Норне-Гест
Шрифт:
И он со смехом поведал Скур, как удачно он приобрел свои бронзовые орудия. Он сам отлил и выковал их, чтобы хорошенько познакомиться со свойствами металла, и заплатил кузнецу не только за науку – платить надо за все, – но и за металл, а его пошло немало: топор был увесистый; но как она думает, чем он заплатил за все это?.. Камешком, маленьким блестящим камешком, который он подобрал где-то во время своих странствий и припрятал за его алый цвет и блеск. Кузнец так распалился, когда увидел камешек, что готов был нагрузить на Геста столько металла, сколько ему и не унести было, – всего за один камешек! Какие глупые бывают люди!.. Гест во все горло хохотал над дураком, променявшим топор и нож из бронзы на камешек!
Скур покидала страну тоже не с пустыми руками; она взяла с собой в челн небольшой мешок посевных семян, которые и бережет пуще всякого сокровища; из этих семян они получат свой первый урожай – если духам земли будет угодно и небо благословит их поле. А в объятиях она держит пару козочек; это были ее собственные животные, и поэтому она захватила их с собой. С радостью забрала бы она и коров, не будь они чужими; впрочем, они-то не поместились бы в челне. Да хватит ей возни и с козами; они боятся воды и порываются выпрыгнуть из челна; пришлось связать им ноги и положить на дно лодки; вреда им это не причинило.
Скоро уже можно было ежедневно высаживаться на берег и хоть ненадолго выпускать коз погулять. Мало-помалу животные так привыкли к плаванию, что спокойно стояли в челне без всякого присмотра. Гест направился от Зеландии к противоположному берегу, к большой земле, Швеции, о которой слыхал раньше, но где ни разу еще не бывал. Он пересек Зунд в самом узком месте – в хорошую погоду это пустячный переход даже для очень нагруженной лодки; затем он двинулся к северу, придерживаясь низкого, скалистого берега, выдававшегося в море длинным мысом. Гест искал устье какой-нибудь реки, которая дала бы ему возможность проникнуть в глубь страны. К югу он не направился, зная, что Сконе и берега Балтийского моря были густо заселены, – он же, как и в прежние свои странствия, искал вовсе не людей.
Где бы они ни увидели на берегу дым или другие признаки человеческого обитания, они торопились объехать это место подальше или укрывались где-нибудь до ночи. Обогнув мыс, они увидели устье первой большой реки и направились было вверх по течению – берега показались им необитаемыми. Но в конце второго дня плавания они встретили плывущую по течению требуху и другие отбросы и повернули назад, поняв, что там, выше по реке, живут люди. В следующей реке, впадавшей в море севернее первой, они даже встретили людей, наткнулись на них совершенно неожиданно в укромном уголке между скалами, где хотели укрыться сами. Но ехавшие во встречном челноке из шкур испугались пуще них и притворились мертвыми, растянувшись на дне своего челна, закатив глаза и открыв рот. Было их двое, малорослые человечки, с торчащими жесткими черными волосами, растянутыми ртами и розовыми сальными губами. В челне у них лежали лососи; по-видимому, это были рыбаки. Никаких металлических орудий при них не было. Гест не поехал дальше и по этой реке.
Следующая река, большая, с довольно быстрым течением, казалась более безлюдной; по берегам валялись нетронутые полусгнившие стволы деревьев – очевидно, здесь никто или почти никто не высаживался на берег и не разводил огня. По этому водному пути они плыли много дней, забираясь все дальше и дальше в глубь страны, между девственными лесистыми берегами. Здешний лес не вставал сплошной высокой стеной, был редкий и светлый, большею частью березняк, с болотцами и полянками, перемежавшимися с каменистыми местами, где были рассеяны валуны, иногда величиною с дом, а там и сям высились и настоящие скалы. Ширь и даль, но не без укромных долин и бухточек; много холмов, с которых открывался вид во все стороны; блаженный край, богатый дичью, первобытно тихий – как раз по сердцу Гесту. Здесь – чуял он – природа была еще девственна, здесь он и решил остаться.
