"Нотариус из Квакенбурга"
Шрифт:
Нотариус посмотрел на Валерию, но та ответила лишь злобным взглядом.
— Все присутствовавшие на оглашении завещания, наверное, помнят, как преступница уговаривала Озрика не откладывать разговор с Патрицией на следующий день.
— И что это означает? — спросил инспектор.
— Хищница собралась нанести новый удар. Она решила на этот раз действовать наверняка, поэтому оделась во всё чёрное, скрыла лицо под вуалью и, взяв стилет из оружейной комнаты, явилась к брату раньше Патриции. Безжалостно убив ничего не подозревавшего Озрика, она вложила в его руку медальон, вышла и в коридоре стала ждать появления Патриции. Видимо, Валерия собиралась поднять тревогу, чтобы Патрицию схватили, так сказать, с поличным на месте преступления, — Мартиниус усмехнулся, — но чистая случайность опять разрушила планы преступницы! Раньше Патриции в коридоре появился мой помощник, поэтому Валерии пришлось спасаться бегством. Используя свой артистический талант, она очень правдоподобно изобразила призрак Бруниссенды и скрылась в потайном ходе, едва успев не попасться на глаза мадемуазель Мелас.
Старик вздохнул.
— К сожалению, я не предполагал, что у неё хватит духа так скоро совершить второе убийство. Всё же я подозревал, что Озрика и Патрицию ожидает какая-то ловушка. Поэтому и послал Мельхиора с запиской к Патриции с просьбой не выходить из своей комнаты до утра.
— Что?! — вскочила со своего места Валерия.
— Да-да, голубушка, вы не ослышались. Патриция до утра не выходила из своей комнаты. Это может подтвердить её муж.
— Себастьян, сидевший с совершенно убитым видом, машинально кивнул.
У Валерии кровь отхлынула от лица, и она застыла — бледная, страшная, в полной растерянности. Нотариус довольно потёр руки и заключил:
— Утверждая, что вы видели в тот вечер госпожу Патрицию выходящей из кабинета покойного графа, вы тем самым признаётесь в совершении убийства. Ведь Патриции там не было, а вы, следовательно, были!
Я заметил, как добрейший доктор Адам покачал головой, шепча:
— Воистину homo homini lupusest!·
Нотариус повернулся к Вейшу и указал рукой на Валерию.
— Прошу вас, месьер инспектор, немедленно арестовать мадемуазель Валерию Де-Бург за совершение двух убийств!
Вейш жёстким голосом отдал приказ, но, как только стражники сделали первый шаг, преступница словно очнулась. Схватив со стола тяжёлый, инкрустированный серебром поднос, полный посуды, она швырнула его в полицейских и, воспользовавшись начавшейся суматохой, выскользнула из столовой.
— Держите её! — заорал Вейш и бросился к дверям, чуть не растоптав маленького нотариуса. Стражники, хрустя сапогами по осколкам, кинулись следом за начальником.
Погоня длилась не долго. Выбежав из столовой, Валерия поднялась по винтовой лестнице в Башню Бруниссенды. Преследуемая по пятам полицейскими, девушка забралась на самый верх, распахнула окно и с воплем отчаяния бросилась на мокрые от дождя камни внутреннего двора.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ, в которой Мельхиор возвращается домой
На следующий день мы с нотариусом покидали злополучный замок. С нами поехал и доктор Адам, которому было необходимо вернуться домой в Крон. Инспектор Вейш остался ещё на некоторое время в замке улаживать разные формальности.
Было чудное солнечное утро, и лишь несколько перистых облаков плыло по небу. Тёплый воздух благоухал запахами трав. Наш экипаж мягко покачивался на неровностях лесной дороги. Казалось, в мире царствует покой и гармония. Однако я уже не доверял мирным картинам, открывавшимся перед моим взором. Ужас пережитого свинцовым грузом лежал у меня на сердце.
Попутчики испытывали схожие чувства. Они ехали молча, и это тягостное молчание говорило громче любых слов. Первым нарушил тишину доктор. Тяжело вздохнув, он произнёс:
— Всё-таки я не могу понять, почему милая добрая девушка совершила такие страшные преступления.
Нотариус, который любовался лесом, высунув свой длинный нос в окошко кареты, живо обернулся к нему.
— Знаете, месьер Адам, бывает так, что дерево до определённой высоты растёт прямо и вдруг, по каким-то непонятным причинам, начинает уродливо искривляться. Так и Валерия до какого-то момента не делала ничего дурного. Однако, по-моему, на каждого человека оказывает влияние судьба его предков. Вы знаете, что в роду Де-Бургов были разные личности — от святых до настоящих слуг сатаны. И однажды в милой Валерии заговорила кровь графа Бера или других ему подобных злодеев. И эта кроткая и добрая девушка превратилась в кровожадное чудовище. Однажды вступив на путь преступления, она уже не могла с него сойти. Под невзрачной внешностью таилась сильная страстная натура. Создать свою семью, быть независимой стало для нее смыслом существования. Ради этого Валерия была готова на всё. Как настоящая тигрица она кинулась защищать своё счастье.
Доктор кивнул.
— Тобиас признавался мне, что иногда его даже пугала сила любви Валерии. Как по вашему мнению, месьер Мартиниус, совершила бы Валерия эти убийства, если бы граф Бертрам не изменил завещание?
— Я думаю, что в любом случае она постаралась бы стать хозяйкой замка. Боюсь, что жертв могло бы быть ещё больше.
— Что же заставляет вас так думать?
— Многое. Например, узнав от отца о существовании потайного хода, Валерия никому о нём не рассказывала. Ведь ход мог помочь ей в осуществлении преступного плана.
— Чего же она хотела?
— Если бы ей безнаказанно удалось совершить задуманное, то она смогла бы стать наследницей огромного состояния. Судите сами: граф Бертрам и Озрик убиты, Патриция в тюрьме или, скорее всего, казнена, Себастьян — горький пьяница, а Николаус — инвалид. Теперь ничто не помешало бы Валерии быть единственной продолжательницей рода Де-Бургов.
— Это похоже на манию, — заметил доктор.
— Это так и есть, — согласился нотариус. — Вы, месьер Адам, как врач, должны знать, что некоторые женщины сходят с ума, если вовремя не выйдут замуж. Валерия слишком засиделась в невестах.
— Значит, мы имели дело с ненормальной? — удивился я.
— Конечно, — коротко ответил мой старик.
— Ну, что же, — подытожил Адам, — requiescat in pace·, Валерия!
Разговор прервался.
Я вспомнил, как вчера Тобиас стоял на коленях перед телом своей умирающей невесты и, не обращая внимания на струи дождя, шептал, глотая слёзы:
Ах, если б ветром ты была,
То мне всю ночь бы песни пела.
А если б за ночь не допела,
То утром снова б начала.
Ах, если б ветром ты была,