Ностальгия по истокам

Элиаде Мирча

Митра и Варуна, действительно, противостоят друг другу как день и ночь, как мужское и женское («Митра вбрасывает свое семя в Варуну», — повествует Чатапатха Брахмана, II, 4, 4, 9), но они противостоят также как «думающее» (abhigantr) и «действующее» («karta») или как brahman и kshatra, то есть как «духовная власть» и «временная, темпоральная власть». Более того, как иллюстрация оппозиции Митра-Варуна⁸⁰ воспринимается индусами и дуализм, располагающийся в философии Самхиа между «Я сам» (Пуруша) — пассивный и беспристрастный зритель, и творческой и пассивной «Природой» (prakrti). To же соответствие можно обнаружить между двумя полярными началами другой великой философской системы, Веданы — началами Брахмы и Майя, ибо «Митра» есть «Брахман», говорится в старых литургический текстах, а в Ведах maya — это великое чародейство мага Варуны⁸¹. Уже в Ригведе (I, 164, 38) в Варуне обнаруживали неявленное, виртуальное, вечное, а в Митре — явленное, временное.

Полярность и совпадение противоположностей

Конечно, пара Митра и Варуна — это не первозданная модель полярности, а только самое значительное выражение, с точки зрения религии и мифологии, того закона, в котором мышление индусов отождествляло фундаментальную структуру космической целостности и удела человеческого. И действительно, последующее размышление обнаружило два аспекта Брахмана: апара и пара, внутреннее и внешнее, видимое и невидимое, явленное и неявленное. Иначе говоря, в различных мифологических религиозных и философских «иллюстрациях» дается дешифровка тайны полярности, представляющей одновременно би-единство и ритмическое чередование: Митра и Варуна, видимый и невидимый аспекты Брахмана, Брахман и Майя, Пуруша и пракри, позднее Шива и Шакти или сансара и Нирвана. Но некоторые из этих полярностей стремятся к исчезновению в совпадении противоположностей в некоем парадоксальном единстве — целостности, в той первооснове (Urgrund), о которой мы только что говорили. Доказательством того, что речь идет не только о метафизических спекуляциях, но прежде всего о тех формулировках, в которых индусы пытались выразить свой специфический модус существования, доказательством этого служит тот факт, что совпадение противоположностей встречается во всех парадоксальных экзистенциальных ситуациях. Например, «дживан-мукта» (jivan mukta), «освобожденный в жизни» — человек продолжающий существовать в мире, хотя он и достиг высшей свободы духа; «пробужденный» — человек для которого «нирвана и самсара» оказываются одним и тем же; посвященный в тантра-йогу, — способный переходить от аскезы к оргии без какого-либо изменения в своем поведении⁸². Для менталитета Индии характерно стремление к Абсолюту. Но как бы ни воспринимать Абсолют, его можно понять только отвлекаясь от противоположностей и полярностей. Именно поэтому в Индии оргия воспринимается как средство достичь освобождения и сделать это не способны те, кто еще следует этическим предписаниям, диктуемым социальными установлениями. Абсолют, последнее освобождение, свобода доступны лишь тем, кто пошел дальше тех полярностей, о которых мы только что говорили.

Подобная интерпретация, принятая в Индии, напоминает нам некоторые ритуалы архаических обществ, о которых мы уже упоминали, и которые, несмотря на то, что они интегрированы в мифологию и паратеологию полярной структуры, стремились как раз к периодическому уничтожению противоположностей в коллективной оргии. Известно, например, что даяки на время празднования нового года приостанавливают действие всех законов и требований кровной мести. Нет смысла настаивать на различии между мифо-ритуальным сценарием даяков и индийской философией, стремящейся к упразднению противоположностей: это различие совершенно очевидно. Но тем не менее, как в одном так и в другом случае, summum bonum [14] выходит за пределы полярностей. Конечно для даяков summum bonum представлено божественной целостностью, которая одна лишь может гарантировать новое творение, новую эпифанию целостной жизни, тогда как для йогов и созерцателей Индии summum bonum трансцендентно космосу и жизни, поскольку представляет новое экзистенциальное измерение, измерение безусловной абсолютной свободы и блаженства, а этот способ существования неизвестен как в космосе так и богам: это творение рук человеческих и доступ к нему является исключительно привилегией людей. Даже сами боги, если они желают достичь абсолютной свободы, обязаны воплотиться и добиться этого можно только используя средства, открытые и разработанные людьми.

