Нормальные горожане
Шрифт:
Дусина творческая смена заняла больше времени чем ожидал Дима. После прочтения дневника, прошел может быть час, когда Дуся вышла из своей студии. Она улыбнулась, но увидев на столе свой дневник насторожилась, торопливо стащила его со стола и став серьезной спросила, прочел ли его Дима. Получив положительный ответ разволновалась и взялась изображать муку: стала хныкать, как ребенок и бормотать о том, что нельзя читать чужих писем, а тем более дневников.
– Дуся, ты меня не ругай. Тем более то, что я прочел мне очень понравилось, – сказал Дима глядя прямо Дусе в глаза.
– Это не имеет значения – все равно нельзя читать чужих дневников!
– Скажу еще раз – мне понравилось, но это не дневник, – стараясь говорить мягче, заметил Дима.
– Как это не дневник?! Это мой дневник!
– Нет, я тебя знаю, а это чужие слова. Это записки за твоими гостями, это их опыт их слова, их смыслы… Это не твой
– Нет мой! Все эти смыслы мои, просто у меня не было слов, чтобы их выразить.
– Тогда тем более не твои. Это, как если бы вместо того чтобы писать свои картины, ты взяла бы фотоаппарат, прошлась по музеям, потом склеила из фотографий альбом и говорила – это мои эмоции и чувства, просто у меня не нашлось умения, холста и краски. Нет, когда проживаешь собственный опыт, к нему и слова и остальное прилагается, а это, в хорошем смысле, плагиат и если хочешь остаться честной перед собой, подпиши эту тетрадь «Чужой дневник».
Дуся кричала, топала и трясла вымазанными в гипсе кулачками. Дима же безропотно молчал и только подчеркивал каждый выпад подруги соответствующим мимическим пассом. Дуся чуть успокоилась, он встал из-за стола, взял из ее рук смятую тетрадь и отложил в сторону.
– Ну, всё, всё… – обнимая еще протестующую Дусю, сказал Дима, – я еще раз тебе говорю – не нужно выводить идеального человека, не нужно из себя лепить нового Будду или Христа…кстати они-то, как раз это лучше всех понимали. Ты же художник, и даже в этой тетради у тебя написано – нужно понимать собственную ценность. Где-то здесь есть о самоцензуре… Я тебя прошу не ври себе и не нужно создавать идеалов – ты уже прекрасна. Ты ведь не врешь в живописи, не врешь в скульптуре – они поэтому и живые, а если нужно вести записи – пиши о себе. И знаешь если бы это был по-настоящему твой дневник, я бы это понял по первым же строчкам, и клянусь тебе, я бы нашел в себе силы его не дочитывать.
Воспитанный мальчик
По природе Коле достался резвый характер. С тех пор, как научился ходить: лез куда его не просили, дрался, не слушал никого, и одежда на нем будто горела. Мать растила его одна. Кстати, она считала, что именно безотцовщина стала причиной такого сыновьего поведения, но менять ситуацию не спешила. До поры ей казалось, что с сыном ничего нельзя поделать: ни крики, ни побои не могли урезонить его натуры. Она уже понемногу стала смирятся с этим, но, как бывает, вмешался случай. Однажды, на детской площадке ей попалась незнакомая мамаша, как позже выяснилось новая соседка. Ее ребенок вел себя ровно противоположно Коле: не вопил, не задирал окружающих детей, но при этом был активен и легко общался со сверстниками. Колина мать не удержалась и умилилась такому поведению ребенка, к слову в этот же самый момент, Коля снял с какого-то ребенка кепку, нацепил ее на себя и с диким воплем побежал в сторону помойных баков. Мать Коли даже не попыталась вернуть все на место, а только сокрушаясь вздохнула и схватилась за голову. Новая соседка, надо думать восприняла это, как крик о помощи и произнесла: – «Характер ребенка – это не приговор!». Разговор завязался быстро и еще быстрее скатился к теме психологии ребенка. Новая соседка подходила к вопросам воспитания с неведомой Колиной матери стороны – она отрицала физические наказания и приветствовала силу убеждения. Основным аргументом здесь, являлось многократное повторение тех требований, которых необходимо достичь. Но требования эти должны звучать в форме не оставляющей выбора. А фразу, в случае с Колей предлагалось выбрать такую: «Хорошо, что ты у меня такой спокойный», причем независимо от того, подходит ли это к случаю с точки зрения здравого смысла. В рамках этого метода, необходимо было одинаково реагировать, как на драку или валяние в луже, так и на обыкновенное спокойное поведение.
Колина мама ясно усвоила этот порядок воспитания, хотя он и оставлял некоторые вопросы. Соседка четко предупредила, что на начальном этапе практики, ребенок будет дезориентирован и первой пострадает его здравая оценка ситуации. Но в процессе повторения предложенной фразы, из количества она перейдет в качество, и ребенок сам не заметит, как станет куда спокойней. При этом, после активной фазы трансформации, возврат верной ориентировки на здравый смысл, необходимо будет восстанавливать в общении со сверстниками. Итак, мать Коли хотя и сомневалась в этичности применения такой техники, но после того, как Коля попытался бросить цветочный горшок в соседа по лестничной площадке, решила: либо психиатрическая больница, либо это. И как часто бывает – самолечение победило. Вот только ей показалось, что фраза: «Хорошо, что ты у меня такой спокойный», слишком слабая для характера сына и нужно нечто позабористей, чтобы уж наверняка и с запасом. И ее собственная простота вместе со стремлением максимально подавить сыновью душевную смуту, привели ее к двум другим словосочетаниям: «Ты у меня слабохарактерный» и «Ты дурак».