Как-то ночью они остановились в одном месте высоко по течению, где река уже значительно сузилась, но была еще достаточно богата рыбой, а на берегах виднелись следы лосей. Гест с подругой укрылись под большими обломками скал, сгромоздившимися так, что образовалось подобие пещеры: тут они и остались; это было их первое жилище в новом краю. Козы, как только их спустили на землю, тотчас начали карабкаться на скалистые глыбы, залезли как можно выше на крышу нового дома, и, видимо, остались довольны новым местожительством. Гест ходил с луком в лес на охоту, а когда оставался дома, валил деревья для постройки и не мог нахвалиться своим новым топором. Скур выбрала поблизости более или менее ровное местечко с рыхлой почвой, которую можно было приспособить под пашню, удалив самые тяжелые камни; она сразу взялась за дело, с исполинской силой таскала крупные и мелкие камни и складывала из них каменную ограду вокруг участка, расчищенного под усадьбу. Участок вышел в несколько десятков шагов в длину и в ширину, но не четырехугольный и не совсем круглый: это был их первый двор.
На много миль вокруг лес был необитаем. Во время своих охотничьих скитаний Гест убедился, что он первый поселенец в этой части страны. Вдали лес граничил с цепью больших озер, но тот край Гест еще почти не исследовал; с другой стороны, на расстоянии нескольких дней пути, тянулись невысокие горные хребты, покрытые снегом большую часть года; там было холоднее, чем в других местах, и туда Гест ходил за оленями, когда появлялась необходимость.
В лесу неподалеку от жилья ходили лоси, выставляя из-за болотных кустарников свои ветвистые рога, похожие на огромные руки с растопыренными пальцами. Гест не пугал их, пусть себе живут, не тревожимые собачьим лаем; сам он охотился без собак и привык двигаться по лесу так же бесшумно, как прочие его обитатели. Очень редко, только в случае нужды, он убивал и лося, притом так быстро, что тот не успевал даже опомниться; топор разил с быстротой молнии, и животное падало замертво, не успев испытать страха смерти; Гест уважал жизнь и никому не хотел причинять лишних страданий. Поэтому Гесту никогда не приходилось долго искать мясо.
В свободное время он работал и выстроил себе бревенчатый дом, под защитой больших каменных глыб, которые дали поселенцам первый кров. От Скур Гест научился земледелию, и с годами они добавили к своей усадьбе еще несколько небольших пашен, обнесенных оградой из камней; собираемый с этих пашен урожай с избытком покрывал потребность поселенцев в хлебе. От пары коз у них развелось целое стадо. А у них самых народилась куча ребят.
Гест здесь осел. Над его головой в вершинах деревьев гудел ветер, с шумом приносившийся издалека, свистел и пел, и уносился вдаль, шурша по пути листвою других деревьев; березки содрогались от его порывов всеми своими листочками и снова успокаивались, когда он пролетал мимо; это сам бог бури проносился по лесу – приносящий холод, неустанный и незримый. Ветер улетал, но Гест оставался.
Над головой его шелестели залитые солнцем рябины. И работы у него здесь было вдоволь; одних ложек сколько он вырезал – для всех ртов, число которых все увеличивалось в усадьбе; из кривых корней березы он мастерил для Скур деревянные чашки; хватало дела на всю зиму. Все, что у них было из утвари и домашней обстановки, они сделали собственными руками.
Гест считал, что может назваться крестьянином, когда по прошествии нескольких лет они обзавелись и домом, и хлевами, и сараями, и довольно большими пашнями, неправильной формы и неровными – в зависимости от волнистости почвы; кое-где из ржи торчали крупные каменные глыбы, но это не мешало урожаю зерна, и в любое время к этим пашням можно было добавить еще сколько угодно земли. Из домашних животных они держали пока только коз, и Скур долгие годы вздыхала по коровам, не говоря уже об овцах, – козья шерсть совсем не то, что овечья. Гест мечтал о паре лошадей, но все это явилось само собою, когда выросли дети.
Дети Скур вышли все рыжеволосые, веснушчатые и крепкие; все родились здесь, в домике у каменных скал; мир начинался для них за его порогом в отгороженном камнями дворе с многочисленными постройками; здесь ребятишки учились ходить и возились с козлятами; потом к этому миру прибавлялись вспаханные поля, затем река и лес, и дети уже в довольно раннем возрасте отваживались пускаться в первые странствия.
Вереск ласково принимал их к себе в гости и расстилал для них постельки; как славно было поваляться там в теплый летний день, как хорошо там пахло и сколько ждало их находок в виде птичьих гнезд! Малинник укрывал ребятишек в своей солнечной гуще – только рыжие головки торчали оттуда; брусника и черника угощали их на полянках, усеянных табуретками-пеньками и мягкими подушками из мха. И здесь маленькие человечки „завоевывали земли" – широким жестом присваивали себе ту или другую ягодную кочку или пенек: кто первый нашел, тот и хозяин! В таких случаях родственные отношения не принимались в расчет, уважалось лишь право первенства.