14

summum bonum — высшее благо (Прим. пер.).

Возвращаясь к сравнениям между даяками и жителями Индии, важно подчеркнуть следующее: творческие возможности определенного этноса или определенной религии проявляются не только в новой интерпретации или переоценке архаической системы полярности; их определяет также и тот смысл, который приобретает объединение противоположностей. Совпадение противоположностей осуществляется как в оргии даяков, так и в оргии тантра, но значения трансцендентального преодоления противоположностей в двух случаях будут разными. Иными словами, ни опыт, ставший возможным в результате открытия полярностей и возникновения надежды на их интеграцию, ни символизация, расчленяющая и, иногда предвосхищающая этот опыт, не могут быть исчерпаны, даже если в каких-то культурах подобный опыт и подобная символизация по-видимому подошли к пределу своих возможностей. Но о плодотворности символизма, одновременно объясняющего структуры космической жизни и способы существования человека в Космосе, следует судить как раз в целом, в перспективе, охватывающей всю совокупность культур.

Янь и инь

Мы не без умысла обращаемся к примеру Китая лишь в конце нашей работы. Космическая полярность, выражаемая символами «янь» и «инь», в Китае, как и в архаических обществах Индии и Индонезии, была «прожита» в ритуалах и уже очень рано послужила моделью универсальной классификации. Кроме того, как и в Индии, противоположности «янь» и «инь» получили развитие в космологии, которая, с одной стороны, разработала сложнейшую систему упражнений для ума и тела, а с другой стороны, побуждала ко все более систематическим строгим и глубоким философским размышлениям. У нас нет здесь цели представить морфологию «янь» и «инь» в целом, а также дать историческое развертывание развития этих понятий. Достаточно будет напомнить, что многочисленные примеры наличия символизма полярностей были засвидетельствованы в бронзовой иконографии эпохи Шань (1400–1122 годы до нашей эры по традиционной китайской хронологии). Карл Генце, посвятивший этой проблеме ряд важных работ, замечает, что полярные символы расположены таким образом, что явственнее выступает их единство: у совы, например, или какой-либо другой фигуры, символизирующей мрак и темноту, имеются «солнечные глаза», в то время как эмблемы света наделены знаками «ночи»⁸³. Генце интерпретирует соединение полярных символов как иллюстрацию религиозных идей, связанных с обновлением времени и духовным вырождением. По его мнению, присутствие символики «янь» и «инь» выявлено в самых древних ритуалах задолго до возникновения письменности⁸⁴.

Такое же заключение делает и Марсель Гране, основываясь, впрочем, на других данных и используя другой метод. Гране напоминает, что в che King слово «инь» ассоциируется с идеей холодной и пасмурной погоды, в то время как «янь» связывается с идеей солнечной и теплой погоды.⁸⁵ Иначе говоря, «янь» и «инь» обозначают антитетические и конкретные аспекты времени. В учебнике прорицания Куен Чан, утерянном уже давно (от него сохранились только отдельные фрагменты), говорится о «времени света» и о «времени темноты». Это предвосхищает формулировки Чуан Цы: «время изобилия», «время упадка», «время утончения», «время огрубления», «время жизни», «время смерти». Мир, следовательно, представляет «целостность технического порядка», состоящую из двух чередующихся и дополнительных признаков.

Как полагает Гране, идея чередования одержала верх над идей противопоставления (р. 128). Об этом свидетельствует структура календаря. «Янь» и «инь» призваны организовать материю календаря, поскольку эмблемы с особенной настойчивостью подчеркивали ритмическое соединение двух конкретных антитетических аспектов. По мнению философов, «янь», которое «инь» обходит и обманывает в течении зимы, в глубине подземных источников, в ледяной земле претерпевает ежегодные суровые испытания, откуда он уходит обновленным. «Янь» покидает место своего заключения «стуча по земле каблуком: тогда лед тает и на поверхность пробиваются источники». Оказывается, что Вселенная образуется рядом антитетических форм, циклически чередующихся друг с другом.

