Носители искры
Шрифт:
Вот же женщины, бес рогатый! Как можно столько болтать?.. и когда только работать успевают?!
– Ну записался, - признал я.
– Но это, знаешь, больше так, на всякий случай. У него приём только в понедельник, к тому времени следующее Единение уже пройдёт и всё станет окончательно ясно. Лично я думаю - моя искра будет в полном порядке.
– Хорошо бы, - улыбнулась Зина.
– А то твоё начальство всё что-то тянет с повышением-то... наверное, тоже этого Единения дожидается.
– Думаешь?
– Мне давно уже стало плевать на должность звеньевого, однако я постарался изобразить сильную заинтересованность, радуясь, что разговор повернул в нужное русло.
– Считаешь, поимка
– Конечно!
– Да с чего ты так уверена? Ты сама-то её видела? Как там исследования продвигаются? Удалось что-то полезное выяснить?
– Нет, мне не докладывают. Знаю только то, что мне тогда Веселовский сказал: живёт себе старуха с мёртвым околистом и хоть бы что.
– Так это Веселовский, значит, тебе про неё рассказал?
– Ну да! Он как осмотрел её, так прямо в экстаз впал: вот, мол, редкость такая, кто поймал - супермолодец, можешь его поздравить, наверняка, пойдёт на повышение.
"Та-а-ак. Очень интересно!
– По спине пробежал холодок, и возникло стойкое ощущение, что Веселовский специально сообщил Зине о старухе, чтобы она мне передала...
– Она ведь не его медсестра, он работает с Людочкой, так зачем? Зачем было говорить другой, не имеющей к нему отношения, медсестре о том, что они обнаружили у Корочкиной? Чтобы заинтересовать меня и вытянуть на встречу? Посмотреть, как я себя вести буду?.. Что это? Какая-то проверка моего начальства? Кто-то ведь должен был сказать Веселовскому, что поймал Яну Корочкину именно я? И тогда он рассказал Зине о мёртвом околисте, зная, что она мне это тут же разболтает. Ни для кого не секрет, что у нас отношения, я сто раз её до лечебницы провожал и там же встречал - все это видели..."
– Эй, Стёпа! Ты, вообще, где?
– Зиночка помахала ладонью перед моим лицом.
– Я-то? Да здесь, здесь... задумался просто.
– О чём?
– Ну это... как звеньевым стану.
– Что-то не похоже, - с сомнением протянула Зиночка.
– Почему?
– Да вид у тебя уж больно...
– Какой?
– Ну, какой-то... даже не знаю... испуганный?
– Чего?
– я сделал обиженное лицо.
– Вот ты, Зин, даёшь! Совсем уже, что ли? Да я бесов переловил больше, чем ты уколов сделала! Чего я могу пугаться?!
– Ну, значит, показалось. Да ладно тебе, - она так глубоко взяла меня под ручку, что чуть ли не всем телом прижалась.
– Ну, не дуйся! Я вот, например, бабки этой странной боюсь. Отчего её околист умер?.. А вдруг она заразная?
– Ерунда! Я же вот не заразился! И Веселовский тоже.
– Как знать...
– Да брось! С чего ты взяла?! Да и разве у тебя был с ней контакт?
– Нет, её же в закрытой части лечебницы держат.
– А где именно?
– с напором спросил я, переполнившись надеждой узнать, наконец, где искать старую "ворону".
– У тебя есть туда доступ?
– Где именно не знаю, - покачала головой Зина.
– И доступа у меня нет. Но зато есть у Веселовского - у него-то точно был со старухой контакт...
– Ага!
– поняв, что узнать мне ничего не удастся, я решил разыграть ревность - и подружку порадовать, и атмосферу разрядить.
– А у тебя с Веселовским что было? А?! Тоже контакт?
– Дурачок!
– зардевшись, хихикнула Зиночка и стукнула меня кулачком в плечо.
