Носители искры
Шрифт:
Нулы, равно как и простые потенциары, не сумевшие стать драконами, не могли работать под прикрытием - отсутствие или нерабочее состояние околиста выдало бы их на первом же Единении - поэтому и те и другие жили на базе, выполняя разнообразные обязанности - от уборщиков и поваров до врачей и учёных. Вроде бы одинаковое положение, однако нулы всегда чувствовали себя приниженными, потому что с момента основания и до настоящего времени командовали базой и всеми имеющимися в ней подразделениями исключительно люди с подавленными околистами.
Что ж, на мой взгляд, это было вполне справедливо и оправданно, ведь именно потенциары, сумев избежать преследования,
Однако за время существования "Оплота" эти дети успели вырасти и образовать своё маленькое общество, заметно отличавшееся от объединения их родоначальников - потенциаров, поэтому далеко не всегда были согласны неизменно оставаться в подчинении. Дело дошло до того, что однажды нулы устроили настоящий бунт, требуя передать всю власть "чистым". В качестве главного аргумента выдвигалось соображение, что "нечистые", то есть заражённые околистом люди, не надёжны, и сейчас, когда "Оплот" наконец-то снова набрал силу, нельзя наступать на старые грабли. Под старыми граблями подразумевался переход одного из потенциаров на сторону врага - той самой Кривошеевой, о которой упомянула Ленка. Мотивы Кривошеевой, возглавлявшей одну из баз, а соответственно, владевшей инфой и о других базах, не были, насколько я понял, ясны до конца, но предательство её стоило объединению очень дорого, и "Оплот" много лет приходил в себя, залечивая раны после массового убийства своих людей и создавая новые базы взамен разгромленных старых. А как только всё устаканилось, среди нулов стали появляться не в меру амбициозные товарищи, явно заскучавшие на вторых ролях. Бунт беспощадно подавили драконы - в борьбе, драках, подпольной деятельности и даже просто физически они, конечно же, оказались сильнее и опытнее варившихся на базах в собственном соку молоденьких, но сильно жаждавших власти нулов.
Командовал этой операцией нынешний глава Первой базы Дмитрий с удивительно подходящей фамилией Сорвирогов - человек жёсткий, если не сказать, жестокий, действительно готовый "пообломать рога" любому, кто рискнёт встать у него лично или у всего движения оплотовцев на пути. Зачинщики бунта были безжалостно расстреляны, нулы теперь жили вперемешку с потенциарами, чтобы в комнатах больше не образовывались ячейки "чистых", и на базе несколько месяцев сохранялось подобие военного положения: действовал запрет на любые собрания нулов и высказывания против командования, а за невыполнение приказов или нарушение дисциплины нещадно карались все подряд.
Всё это рассказал мне нул Патоген - второй из моих соседей по комнате. Патогеном его прозвали за неустанное стремление всем подряд твердить о бунте нулов, конечно, не пытаясь открыто раздуть вражду с потенциарами заново, однако сильно действуя на нервы, заставляя приглядывать за собой, словно за недобитым болезнетворным микробом. Патоген на это смеялся, отвечая, что руководству только того и надо, ибо Сорвирогов не любит расслабляться, а напротив, обожает быть постоянно в тонусе, чему любому умному оплотовцу не грех и поспособствовать.
Однако лично я способствовать тонусу командира не собирался - надо было сперва осмотреться и постараться правильно вписаться в общество базы, тогда и станет ясно, как вести себя с Сорвироговым. Пока я видел его всего два раза: первый - когда он вызвал меня, чтобы лично познакомиться с новым членом объединения, а второй - вот сейчас, на кладбище: он как раз заканчивал свою траурную речь - высокий, жилистый, с ястребиным взглядом светло-серых глаз и коротким ёжиком русых волос.
"Так значит, ты и есть та самая пресловутая ищейка, из-за которой баба Яна, царствие ей небесное, всех тут на уши поставила?" - спросил Сорвирогов, когда я вошёл в его кабинет.
"Если вы о том, что я был ловчим в Цодузе, - ответил я, - то да, ищейка, а насчёт остального мне ничего не известно".
"Разве она ничего тебе не сказала?" - командир Первой встал из-за стола и прошёлся вокруг меня, рассматривая со всех сторон.
"Сначала заявила, что я буду химерой, а в следующий раз сказала, что была права, потому что я из потенциара быстро и сам, без посторонней помощи, стал драконом".
"И всё?"
"Ну, ещё она сказала, что я уже не смогу жить по-старому, что мне нужна новая цель, нужны вы".
"Я?"
"Нет, она имела в виду всех людей объединения".
"Угу, - кивнул Сорвирогов.
– А зачем ты людям объединения?"
"Этого она не сказала".
"А сам ты что думаешь?"
"А сам я ещё не успел ничего подумать".
"Тугодум, что ли?" - Сорвирогов остановился, впившись ледяным взглядом мне в переносицу, лицо его было серьёзным.
"Нет, просто информации не достаточно..." - ответил я и хотел добавить что-то ещё, но в голове вдруг зашумело и мысли спутались - видимо, сказывалось избиение на допросе.
Перед глазами замельтешили всполохи, шум превратился в неразборчивый шёпот, лоб разболелся, не давая соображать. Бес рогатый, да что у меня с мозгами!
– я яростно тряхнул головой, разгоняя напавшую дурноту, - не хватало ещё тут упасть, как барышня, опозорившись перед командиром базы!
"Ладно!
– Сорвирогов отвернулся и снова сел за стол, а я, наконец, почувствовал облегчение: голову отпустило, озноб спал.
– Будет тебе информация".
На чём эта странная аудиенция и закончилась.
Следом за Сорвироговым речи произносили другие оплотовцы, многие плакали - старуху здесь явно все любили и уважали. Говорил и Брухов - оказалось, Яна Корочкина знала его с младенчества и была ему вместо матери. Ходить после того, как я всадил ему нож в бедро, повредив даже кость, Макс пока толком не мог - его привезли на коляске. Брухов был бледен как смерть, однако держался хорошо и слёз не проливал, но только сейчас, слушая его отрывистую, скупую на красивые слова, зато полную боли речь, я понял, насколько дорога была ему Яна. Наверняка, теперь он страшно злится, что из-за меня не смог лично отправиться в Цодуз, чтобы вытащить Корочкину, и это поручили Белову, который не сумел защитить её от пуль, подумал я и вскоре получил тому подтверждение. Сразу, как закончились похороны, Макс что-то сказал сопровождавшему его человеку, и как только тот ушёл, подъехал ко мне, самостоятельно управляя коляской.
– Держи, - он вынул из кармана флешку.
– Это от Яны.
– От Яны?
– удивился я.
– А что здесь?
– Её записи. Она просила передать их тебе, - посмотрев на меня с плохо скрываемой ненавистью, Брухов буквально сунул флешку мне в руки.
– Спасибо, - взяв маленький чёрный прямоугольник, я поднял глаза на Макса, но он уже развернулся и покатил по дорожке к базе.
– Подожди!
– я двинулся за ним.
– А почему...
– Сам разберёшься!
– не оборачиваясь, отрезал Макс.
– Не маленький.