Новая эпоха
Шрифт:
— Вот, нашёл! — сообщил Серёга, отрываясь от моего аппарата с воткнутой в него его флэшкой, — Все ваши проблемы с очисткой морской соли от хлорида магния яйца выеденного не стоят! Растворимость, растворимость — вы бы ещё поплавками с удельным весом 1,2 и 1,28 заморочились, гы-гы!
— А нахрена поплавки-то такие неплавающие? — не въехал Володя, — Они же в воде утонут на хрен.
— Нахрена, нахрена — шоб було! Пускай себе тонут, нам не жалко. Плотность морской воды 1,03, и когда мы её выпариваем, она растёт — воды меньше, и процент солей в ней выше. Когда она достигает 1,2 — гипс уже, считайте, весь выпал в осадок, а начинает осаживаться нужная нам поваренная соль. Вот как всплыл первый поплавок, который с плотностью 1,2 —
— Так, а что у нас имеет плотность 1,2? — озадаченно зачесал репу спецназер.
— Оргстекло, например, которого у нас нет, — подсказал геолог с ухмылкой.
— Стоп! — прервал я его садистское развлечение, — Тропические породы дерева, тонущие в воде — эбен, например, африканский или тот же самый кубинский бакаут.
— Точно! — обрадовался Володя, — Наташа, чего у нас с ихними плотностями?
— Ну, не очень хорошо, — охладила ему пыл его благоверная, — Она неодинаковая и варьирует от дерева к дереву. У эбена она от 0,9 до 1,2, но это для плотного цейлонского и южноазиатского, а африканский — самый лёгкий из них, так что он вообще не подходит. С бакаутом получше — от 1,1 до 1,4, но как выбирать из них куски нужной плотности?
— Как, как — пилите, Шура, они золотые, — проворчал я, — Выпиливаем или, ещё лучше, вытачиваем на токарном станке из каждого бакаутового полена куски строго заданных размеров под какой-нибудь достаточно легко определяемый объём, вычисляем для него вес при обеих плотностях и тупо их все взвешиваем, пока не попадутся нужного нам веса, — как раз на токарном станке я собственноручно подгонял вес бронзовых гирек к нужному путём снятия тоненькой стружки с их торцев, когда нам понадобились наша современная система весов килограммового стандарта, так что мысля пришла сходу.
— Аплодирую стоя! — прикололся Серёга, — Успешно решили сложную научную проблему героическим кавалерийским наскоком!
— А что тебе не так? — при виде его глумливой ухмылки я заподозрил неладное.
— У нас с вами по условиям задачи остался рассол, в котором почти весь хлорид магния — в нашу соль немного попало, но сущий мизер — но ещё там реально до хрена и "нашей" NaCl. Не жалко такое богатство выбрасывать?
— Хлорид магния, кстати, хорошее и нужное удобрение, — заметила Наташка, — Но его для этого надо обязательно очистить от поваренной соли.
— Ага, во избежание засоления почвы, — кивнул я, — А как насчёт сульфата натрия?
— Для почвы безвреден, для растений полезен как серное удобрение…
— Ну так тогда, если оно того стоит, тупо перегоняем всё это добро в сульфаты серной кислотой. Небось, сульфат магния растительность тоже примет с удовольствием?
— Да, даже лучше хлорида, — подтвердила лесотехничка.
— Ох, ребята и девчата, удручаете вы меня, — изобразил расстройство Серёга, — Вот сразу видно, что ни у кого из вас химия не была профильным предметом.
— И чего ты там химичить собрался? — поинтересовался я.
— У нас с вами как задача формулировалась? Извлечь из морской воды "нашу" поваренную соль, достаточно чистую для пищевого использования, для чего мы с вами должны отделить её от примесей — ну, или примеси от неё, это что совой об пень, что пнём об сову. Мне глубоко до лампочки Ильича, в пищу вы эту соль используете или на удобрения переработаете, но задачу-то поставленную выполнять надо или уже не надо?
