Нова. Да, и Гоморра
Шрифт:
Мыш сошел со следующего моста, пальцы в брюках, очи долу.
Звяк цепей.
Поднял глаза.
Цепи ползли по барабану шириной десять футов, вытягивая из тумана тень. На скале перед складом слонялись вокруг гигантской машины мужчины и женщины. Оператор лебедки в кабине так и не снял маску. Из мглы вырастал опутанный сетями зверь, бил ветроплавниками. Трещали сети.
Аролат (не исключено, что все-таки аквалат) двадцати метров в длину. На лебедках поменьше спустились крюки. Прилепленные к боку зверя наездники их расхватали.
Мыш пошел мимо людей, чтобы
– Алекс ранен!
Опущенная на шкиве структура ссадила команду из пятерых.
Зверь присмирел. Ползая по сетям, как по стремянкам, люди ослабляли часть звеньев. Наездник висел посередине, дрябло.
Кто-то едва не выронил свои звенья. Раненый погонщик свесился с синего бока:
– Бо, держи!
– В порядке все! Поймал я!
– Поднимаем не спеша.
Мыш уставился в туман. Первый наездник коснулся ногой скалы, в десяти футах загремели о камень звенья. Наездник сошел, волоча свою сеть. Расстегнул ремни на запястьях, вынул провода из рук, преклонил колено и освободил нижние разъемы на мокрых лодыжках. Потащил сеть по широкому доку, перекинув через плечо. Туманные буйки по краям по-прежнему принимали на себя основной вес сети, неся ее по воздуху. Без них, прикинул Мыш, даже если не брать в расчет чуть более сильное притяжение, раскидистый охотничий механизм весит, вероятно, пару-тройку сотен фунтов.
На обрыв сошли три сетевых наездника – влажные волосы лежат вдоль масок, у одного – кудрявые и рыжие, цеплявшие взгляд, – и поволокли сети. Алекс похромал меж двух товарищей.
Еще четыре наездника. Коренастый блондин отключил сеть от левого запястья и зацепился взглядом за Мыша. Красные глазные пластинки на черной маске запорхали – наездник склонил голову набок.
– Эй… – Гортанный мык. – У тебя на боку штука. Это что? – Свободная рука откинула густые волосы.
Мыш глянул вниз, потом вверх:
– А?
Человек отпнул сеть из левого сапога. На правую ногу он был бос.
– Сенсор-сиринга это, эй?
Мыш ухмыльнулся:
– Ага.
Человек кивнул:
– Пацана, что игрой дьявола очаровал бы, знавал я… – Он замер; голова вернулась на место. Поддел большим пальцем челюсть маски. Капа и глазные пластинки отошли в сторону.
Когда дошло, Мыш ощутил щекотность в горле – еще одна грань его дефекта речи. Сомкнул челюсти, открыл губы. Потом сложил губы и развел зубы. Так и так ничего не скажешь. Попытался выдуть слово с робким вопросительным знаком; оно задребезжало неконтролируемым восклицанием:
– Лео!
Прищур сломался.
– Ты, Мыш, это!
– Лео, что ты?.. Но!..
Лео сбросил сеть с другого запястья, выпнул из другой лодыжки, зачерпнул пригоршню звеньев.
– Со мной в сетевой пойдем дом! Пять лет, нет, десять… да больше…
Мыш все ухмылялся – больше делать было нечего. Он тоже зачерпнул звенья, и они потащили сеть – не без помощи туманных буйков – по скале.
– Эй, Каро! Больсум! Мыш это!
Двое мужчин обернулись.
– Вы про пацана что я помните говорил? Он это. Эй, Мыш, на полфута не вырос ты даже! Сколько лет, семь, восемь, а? И с сирингой как тогда ты? – Лео оглядел сумку. – Ты, об заклад бьюсь, хорош. Каким и был ты.
– Ты сам достал сирингу, Лео? Могли бы сыграть вместе…
Лео помотал головой со смущенной усмешкой:
– В Стамбуле сирингу в последний держал раз я. Увы с тех пор. И теперь забыл все.
– Ох, – сказал Мыш и ощутил потерю.
– Эй, сенсор-сиринга, что в Стамбуле украл ты, это?
– Я с тех пор с ней не расстаюсь.
Лео расхохотался и уронил руку на Мышовы острые плечи. Хохот (ощущалось ли в нем обретение?) перекатывался по словам рыбака:
– И ты все это на сиринге время играл? Для меня сыграй. Вот! Ты запахи, звуки и для меня цвета сотвори. – Огромные пальцы ушибли смуглую лопатку под Мышовым рабочим жилетом. – Эй, Бо, Каро, большой перед вами на сиринге игрец!
Два наездника подались назад:
– Ты правда играешь на этой штуке?
– Шесть месяцев назад тут был парень, так он набренчал кое-что… – (Руки в шрамах нарисовали в воздухе две дуги, локоть толкнул Мыша.) – Чуешь, о чем я?
– Получше играет Мыш кое-что чем это! – возразил Лео.
– Лео все тараторил о пацане, которого когда-то знал, с Земли. Говорил, мол, учил пацана играть, сам, но когда мы дали Лео сирингу… – Она затрясла головой, смеясь.
– Но он это и есть! – воскликнул Лео, стукнув Мыша в плечо.
– А?
– О!
– Мыш это!
Они вошли в двухэтажную дверь сетевого дома.
С высоких решеток лабиринтом свисали сети. Каждый наездник цеплял сеть за крюк на шкиве, спускавшийся с потолка через барабан. Когда та натягивалась, можно было чинить поврежденные звенья и переналаживать реле обратной связи, побуждавшие сеть двигаться и приспосабливать форму к нервным импульсам из разъемов.
Два наездника выкатили большую машину со множеством зубьев.
– Что это?
– Для забоя это аролата.
– Аролата? – кивнул Мыш.
– Здесь на них охотимся мы. На аквалата у Черного дальше стола охотятся.
– А.
– Но, Мыш, тут что ты делаешь? – Они шли сквозь звеньевой перезвон. – Останешься в сетях пока? С нами поработаешь? Я команду, где новый знаю нужен человек…
– У меня отпуск на время стоянки корабля. «Птица Рух», капитана фон Рэя.
– Фон Рэя? С Плеяд корабль?
– Именно.
Лео приспустил крюковую подвеску из-под высоких стропил и стал развешивать сеть.
– Что в Драконе делает он?
– Капитану надо в Алкан-Институт, получить техническую информацию.
Лео дернул за барабанную цепь; крюки, громыхая, поднялись на десять футов. Принялся за следующий слой.
– Фон Рэй, да. Хороший, верно, корабль. Когда я в Дракон впервые прибыл… – натянул черные звенья на новый крюк, – никто из Плеяд не ходил еще в Дракон. Кто-то, может, один или двое. Одинок я был. – Звенья вставали на место со щелчком. Лео доразмотал цепь. Верхний край сети вознесся в свет высоких окон. – Теперь много из Федерации встречаю я людей. Десять на этом работают берегу. И корабли взад все время летают вперед. – Он грустно покачал головой.