Находясь под сильным влиянием социологии Дюркгейма, Марсель Гране склонен систематическую концепцию и систематическое расчленение космических чередований выводить из древних формул китайской общественной жизни. Мы не будет здесь следовать в этом за ним. Но очень важно подчеркнуть симметрию между дополняющим друг друга чередованием деятельности двух полов, и, с другой стороны, космическими ритмами, управляемыми взаимодействием «янь» и «инь». И поскольку мы признаем женскую природу всего того, что относится в «инь» и мужскую природу всего того, что относится к «янь», тема иерогамии, по мнению Гране, господствующая во всей китайской мифологии, обнаруживает и религиозное и космическое измерение. Ибо ритуальное противопоставление между двумя полами, осуществляемое в древнем Китае, «таким образом, что они выступают как конкурирующие корпорации» (р. 139) объясняет одновременно дополнительный антагонизм двух форм жизни и чередование двух космических начал: «янь» и «инь». Во время общенародных осенних и весенних праздников два соревнующихся друг с другом хора, участники которых выстраиваются друг против друга, начинают состязаться в стихах. «Янь» начинает, «инь» отвечает «мужчины зовут», «женщины отзываются». То и другое взаимозаменяемо, знаменует ритм одновременно и социальный и космический (р. 131). Соревнующиеся друг с другом хоры ведут спор подобно тени и свету. Пространство, где они сосредотачиваются, представляет совокупность всего пространства, подобно тому как все присутствующие символизируют сообщество в целом и всю природу. Коллективная иерогамия сопровождается всеобщим весельем, этот ритуал, как мы видели, получил достаточное распространение по всему миру. В этом случае полярность, принятая как правило на все остальное время года, упраздняется или трансцендентально преодолевается в единстве противоположностей. Известна судьба этих мыслительных категорий в китайской философии. Очень интересно и увлекательно для истории идей было бы сравнить понятие Lao с различными первоначальными формулами «третьего термина» как разрешения полярностей.

Заключительные замечания

В заключении я хотел бы остановится на моменте, который кажется мне решающим для любого компаративистского исследования, а именно на несводимости форм духовного творчества к системе существующих ранее ценностей. В мифологическом и религиозном универсуме всякое творчество создает заново свои собственные структуры, подобно тому, как каждый большой поэт заново изобретает свой язык. Действительно, различные типы разделения надвое и полярности, дуализма и чередования, антитетических диад и совпадения противоположностей встречаются в мире везде и на всех уровнях культуры. Но историку религии интересно выяснить каким образом различные культуры реагируют на эту первичную данность. Герменевтика, исследующая культурное творчество, не торопится сводить все виды диад и полярностей к одному фундаментальному типу, отражающему определенную бессознательную логическую деятельность. Ибо, как мы только что видели, поддаются классификации на многочисленные категории не только дихотомии, но и внутри одной и той же категории можно заметить удивительное разнообразие функций и значений, которые несут некоторые типичные системы. Мы не ставим здесь задачи установить полную и исчерпывающую морфологию всех видов диад, дихотомий и религиозных полярностей: это огромный труд и он не входит в наши намерения. Но для подтверждения нашего аргумента достаточно будет привести некоторые свидетельства и материалы, проанализированные нами, и специально выбранные как самые представительные.

В целом, можно провести различие между: во-первых, группами космических полярностей, и, во-вторых, теми группами, которые касаются удела человека, человеческой жизни и судьбы. В большинстве случаев космические дихотомии и полярности согласуются с теми, которые соотносятся с уделом человеческим. И тем не менее, подобное разделение полезно, поскольку прежде всего полярности этого второго типа в некоторых культурах с некоторого исторического момента открывают путь философии и философскому размышлению. Среди космических полярностей мы различаем полярности пространственных структур (правое — левое, высокое — низкое), полярности временных структур (день — ночь, времена года и т. д.), и полярности, определяющие процессы космической жизни (жизнь — смерть, ритмы растительной жизни и т. д.). Что касается дихотомий и полярностей удела человеческого, порой служащих шифром для него, они многочисленнее и носят более «открытый» характер. Основной парой остается пара мужское/женское, но можно также выделить дихотомии этнические (чужие — наши), мифологические (антагонистические близнецы), религиозные (сакральное/мирское: это дихотомия выражает общую дихотомию, относящуюся как к космосу, так и к жизни и обществу (боги, противники богов и т. д.), этические (добро — зло).