Надо сказать, метод оказался очень сильным и буквально за полтора года, из резвого и порывистого ребенка, Коля превратился в горемычного недотепу с обостренным вниманием к деталям. Не глупого, но глубоко неуверенного в себе и пугающего мать своей любовью подолгу сидеть в тишине и бездействии.
Ближе к выпуску из школы, мать неожиданно распознала такое поведение сына, как некое отклонение и тем сильней удивилась, когда проведенный психиатром тест ничего подобного не показал. И хотя расчет матери на то, что в семье растет потенциальный: врач, артист или по крайней мере военный, немедленно зачах, то здесь нашлось место и успокоению, потому, что из такого в том числе не получится, ни бандита, ни вора, ни любого другого преступника.
Решительность или более-менее явные таланты в Коле не проявлялись, зато совершенно бесполезные: рассудительность и занудство с недавних пор обнаружили себя во всей красе. Кстати, вновь прорезавшаяся теоретически полезная любовь Коли к биологии, которая по мнению Надежды должна была когда-нибудь стать залогом будущей профессии учителя, себя не оправдала. В университет Коля так и не поступил ни с первого, ни со второго раза, а денег для взятки в семье решительно не хватало. Словом, мать собралась с духом и, образно говоря, поставила на сыне крест. С тем определила, что подошел возраст для женитьбы и в виду слабой сыновьей инициативности организацию его личного счастья тоже взяла на себя.
Претенденткой на безымянный палец Коли стала Дарья – дочь школьной подруги матери. Крупная физически и многократно превышающая Колю в смысле опыта человеческого общения. Грубоватая, сильная, вычеркнувшая себя из разряда тех, кто выходит замуж по любви, по причине не особенно выразительной внешности и тяжелого характера. Она нуждалась в замужестве только в рамках общественной нормы – чтобы не хуже, чем у других. Мужчина как опора и глава семьи ее не интересовал. Она уже имела опыт сожительства с взрослым мужиком из глубинки и, как только синяки и ссадины зажили, стала искать более современных, так сказать демократичных взаимодействий. В отношениях она хотела диалога: места конструктивному обсуждению любого возникшего вопроса, где женщина имела бы равное право высказаться без опаски физического замечания. Здесь Коля, как кандидат, во всех известных смыслах, не имел конкурентов. До того, как Дарью сосватали, она было думала податься в феминистки, но воспитание и зависимость от общественного мнения заставляли ее рассуждать так: «Феминистка или нет, а какой-никой мужик нужен!».
Свадьбу сыграли в конце августа. Хотя свадьба – это слишком громко – скорее вечер в честь бракосочетания в узком кругу. В общем, расписались и поехали на квартиру к Дашиной матери. Из празднующих, кроме молодых и их матерей, за столом сидела Дашина подруга, две престарелые соседки по парадной и бывший отчим Даши, недавно отлученный от бытовой деспотии посредством развода Михаил. Он случайно зашел к матери Даши занять денег до зарплаты и так же невзначай остался на торжество, не обращая внимания на протесты окружающих. Несмотря на мужское пополнение, Коля на этом женском празднике поддержки не заимел. Этот бывший отчим пил один, нес какую-то чушь и частил с тостами. А что касается друзей, которых можно и нужно было позвать на торжество, то у Коли с этим было плохо. Дружить он не умел. Да и кому нужен зануда, разве что компании таких же, но никого подобного в его родном дворе не находилось и все праздники, будь то: новый год, день рождения, а вот теперь и свадьбу он праздновал с мамой. Отец Коли, по словам матери, был капитаном грузового судна и утонул вместе со своей баржей где-то в территориальных водах Аргентины. Колю до поры эта версия устраивала. Он догадывался, что такой ответ лишь выдуманная отговорка, но тот факт, что она более или менее правдоподобна дарил успокоение. Это могло значить, что мать все же рассматривает его, как хотя бы мало-мальски думающего и не пытается подсунуть варианты: об отце космонавте, летчике-испытателе или того хуже иностранном шпионе. (Кстати, по словам матери, довольно крепкая физиология Коли – это единственная заслуга его «утопленника-отца»).
Праздник удался с натяжкой – Михаил напился, не выдержал нудной речи Коли, психанул и разбил ему нос. После, женщины скрутили и вытолкали Михаила взашей и оказали пострадавшему первую помощь. Рука у Михаила была тяжелой и опытной – глаза у Коли заплыли в раскосую монголоидную гримасу и мать забрала его домой до тех пор, пока его вид не вернется в исходное состояние. Возражение новоиспеченной супруги никто в расчет не принял, с тем первая брачная ночь молодых сдвинулась на неопределенный срок.