Ностальгия
Шрифт:
Джеральд подался вперед.
— Я и насчет американцев на все сто не уверен. Но, как вы верно заметили, язык у них подвешен что надо.
— Так у них же телевидение испокон веков…
— Янки — ребята настоящие. Щедрая душа. Уж здесь вы не поспорите. Великие художники, великие ученые…
— Ну, то есть ушлый народ, что есть, то есть.
— А как насчет канадцев? Вам когда-нибудь встречался интересный канадец?
Сравнения, анекдоты… Джеральд поджал губы.
—
— Ни одного не вспомню, — загадочно обронила Вайолет.
— Вот я всегда терпеть не могла немцев, — призналась Шейла. — Сама не знаю почему.
— Из-за Второй мировой, — подал голос Кэддок.
— Как насчет англичан?
Англичане… Действительно: а как насчет англичан?
— Да ладно, помми [104] — свои люди, чего уж там.
— Во всяком случае, на порядок лучше ирландцев.
104
Пом, помми — англичанин; часто — австралиец английского происхождения (австралийский сленг).
— А вы не находите, что англичане малость нос задирают, воображают о себе невесть что?
— Да не больше, чем французы, — парировал Норт.
— Англичане живут на ровном плато, — пояснил Борелли. — На зеленых, возделанных землях. Уютно им там.
— У шотландцев напрочь отсутствует чувство юмора, — подхватил кто-то.
— Кстати, я слышал, что поляки — народ замкнутый и нелюдимый. В Польшу мы ведь не собираемся, нет?
Нет, Польша в списке не значилась.
— Не нравится мне их обувь, — рассмеялась Саша.
— Поляки носят обувь весьма экзотического вида. Русские поддевают носки в сандалии. Голландцы ходят в деревянных башмаках.
— Европейцы!
Мудреный гиперборейский зов одержал верх — не без помощи магнитного полюса. Тяга к холодным металлам, к вычурным оградам бульваров, к гололедице и к гортанным звукам.
Джеральд высказал мнение о том, что испанцы — удивительный народ, но могли быть и лучше.
— А уж итальянцы с греками…
— Против итальянцев ничего не имею.
— Дома они повсюду кишат, куда ни глянь. Даже собственная газета у них есть. Это не в ваш огород камешек! — Дуг внезапно обернулся к Борелли.
— Он не итальянец, — вступилась Луиза.
— На войне они все в штаны наложили, слабаки несчастные, — отозвался Гэрри.
Миссис Каткарт упомянула голландцев.
— Очень чистоплотный народ.
— В точности как швейцарцы, — согласился Кэддок.
— Тогда как насчет шведов?
— Холодные люди!
Социализм и суицид. Синие глаза. Автомобили «вольво».
— Фотоаппараты «Хассельблад», — добавил Кэддок, хотя к нему почитай что никто и не прислушивался.
А как насчет знаменитого трамвая Эйнштейна в городе Берне? Видели ли вы северных оленей на просторах Финляндии?
— Индийцы, — вспоминала Шейла, — какие-то скользкие, словно маслянистые. Должно быть, потому, что живут в тропиках. Мне с ними сложно общаться. И еще у них у всех — усы.
— А мне вот вспомнились африканские негритосы.
— А как насчет япошек? Они-то чем живут? Черт меня подери, если я понимаю, — заметил Дуг.
— Они совсем как китайцы, правда?
— Видели бы вы их в Сингапуре! — Норт отошел к окну.
Кен Хофманн собрался уходить на очередную выставку. Похлопал Луизу по плечу; та кивнула, даже не оборачиваясь: иди, мол.
Кэддок сообщил данные по ВНП Японии и по структуре деревни в рамках корпораций. Упомянул мистера Хонду, продукцию «Никон» и «Кэнон».
— Полагаю, все без исключения жестоко разочаровались в арабах, — промолвила Гвен.
Каткарты слыхали, будто арабы — грязный народ.
— Да, верно; глаза б мои на них не глядели.
— В Египте было интересно… — вступилась Шейла.
Тут появился Гэрри: вернулся с автомобильной выставки, на которой давно мечтал побывать. Он бесцеремонно плюхнулся в кресло Хофманна.
— Наших друзей обокрали подчистую среди бела дня, прямо перед пирамидами!
Рассказывают, что в России надо иметь при себе свои собственные затычки для ванны. В Италии и во Франции горячий душ — большая редкость. Мудрые японцы не верят в названия улиц.
Дуг хлопнул себя по колену.
— Так я ж и говорю: чем больше смотришь вокруг, тем больше убеждаешься: не так уж мы и плохи.
— Я считаю, нам очень повезло, — добавила его супруга. — А люди слишком много болтают.
Вот именно! Все единодушно согласились; все поджали губы.
— У нас есть мы, — просто сказала Гвен.
Чистая правда! Смутно ощущаемая данность: своего рода прибежище; утешение, которое никуда не денется.
Все с удвоенным энтузиазмом закивали. И — тишина. Развивать эту тему вроде бы и некуда.
— Ну что ж, повидали мы несколько стран… — начал было Дуг. И, углядев Гэрри, завопил: — Привет, незнакомец!
Вальяжно развалившись в кресле, Гэрри помахал в ответ.
— Однако, похоже, время ты провел неплохо, — улыбнулся Джеральд.
— Однако спасибо.