Нортланд

Беляева Дария Андреевна

— А вот тут Лили, — сказал Отто. — И Ивонн.

Я посмотрела влево, куда он указал, и увидела своих миниатюрных, фарфоровых подружек. Даже родинка над губой Ивонн присутствовала там, где ей и полагалось. На кукле Лили было чудесное розовое атласное платье, блестевшее серебристыми нитями, Ивонн была в рубиновом бархате.

Я увидела, что на туфельках кукол болтаются бирки с именами, на белой ткани золотистыми нитями прошиты вензеля.

— Здесь все женщины, которых я когда-либо знал.

Я отчего-то вспомнила,

как Рейнхард упомянул о поджогах, которые Отто, возможно, устроил в Хемнице.

— Только, пожалуйста, не убивай меня, — сказала я. — Я никому не скажу, что ты серийный убийца.

— Конечно, не скажешь, — пожал плечами Отто. А потом, наверное, понял, как это звучит, и быстро добавил:

— Потому, что я не серийный убийца.

Мы все замолчали. Я многозначительно оглядела стеллажи. Они были в этой квартире словно бы вместо стен — тянулись в кухню, уходили в комнаты. Я бы не удивилась, если бы куклы обнаружились даже в ванной.

— Да, — сказал Отто. — Я понимаю, как это выглядит.

А я вдруг поразилась масштабу. Каждая женщина, которую он когда-либо знал. Мама, родственницы, подружки во дворе, одноклассницы и девочки из параллельного класса, продавщицы в магазинах, библиотекарши, медсестры.

Он запомнил их так хорошо и точно, сумел воспроизвести таким непостижимо прекрасным и пугающим образом. Отто Брандт был без сомнения самым талантливым человеком, которого я когда-либо знала. У него был великий дар, который не отличал гениальности от помешательства.

— Хорошо. Зачем ты, в таком случае, украл мою зажигалку? Ты ведь не думал, что с помощью нее твоя Лиза когда-нибудь будет меня искать.

— Не думал, — ответил Отто, пожав плечами. — Я вообще ни о чем таком не думал. Просто мне хотелось иметь что-нибудь твое.

Он засунул руку в карман и вынул оттуда тюбик губной помады.

— А это принадлежит Ивонн.

— Так, — сказала я. — И где сейчас Ивонн?

Отто замолчал. Лиза вдруг запрыгала вокруг меня.

— Можно я хоть капельку ее пораню! Только капля! Она так боится!

Отто посмотрел на меня долгим, темным взглядом, а потом сказал:

— Ивонн на кухне. И нет, Лиза, это же живой человек!

Вся эта волшебная, тягучая сила его взгляда мгновенно опала, оказалась безделушкой. Отто почесал затылок и сказал:

— Извини, я задумался.

И я поняла, что это был старый, добрый Отто. Паренек, который никого и никогда не обидит, даже не знает, как это делается. Отто обезоруживающе улыбнулся, получилось у него это до того грустно и нелепо, что я вдруг обняла его.

— Я очень рада, что с тобой все в порядке.

— Не обнимай меня. Я серийный убийца.

— Ты врешь, просто у тебя гаптофобия.

— Ладно, хорошо, только перестань меня обнимать.

Я отстранилась, и Отто обратился к Лизе.

— Зачем ты ее вообще сюда привела?

— Потому

что ты сказал, что хочешь увидеть ее.

— Я не так сказал. Я сказал, что хочу узнать, в порядке ли она. И если в порядке, то не надо было ее трогать.

— Она грустная сидела на скамейке.

Отто, словно забыв обо мне, прошел на кухню, и я последовала за ним. Куклы сопровождали меня на всем протяжении пути. Мне казалось, что стеклянные глаза следят за мной. Отто совершенно виртуозно воспроизводил оттенки радужек. Это не были коричневые, зеленые или синие цвета, как у обычных кукол.

Словно бы настоящие, человеческие глаза — с переливами, пятнышками, неравномерным, изменчивым оттенком. Будто в каждую из этих стекляшек была поймана живая, бьющаяся душа. Ткани, стекло, фарфор — все это стало в руках Отто существом почти живым, почти дышащим. Пойманные девочки, еще немного, и они станут настоящими, еще чуть-чуть, и их будет жалко.

Я смотрела в лица, различающиеся так же сильно, как и человеческие, и гадала, кто эти женщины, как их зовут, кем они работают, и что любят. Почему Отто выбрал для них именно такие наряды и крал ли он их вещи?

— Знаешь, — сказала я. — Ты все-таки очень странный.

Ответила мне Ивонн.

— Я сама ему всегда это говорю.

Кухня была маленькая, тесная, не то что бы убогая, бедная, но скромная на грани. Ивонн здесь явно не нравилось, а вот Лили пыталась изобразить благодарность. Перед ними были две кружки с горячим чаем и миска с лимонными печеньями. Мы широко друг другу улыбнулись.

— Как же я рада, что вы живы! Что вы здесь делаете?

— А не понятно было сразу? — спросила Ивонн. — Решили жить с Отто, он же такой видный мужчина.

— Прячемся, — сказала Лили мрачно. Палец ее коснулся покрывшейся трещинками ручки чашки, и Лили вздохнула с тоской, а затем попыталась улыбнуться еще шире, так что даже у меня скулы свело. — А как ты выбралась? С твоей подругой все в порядке?

— Да, — сказала я. — Сложная история. Мне помог Рейнхард.

Лили вдруг вскочила.

— Ты видела Маркуса? С ним все в порядке?

Я задумалась. Стоило ли считать, что с Маркусом все в порядке после того, что я видела и слышала о нем. Наверно, нет. Но у Лили стал такой сияющий, готовый к радости взгляд, что я сказала:

— Более чем.

Лиза протиснулась между Лили и Ивонн.

— Спасибо, сестрички. Так вы волнуетесь друг за друга? Продолжайте! Я не хочу мешать!

Лиза оперлась подбородком на ладони и выжидающе посмотрела на меня. Отто прошелся по кухне, потом в странный момент и самым нелепым образом отодвинул передо мной стул.

— Садись, я сделаю тебе чай. Кофе нет. Ничего нет.

Отто посмотрел куда-то вдаль, в серый квадратик маленького окна, словно вместе с кофе в мире не стало любви, прощения и спасения.