Нова. Да, и Гоморра
Шрифт:
Кейтин глядел на десяток бродящих по выставке людей.
– Она прибудет через минуту-другую, – сказал капитан. – Ей досюда очень далеко.
– А. – Кейтин прочел название выставки.
«Образы моего народа».
Наверху был экран для объявлений, поменьше, чем в холле.
В данный момент он констатировал: все полотна и фото принадлежат художникам, жившим в последние три сотни лет, и показывают мужчин и женщин за работой или игрой на различных мирах. Просматривая список художников, Кейтин удручился тем, что узнал всего два имени.
– Я пригласил тебя с собой, потому что мне нужно поговорить с тем, кто понимает, каковы ставки.
Кейтин, удивившись,
– Моя звезда… моя нова. Внутри я почти приноровился к ее слепящему сиянию. Но под этим светом я все-таки человек. Всю жизнь люди вокруг обычно выполняли мои желания. Когда они уклонялись…
– Вы их принуждали?
Лорк сузил желтые глаза:
– Когда они уклонялись, я разбирался, что именно они могли, и использовал их в этом качестве. Всегда находился тот, кто делал другую работу. Я хочу поговорить с тем, кто поймет. Только словами тут не отделаешься. Жаль, я никак не могу показать тебе самую суть.
– Я… Кажется, я вас не понимаю.
– Поймешь.
«Портрет женщины» (Беллатрикс IV): ее костюм двадцать лет как вышел из моды. Она сидит у окна, улыбаясь в золоте ненарисованного солнца.
«Ну, с Эштоном Кларком» (место неизвестно): он – старик. Его рабочий комбинезон устарел на двести лет. Он готовится отключить себя от какой-то огромной машины. Такой огромной, что ее самой и не видно.
– Я часто думаю, Кейтин… Моя семья – по отцовской линии точно – из Плеяд. Но когда я рос, у нас дома говорили на драконском. Мой отец принадлежал к закуклившемуся ядру старой гвардии плеядских граждан, так и не отказавшихся от множества идей земных и драконских предков; только вот Земля была пятьдесят лет как мертва, когда самый ранний из этих портретистов взялся за кисть. Придет время, я заведу семью, и мои дети, полагаю, будут говорить на том же языке. Тебе не кажется странным, что мы с тобой, видимо, ближе, чем я и, скажем, Тййи с Себастьяном?
– Я с Селены, – напомнил Кейтин. – Землю я знаю постольку, поскольку долго там гостил. Это не мой мир.
Лорк его как не слышал.
– Кое в чем Тййи, Себастьян и я весьма схожи. В определяющих нас эмоциях мы трое куда ближе, чем ты и я.
И вновь прошла неприятная секунда, пока Кейтин трактовал агонию искореженного лица.
– Нам проще предсказать реакции друг друга, чем тебе – наши. Некоторые реакции. Да, знаю, не более того. – Он помолчал. – Ты не с Земли, Кейтин. Но Мыш – с Земли. И Князь. Один – беспризорник; другой… Князь Красный. Связаны они так же, как мы с Себастьяном? Цыган меня завораживает. Я его не понимаю. Не так, как, пожалуй, понимаю тебя. Князя я не понимаю тоже.
«Портрет сетевого наездника». Кейтин глянул на дату: конкретный наездник с мечтательными негроидными чертами просеивал туман двести восемьдесят лет назад.
«Портрет юноши»: современный, да. Юноша застыл перед лесом… деревьев? Нет. Это что угодно, только не деревья.
– В середине двадцатого столетия, в тысяча девятьсот пятидесятом году, если точнее… – Кейтин посмотрел в глаза капитану, – на Земле была мелкая страна именем Великая Британия, и в ней, согласно исследованиям, насчитывалось около пятидесяти семи взаимонепонятных диалектов английского. Была еще большая страна именем Соединенные Штаты, с населением в четыре раза больше, чем в Великой Британии, рассеянным по территории в шесть раз больше. Со своими вариантами произношения – но всего два маленьких анклава, меньше двадцати тысяч человек, говорили на языке, который мог быть взаимно непонятным со стандартным. Я привожу в доказательство эти примеры, потому что обе страны говорили, по сути, на одном языке.
