Новая философская энциклопедия. Том третий Н—С
Шрифт:
164
ОРТЕГА-И-ГАССЕТ Дух — меньше Сына. Для Оригена не существует четкого различия между творением и рождением, поэтому понятия рож- денности и единосущности Сына Отцу (термин впервые введен Оригеном), которые он употребляет, не имеют для него решающего значения. Бог в силу своего всемогущества и благости не может оставаться неактивным, поэтому Он является Творцом. Творение Ориген мыслит как вечный акт: до нашего мира и после него были и будут другие миры, т. о., мироздание является совечным Богу. Это означает, что Бог не является полностью трансцендентным твари. Будучи благим, Бог изначально сотворил равные друг другу духовные существа или умы с помощью божественного Логоса. Свобода, которой обладали духи, привела к тому, что они отвратились от созерцания Бога и т. о. более или менее удалились от Него и друг от друга. Глубина падения определила судьбу каждого духа: одни стали ангелами, другие сошли в человеческие тела, третьи стали демонами. В соответствии с этим падением был создан материальный мир. За падением должно следовать спасение или восстановление (апокатастасис), которое Ориген понимает как возвращение духов в первоначальное блаженное состояние единства с Богом, что обеспечивается Божественным провидением, а поскольку никто из духов полностью не лишен разума и свободы, постепенно спасены будут все, включая Сатану. Спасителем является Христос, воплотившийся Сын Божий, или Логос. В своей христологии Ориген утверждает, что единственный из всех духов, который сохранилсвоеизначальноеединствосбожественнымЛогосом, как тварный Его носитель, стал той человеческой душой, душой Христа, в которой Сын Божий воплотился на земле. Христос представляется Оригену скорее педагогом, чем искупителем, поскольку спасение заключается в постепенном всеобщем восстановлении путем увещания и внушения. Однако восстановление не является окончательным: в силу своей свободы духи снова могут пасть и весь процесс повторится снова. Т. о., богословская система Оригена определена, с одной стороны, понятием свободы, а с другой — понятием постепенного Откровения и медленного и постепенного воспитания духовных существ. Целью человеческой жизни ятя&гся созерцание Бога, которое достигается борьбой и освобождением от страстей. Это учение Оригена об аскетической жизни повлияло на развитие всей монашеской традиции, а его богословские и экзегетические представления нашли отражение в трудах позднейших отцов Церкви. Тем не менее споры о православное™ Оригена не утихали и после его смерти. Особое неприятие вызывали его тезисы о всеобщем апокатастасисе, существовании душ прежде тел и временности адских мук. В эдикте 543 г. император Юстиниан осудил Оригена как еретика, что было подкреплено аналогичным решением Пятого вселенского собора (553). Co4.:Werke (Griechische christliche Schriftsteller, Bd. 1-12). В., 1899- 1959; в рус. пер.: Творения, вып. 1. О началах. Казань, 1899 (пере- изд. Самара, 1993);
ОРЛОВ Иван Ефимович [1(13) октября 1886, Галич, Костромской губ. — 13 октября 1936, Москва] — химик и философ, занимавшийся вопросами методологии науки и логики. Окончил в 1912 Московский университет (естественное отделение физико-математического факультета). В советское время работал в Научно-исследовательском химико-фармацевтическом институте. Как философ стоял на позициях естественнонаучного материализма («реализма»), после революции принял марксизм и печатался в таких изданиях, как журнал «Под знаменем марксизма». В дискуссиях того времени примкнул к т. н. механистам. В 1920-х гг. был сотрудником Социалистической академии и Государственного Тимирязевского научно-исследовательского института изучения и пропаганды естественнонаучных основ диалектического материализма; после идеологического разгрома «механицизма» сосредоточился на химических исследованиях. «Логику естествознания» Орлов отождествлял с индуктивиз- мом, противопоставляя его идущему от Аристотеля дедукти- визму. Математическую логику рассматривал как модификацию аристотелевской, пригодную лишь для математики. Поиски неклассических подходов в логике привели его к разработке «логики изобретений» и к «околоинтуиционистским» представлениям. В построенном им исчислении совместности предложений Орлов видел формальное приближение к «брауэровской интуиционистской логике». Эю логическое построение Орлова явилось исторически первой формой/име- вантной