Норвуд
Шрифт:
Я буквально затылком почувствовал, как они приготовили оружие на тот случай, если мне вздумается выкинуть какую-нибудь глупость.
Промасленная тряпка слега потрескивала и иногда постреливала искорками.
— И ещё. Перед тем как начнёшь, скажи — «Инис, эта жертва в твою честь!»
Я кивнул и сделал шаг к столбам — все три были рядом, но какое-то расстояние между ними всё же было.
— Сперва молодая кровь! — в очередной раз напомнила старуха.
Золька висела на самом правом столбе, и я теперь стоял прямо перед ней. Она
— Давай, — слева раздался едва слышимый голос Френис. — Не бойся, другого выхода нет...
Я кивнул, бросил взгляд на толпу позади — люди напряжённо следили за мной — и громко сказал, задрав зачем-то голову к небу:
— Инис! Убирайся в ту дыру, откуда ты выполз!
Слитный вопль, полный ярости и возмущения, пронёсся над поляной, но мне было всё равно.
Я поднёс факел к лицу Опалённой, и на белой коже сразу появились следы копоти...
Глава 21
Удивительно, но запаха палёной плоти не было — кожа девушки, словно фарфоровая, только чернела не обгорая. Глаза же блестели всё ярче и ярче.
Я пристально смотрел на пламя, облизывающее подбородок и щёки Френсис, а перед глазами кружились жёлтые пятна, соединявшиеся в причудливые узоры. Стоило перевести взгляд, и казалось, что огонь повсюду — в тёмных ночных облаках, среди шумящих яблонь и даже просто в прохладном воздухе.
На уши давил гул, состоящий будто бы из тысяч слов, одновременно произнесённых множеством людей. Разобрать конкретные звуки было невозможно — они рассыпались на искры и сливались в сплошной треск.
— Правильно. Честно. Достойно. Доступно. Вероятно. Возможно. Неизбежно.
В голове плясали образы, переплетавшиеся с воспоминаниями и тонувшие в рёве пламени. Какие-то сгустки, рождённые им, выныривали и формировали цепочки символов, складывающихся в понятия.
— Возмездие. Могущество. Обретение. Согласие. Удержание. Независимость. Цель.
Гул превратился в гром — навязчивый и безжалостный — уничтоживший созвучие голосов и оставивший гореть в мозгу только два слова или образа.
— Неизбежно. Согласие.
Они мягко давили, действуя на сознание запахами, звуками и ощущениями.
Я по-настоящему испугался, чувствуя принуждение и не понимая, что от меня требуется. Стыдно признаться, но на миг я поверил в реальность Иниса и всех остальных богов, существовавших раньше.
Видение или галлюцинацию прекратил писк. По началу тихий и тоненький, он проник сквозь всепоглощающий треск огня, разрушая все эти странные переплетения смыслов и образов и возвращая меня к реальности.
Миг, и я понял — это вовсе не писк, а визгливый надрывный плач, перерастающий в звонкий хохот.
— Хватит! — захлёбываясь смехом, прокричала Френсис.
В воздухе закружились снежинки, а я убрал факел от лица девушки. После необычных видений, посетивших меня, в голове поселилась пустота и какое-то странное безразличие ко всему.
Из-за яркого огня темнота вокруг стала в два раза гуще, и я с трудом различал людей, застывших с оружием в руках вокруг старухи.
— Предатель! — заверещала она. — Хватайте его! Режьте его! Он не достоин огня!
Несколько человек двинулись ко мне, поудобнее перехватывая дубины, а один, в богатой красной рубахе, вытащил из-за пояса нож.
— Стоять! — в стороны от Френсис разбежалась волна холодного воздуха.
Приказ явно подействовал не на всех, но крестьяне, угрожавшие мне, сделали ещё буквально несколько неуверенных шагов и замерли.
— Брось нож!
Мгновение ничего не происходило, но потом мужчина в рубахе медленно, словно неохотно, бросил оружие на землю.
— Освободи меня, малыш, — на этот раз холода не чувствовалось. Похоже, это была просьба, а не приказ.
Тройка быстрых шагов и я поднял нож. К клинку прилипло немного земли, но, думаю, это не помешает разрезать верёвки — несколько торопливых движений и Френсис отошла от столба, потирая затёкшие кисти.
— Чего вы стоите? — надрывалась старуха, подталкивая замерших мужчин вперёд. — Хватайте обоих!
Она ещё не поняла, как сильно всё поменялось — теперь сила была на нашей стороне.
— Заткнись! — пальцы девушки сплелись в знак, и последовательница Иниса замолчала, подавившись очередным словом.
Я тем временем справился с верёвками, удерживающими Зольку, и подхватил девчушку, которая так и не пришла в себя.
На краю поляны зашевелились тени — самые сообразительные пытались скрыться между деревьев. Не знаю, видела ли их Френсис, но она никак не препятствовала побегу.
Господин Варден завалился на землю, обхватив раненую ногу, сразу, как только я освободил его. Крепко стиснув зубы, он кивнул мне в знак благодарности и прикрыл глаза — судя по бледному лицу, время, проведённое у столба, дорого ему стоило.
— Матушка, что происходит? — жалобно спросил староста, но ответа, разумеется, не получил.
Зато он добился другого — Опалённая обратила на него внимание.
— Не дыши!
Глаза мужичка расширились от ужаса. Тело, жаждущее воздуха, стало подёргиваться, и совсем скоро он покатился по земле, сжимая горло и беззвучно раскрывая рот. Ноги скользили по траве, задевая окружающих, часть из которых была обездвижена приказом, а часть парализована страхом.
Жалости к нему я не испытывал, но и ненависть куда-то ушла — для неё просто не осталось места. Сейчас меня гораздо больше занимало странное видение и те образы, которые оно с собой принесло.
Из темноты к задыхающемуся старосте метнулась невысокая фигура — мальчишка, сдружившийся с Золькой и даже пытавшийся спасти её.
— Папка! — он безуспешно пытался разжать руки отца. — Перестань!
Губы старосты начали синеть, разбухший язык полез изо рта, и ребёнок, сообразив, что помочь не сможет, с криком бросился к Френсис.