«Портрет плачущего ребенка» (2852 н. э., Вега IV).
«Портрет плачущего ребенка» (3052 н. э., Новая Бразилия II).
– Что ты доказываешь, Кейтин?
– Соединенные Штаты были продуктом целого коммуникационного взрыва, движения людей, движения информации, развития кино, радио и телевидения, нормировавших речь и структуру мышления – не само мышление, – иначе говоря, человек А понимал не только человека Б, но и людей Ы, Э и Ю. Сегодня люди, информация и идеи движутся по галактике куда быстрее, чем двигались по Соединенным Штатам в тысяча девятьсот пятидесятом году. Потенциал понимания – сравнительно больший. Мы с вами родились на расстоянии в треть галактики. Если не считать студенческих вылазок в Драконский университет в Центавре, я сейчас впервые за пределами Солнечной системы. И все-таки мы с вами куда ближе в плане структуры информации, чем корнец и валлиец тысячу лет назад. Помните об этом, когда пытаетесь судить о Мыше – и Князе Красном. Великий Змей обвивает колонну на сотне миров, но люди в Плеядах и Внешних Колониях его узнают. Мебель Республики Вега повсюду говорит о своем владельце одно и то же. Значение Эштона Кларка одинаково для вас и меня. Морган убил Андервуда, и это убийство стало частью нашего опыта… – Он запнулся – потому что Лорк посуровел.
– Ты хотел сказать: Андервуд убил Моргана.
– Ой, конечно… я хотел сказать… – Смущение жгло щеки изнутри. – Да… но я не хотел сказать…
Среди картин к ним шла женщина в белом. С прической высокой и серебряной.
Тонкая.
Старая.
– Лорк! – Она протянула руки. – Банни сказала, ты здесь. Можем пойти в мой кабинет.
Конечно! – подумал Кейтин. В основном он видел ее на кадрах пятнадцати-двадцатилетней давности.
– Циана, благодарю. Мы могли подняться и сами. Я не хотел тебя тревожить, вдруг ты занята. Много времени не отниму.
– Ерунда. Вы двое, идите за мной. Я думала над ценами на полтонны световых скульптур Веги.
– Республиканского периода? – спросил Кейтин.
– Увы, нет. Эти мы еще сбыли бы. Но им на сто лет больше, и они не стоят ничегошеньки. Пойдемте.
Ведя их мимо левитирующих холстов, она глянула на широкий металлический браслет поверх запястного разъема. Один циферблат помигивал.
– Молодой человек, простите. – Она повернулась к Кейтину. – У вас с собой… какой-то записчик, да?
– А что… да.
– Я бы попросила вас его не использовать.
– Ой. Я не…
– Сейчас с этим получше, но у меня бывали иногда проблемы с приватностью. – Она положила морщинистую кисть на его локоть. – Вы же поймете? Если включите, автоматическое стирающее поле уничтожит все ваши записи.
– Кейтин в моей команде, Циана. Но это совсем не та команда, что в последний раз. Больше никакой секретности.
– Я так и поняла. – Отняла руку; Кейтин посмотрел, как та падает на белую парчу.
Она сказала – и Кейтин с Лорком оба подняли головы, едва она это сказала:
– Утром, когда я пришла в музей, прибыло сообщение тебе от Князя.
Они достигли конца галереи.
Она кратко полуобернулась к Лорку:
– Ловлю тебя на слове насчет секретности. – Ее брови – яркий металлический штрих.
Брови Лорка – металл с ржавчиной; штрих прерван шрамом. Однако же, подумал Кейтин, это у них явно семейное и наследственное.
– Он на Ворписе?
– Понятия не имею. – (Растянулась дверь, они шагнули в проем.) – Но он знает, что ты здесь. Разве не это важно?