, конечно тепло, свободно, уютно даже, но просто больше ничего нет и бывают такие мысли, что это злая шутка судьбы и если я по настоящему ее приму, то в этот момент случится что-то страшное. Вроде такого злого розыгрыша. Вот поэтому и не могу расслабится целиком. Еще из минусов этого состояния – жена обижается – ревнует к каждому столбу. Раньше я в упреках жил, как все, а как любовь видеть стал, так и началось. Люди стали смотреть иначе: когда в них любовь видишь и они ее в тебе различают. Мужики кивают, женщины ресничками хлопают, дети улыбаются, будто я какой-нибудь артист на прогулке. А жена спряталась за ревность и больше ничего к себе не пускает. В ней-то тоже любви столько, что захлебнуться можно. Ну, ладно, это я так. Еще, пока не привык к этой любви всё хотелось что-то сделать хуже, потому что, когда ты в любви, больше ничего не надо – двигаться некуда. И не то чтобы это сильное удовольствие, нет, больше это что-то нейтральное. Вот и хотелось что-нибудь испортить чтобы выйти из этого нейтрального, пусть даже и в минус. Однажды испортил – нарочно сломал замок в комнате и ничего не изменилось, даже больше того, дочка с женой меньше ссориться стали. Раньше бегали, прятались друг от друга в этой комнате, а как замок сломался, так и спокойней стали. Кстати, недавно был на похоронах старого знакомого. Ехал туда и думал – вот там-то точно так встряхнет, что сразу выскочу из этого нейтрального состояния, но ничего подобного – кругом все равно та же самая любовь. Труп крышкой накрыли, положили в яму, присыпали землей, женщины в слезах, а я только любовь и вижу, даже как-то не по себе стало. Оказывается, даже в чужой смерти никакого страха нет, хотя если кругом одна любовь, почему смерть должна быть исключением?» …
___
Сегодня к Дусе зашел ее парень Дима, тоже художник, но с академическим образованием. С некоторых пор они договорились, что должны иметь возможность приходить в гости друг к другу так, чтобы ненароком не сбить поток вдохновения, как известно не приемлющий никакого графика. Случались эпизоды, когда на кого-то из них сваливался творческий порыв и любое даже мелкое отвлечение могло спугнуть его, и чтобы избежать этого, они обменялись ключами от квартир.
Обыкновенно Дуся прятала свой дневник подальше от посторонних глаз, но именно сегодня, сделав очередную запись, оставила его прямо на кухонном столе. А Дима, как раз расположился на кухне, и пока дожидался Дусю, прочитал его от корки до корки.