* * *
Ночью мне приснился Серёжа - я видел, как его привезли в Цодуз родители, как они несли его на руках через главную площадь Центра к лечебнице, а вокруг так громко пели птицы и нежно журчала вода в фонтанах. Малыш крутил головой, разглядывая вздымавшиеся высоко вверх толстые стволы деревьев, красно-коричневые лавочки под могучими кронами и людей, изредка проходивших мимо. Всё было так ярко, солнечно, интересно...
"Подожди пока здесь, - сказал папа, - я узнаю, кому его показать, и вернусь". Мама кивнула и присела на одну из лавочек возле маленького круглого прудика с кувшинками. Малыш потянул руки к белым, упругим цветам и замер, увидев в таинственной глубине, меж зелёных глянцевых листьев, громадных оранжевых рыб, сонно помахивавших плавниками. "У!
– сказал он маме, показывая на них пальцем.
– У!" "Рыбки", - улыбнулась мама. "Ау!" - возразил малыш, потому что это были вовсе не рыбки, а целые огромные рыбищи, но мама сказала: "Да. Золотые рыбки". "Ау", - тихо произнёс мальчик, следя, как оранжевые монстры шлёпают губами, как поблёскивают в воде их мощные спины и солнечный свет отражается в их круглых, золотых глазах...
Потом рыбы пропали, и были только скучные, ровно покрашенные стены, пёстрый пол и двери. Мама с папой исчезли, он остался с какой-то чужой тётей и заплакал, но вскоре перестал, потому что понял: ей всё равно...
В следующем кадре малыш лежал на животе, а кругом слышались какие-то звуки, шаги и голоса - они говорили про подавленный околист, про восстановление функций, он не понимал, что значат эти слова, только чувствовал, как сильно болит сзади вверху шея, поэтому снова заплакал, но всем опять было на него наплевать...
Проснувшись, я удивился яркости и подробности этих сновидений. Раньше я не видел таких снов, да ещё и от чужого лица. Надо же! Серёжа, конечно, мальчонка замечательный, но я никогда бы не подумал, что общение с ним может настолько меня взволновать. Сны были такими реальными... Даже шея всё ещё горит, словно это мне, а не Серёже делали операцию по восстановлению функций подавленного околиста.
Что?!
Я резко сел на постели и провёл сзади рукой по шее. Сначала ничего не почувствовал, но потом, после неторопливого и тщательного исследования кожи, пальцы всё-таки ощутили тончайшую, едва заметную неровность. Младенцам околист запускают через большой родничок на темени, а этот разрез, наверняка, был сделан позже, чтобы добраться к давно уже приросшему "органу Божьему". Господи!.. Тихонько встав с кровати, я замер, прислушиваясь к дыханию соседа - Лёшка спал глубоко и спокойно... да, я тоже когда-то так спал... а теперь вот...
Теперь я на цыпочках прошёл в прихожую, снял там со стены зеркало - благо оно у нас небольшое, примерно двадцать на двадцать сантиметров - и направился в ванную. Там, под ярким светом ламп, с помощью двух зеркал, я его и увидел. Тоненький, белёсый, практически незаметный среди коротко остриженных волос, шрам. Прямо над околистом.
Вот тебе и сон про Серёжу! Я опустился на бортик ванной, положив на колени зеркало. Оттуда на меня мрачно смотрел всклокоченный хмурый мужик. Я представил его совсем маленьким, на руках у мамы и, прикрыв глаза, вновь ощутил тепло её ладоней, увидел, как тихо шлёпают ртами большие оранжевые рыбы в прозрачной водной глубине. Я помнил отражавшееся в прудике солнце, цветы и листья кувшинок, и красно-коричневую лавочку, на которой мы с мамой дожидались отца. Это был не сон, это были мои воспоминания! Значит, в детстве с моим околистом случилась беда, и родители привезли меня в Цодуз, в лечебницу, а там мне сделали операцию, наверное, такую же, как и Серёже, только я, в отличие от него, восстановленный околист больше не подавлял. Видимо, он у меня стал нормально функционировать, и я вернулся в семью, закончил школу, потом уехал от родителей, отучился в Академии ловчего дела, поступил на службу и успешно ловил атакованных и бесов, пока мой околист вдруг снова не засбоил.