Норвежский детектив
Шрифт:
— Я подожду тебя в лодке.
— Почему? Тебе не интересно поговорить с ним?
— Нет. — Верхняя губа у него горько дернулась. — Свонес недолюбливал отца. И в суде давал показания против него. Я тебя подожду.
Он сидел на корме, а рыбак, стоя на носу, придерживал лодку. Я уперся рукой в столбик причала, готовясь спрыгнуть на берег. И вдруг мне захотелось вытянуть хоть слово из этого морского волка.
Я тихо спросил:
— Вы что-нибудь знаете о Сиверте Скоддланде, он когда-то был лоцманом в этих краях?
Рыбак бросил взгляд
— Пьяница!
Смотритель маяка Свонес принял меня гостеприимно. Он читал мои статьи в «Шёфартсбладет», слушал мои программы по радио и, конечно, решил, что я приехал, чтобы написать о его маяке. Он не имел ничего против.
Это был сухонький шестидесятилетний старичок, весьма жизнерадостный и самонадеянный, однако я быстро понял, что за этой самонадеянностью прячется неуверенность в себе.
Мы стояли на башне маяка возле проблесковой лампы. Смотритель только что подробно объяснил мне, как действует механизм.
— Я вижу, у вас современное оборудование! — воскликнул я. — Старый маяк был, наверное, более примитивный?
— Как сказать… — Он пожал плечами. — Да нет, не думаю. Маяк был снабжен хорошей проблесковой лампой, скорость вращения четырнадцать секунд. Ртутные поплавки…
— Ртутные поплавки Бурделя, те, что сменили старые вращающиеся катки? — уточнил я. Всегда полезно показать, что ты разбираешься в предмете разговора.
— Вот-вот. — Он кивком подтвердил мои слова. — Я вижу, вы все знаете… Конечно, старый маяк был маловат. — Смотритель бросил взгляд на берег, и в этом взгляде была укоризна, адресованная местным властям. — Впрочем, маяк был вполне надежен, — значительно прибавил он.
— Если не считать, что у него была мертвая зона? — невинно заметил я.
Он сразу насторожился. Глаза у него сузились. Что этот приезжий хочет тут разнюхать? Я продолжал:
— А скажите, можно допустить, что в ту ночь, когда разбился «Арго», на одном из островков был оборудован ложный маяк?
От его гостеприимства не осталось и следа.
— Конечно нет! Ни один опытный моряк ни с чем не спутает огней маяка. Тем более лоцман! — Смотритель защищался, словно его в чем-то обвиняли.
— Значит, огни маяка нельзя спутать, например… с луной? — невольно вырвалось у меня, я сам не ожидал этого и был готов откусить себе язык.
— С луной? — Смотритель даже глаза закатил от такой наивности. — Сиверт Скоддланд утверждал, что видел огни на севере. А как вам известно, в северном полушарии луну на севере не увидишь!
Я несомненно упал в его глазах. С высоты маяка — прямо в воду.
— Да, верно. — Я по-настоящему смутился. — Простите меня за такой глупый вопрос.
— Вот если бы вы сказали «звезды», другое дело, — он злобно усмехнулся. — Звездочки Сиверт Скоддланд видел сквозь
Почему смотритель вдруг сделался таким агрессивным? А ведь он что-то скрывает! Что-то не дает ему покоя! Неужели его мучит совесть?
— За что и потерял свои лоцманские права? Вы хотите сказать, что он пил даже на службе? — без обиняков спросил я.
— Если человек пьяница, то он пьет везде! — огрызнулся смотритель.
Мы спустились по крутой винтовой лестнице. Смотритель проводил меня до мостков.
— За год перед тем у нас тут было точно такое же кораблекрушение, — сказал он. — В тысяча девятьсот сорок пятом. Шхуна «Геба», три тысячи тонн, разбилась почти в том же месте, что и «Арго».
— И тоже был туман?
— Да. И «Геба» шла через полосу тумана без лоцмана. Потому что Скоддланд не явился на судно, хотя и был предупрежден.
— Почему же он не явился?
— Гулял на свадьбе. Вино да танцы! — Казалось, смотритель видит перед собой эту картину. И она возмущала его до глубины души. — Правда, говорили, будто он уехал со свадьбы в повозке, дабы выполнить свой долг, и, мол, только несчастный случай помешал ему вовремя попасть на «Гебу». Но у этого несчастного случая одно имя — пьянство!
— Неправда! Отец никогда не пил во время службы! — Голос Скоддланда перекрыл шум мотора. Рыбак перестал жевать табак и замер с жвачкой во рту, прислушиваясь к нашему разговору.
— Просто наши трезвенники и ханжи не могли ему простить, что он не желал иметь с ними дела. — Скоддланд в ярости ударил ногой о днище лодки.
Я хорошо понял его движение.
— И они объявили его неисправимым пьяницей?
— Лишив работы, им удалось сделать из него пьяницу. Вот тогда-то он и начал пить…
Морская прогулка закончилась, она оказалась весьма интересной. Мы со Скоддландом поднимались от пристани в город. С правой стороны улицы выделялось большое серое здание с островерхим порталом в центре фасада. Над порталом висела вывеска, сделанная высокими строгими буквами: ИОСАФАТ.
На крыльце дома стояли два человека в широких черных пальто. Они проводили нас глазами, и я еще долго чувствовал спиной их взгляды.
Впрочем, из молельного дома нас провожали не только взгляды. К осенним весгланнским небесам летел псалом. Грех говорить, но мне он напомнил скрежет пилы в дровяном сарае. И пила эта с завидным упорством пилила необъятное бревно земных грехов:
Грех и горе — близкие слова, ходят вместе, не тая родства. Грех нас отделяет от Творца, оттого болят у нас сердца, и в груди родится тяжкий вздох, если терпит пораженье Бог.