— Ну и чего бы ты сделал с этой горько-солёной
— Что, что — то, что надо было сделать с самого начала ещё в самом первом чане, даже не заморачиваясь с этими вашими дурацкими растворимостями, плотностями и поплавками, гы-гы! Короче говоря, слухайте сюды, неучи. Начал, допустим, в первом чане осаживаться осадок гипса — переливать или не переливать во второй, это вы уж сами решайте, нужен ли вам тот гипс. А по делу, пока тот гипс осаживается, самое время известь замешать, да "известковое молоко" забодяжить. Не ту вы растворимость глядите, которая по делу нужна. Вливаем это "известковое молоко", которое есть не что иное, как гидроокись кальция, в рассол, и оно там реагирует с нашим, а точнее — с "не нашим" хлоридом магния, который в результате реакции обмена осаживается в виде практически нерастворимой гидроокиси магния, а образовавшийся хлорид кальция реагирует затем с прочими примесями и вываливает в осадок и остатки гипса, и сульфаты магния и калия. И в рассоле у нас после фильтровки остаётся "наш" хлорид натрия с примесью хлорида кальция. Он, правда, тоже горчит, но не так сильно, как хлорид магния, а главное — его растворимость в кипящей воде вдвое выше, а по сравнению с "нашей" солью — почти вчетверо, так что при дальнейшем выкипячивании мы получаем в осадке почти всю поваренную соль практически без примесей, и в небольшом остатке рассола её уже немного, а в основном этот хлорид кальция. Хороший консервант, кстати. Нужен в этом качестве — используем, не нужен — ну, можно и в сульфаты перегнать…
— Это ведь известь, получается, нужна, а известняк на Азорах дефицит, — заметил Васькин, — С Санта-Марии его приходится возить…
— Это для строительства вашего помпезного его много надо, а тут — мизер.
— Так достроим ведь рано или поздно город и перестанем известняк возить, и откуда тогда брать этот мизер?
— Двоечники, млять! Да под ногами же! — геолог едва не расхохотался, — На пляж ракушки прибоем выносит? Ну и чем они вам не известняк? В Америке целый завод по добыче магния из морской воды пережигает на известь ракушки.
— Точно! Если целью задаться, так на пляже за полчаса хоть ведро тех ракушек насобирать можно, — припомнил я летний отдых на море из собственного детства, — На Чёрном море вообще если яму в мокром песке до полуметра вырыть, так до сплошного слоя мелких ракушек докопаешься — черпай сколько надо и не заморачивайся поисками. На Азорах проверять недосуг было, да и песок там другой, базальтовый, но не удивлюсь, если и там такая же хрень окажется, как и на Чёрном море…
— Кстати, насчёт Чёрного моря — не пойму, чего за хрень такая с этой грёбаной солью получается, — пожаловался Володя, — Вот вспомнилось, как мы браконьерили там с корешами из наших гарпунных ружбаек кефаль и варили потом из неё уху. И варили на морской воде — ну, разбавленной, конечно, до кондиции, но соль была из неё, реально морская. Так морской воды если глотнёшь, она реально горчит — не так сильно, как эта океанская, солёность ведь меньше, но горчинка ощутимая. А в ухе — хрен, ни малейшей горчинки не чувствовалось, хоть и пересолили маленько. В смысле, разбавили морскую воду пресной недостаточно. А на Азорах с какого-то хрена реально и в рыбе, и в каше та горчинка ощущалась. Там чего, состав солей другой?
— Странно, такого быть не должно бы, — наморщил лоб Серёга, — Соль в Чёрном море из Средиземного, а в нём — из той же Атлантики. Солёность разная — в Средиземном немного повыше океанской, в Чёрном раза в два примерно ниже, но состав солей один и тот же — где-то около десяти процентов хлорида магния. Не должна атлантическая соль быть горше черноморской. Соль точно из океана?
— А откуда же ещё?
— Стоп! Из океана, но не напрямую! — осенило меня, — Ты, Володя, прямо из моря ведь воду котелком зачёрпывал?