логики, а его полемика с А. Н. Щукаревым явилась предвестником последующих дискуссий об «искусственном интеллекте». Соч.: Основные формулы принципа относительности с т. зр. классической механики. — «Журнал русского физико-химического общества», часть физическая, 1914, т. 46, вып. 4, с. 163—175; Реализм в естествознании и индуктивный метод. — «Вопросы философии и психологии», 1916, кн. 131 (1), с. 1—35; Классическая физика и релятивизм. — «Под знаменем марксизма», 1924, № 3, с. 49—76; Диалектика эксперимента. — «Вестник Социалистической академии», 1923, кн. 6; Логика формальная, естественнонаучная и диалектическая. — «Под знаменем марксизма», 1924, № 6—7; Математика и марксизм. — Там же, 1924, № 12; Логика естествознания. М—Л., 1925; Логика бесконечности и теория Г. Кантора. — «Под знаменем марксизма», 1925, № 3, с. 61—74; Логическое исчисление и традиционная логика. — Там же, № 4; Теория случайности и диалектика. — Там же, 1926, № 9—10; Рационализация умственного труда. — Там же, № 12, с. 72—93; Исчисление совместности предложений. — В кн.: Математический сборник. М., 1928, т. 35, вып. 3—4; Об объективном изучении синтетической деятельности мозга. — Там же, 1928, № 12, с. 179—195. Лит.: Поваров Г. И, Петров А. Е. Русские логические машины. — В кн.: Кибернетика и логика. М., 1978, с. 137—153; Бирюков Б. В., Шуранов Б. М. Спор И. Е. Орлова с А. Н. Щукаревым. — «Вестник Международного Славянского университета», 1998, вып. 4. Г. Н. Поваров, Б. A Бирюков
ОРТЕГА-И-ГАССЕТ (Ortega у Gasset) Хосе (9 мая 1883, Мадрид — 18 октября 1955, Мадрид) — крупнейший испанский философ 20 в. Учился в университетах Бильбао и Мадрида, в 1904 защитил докторскую диссертацию. В 1905 уехал в Германию, учился в Лейпциге, а затем, после недолгого пребывания в Испании, в Берлине и в Марбурге. Учеба у Г Ко- гена и П. Наторпа оказала значительное влияние на Ортегу — первый этап его творчества можно охарактеризовать как неокантианский. По возвращении в Испанию с 1908 преподавал в Мадридском университете; с 1910 по 1936 возглавлял кафедру метафизики. Им были основаны журнал и издательство «Ревиста де Оксиденте», сыгравшие значительную роль
165
ОРТЕГА-И-ГАССЕТ в формировании нескольких поколений испанских интеллектуалов. Ортега принимал активное участие в политической жизни как либеральный публицист, в 1930-е гг. был депутатом кортесов. Вскоре после начала гражданской войны 1936— 39 покинул Испанию; вернувшись на родину в 1945, остался в оппозиции франкистскому режиму, жил во «внутренней эмиграции». В 1948 основал Институт гуманитарных наук, где читает курсы лекций по философии истории и социологии. В 1950-е гг. ортегианство выступало как единственное светское учение, противостоящее схоластике в испанских университетах и франкизму как либеральная политическая доктрина. Наряду с учениками-эмигрантами (X. Гаос, М. Самбрано и др.), сыгравшими значительнуюрольвразвитии философии встра- нах Латинской Америки, к ученикам Ортеги относятся и ведущие испанские философы 1950—70-х гг. (X. Субири, X. Марше, П. Лат Энтралъго, X. Л, Арангурен). Эволюцию воззрений Ортега правомерно рассматривают как движение от неокантианства к «философии жизни», а затем к экзистенциализму. Вместе с тем подобная схематизация учитывает только внешние влияния, сказывавшиеся на терминологии Ортеги, тогда как основные положения его философии обнаруживаются уже в «Размышлениях о Кихоте» (Meditationes del Quijote, 1914) и с тех пор существенно не меняются. Отталкиваясь от неокантианства, «философии жизни», феноменологии Гуссерля, Ортега создает учение о «жизненном разуме» (см. рациовитализм), напоминающее и аналитику Dasein Хайдегтера, и учение о «жизненном мире» Гуссерля. Центральная формула его философии такова: «Я еемь «я» и мои обстоятельства». Первое «Я» — это «радикальная реальность человеческой жизни», в ней укоренены все остальные реальности; второе «Я» — это сознание, субъект классической философии; «обстоятельства» (circunstancia) — это все, что может стать предметом акта сознания, причем акта не только познавательного, но также волитивного, эмоционального и т. д. Обстоятельства суть предметности, включающие в себя не только внешний, но и внутренний мир, они невы- водимы из «Я» и не конструируются субъектом; любому акту сознания сопутствует предмет, а сами обстоятельства всегда уже истолкованы — поэтому «веши» суть наши интерпретации, даже «метафоры». Бытие — это и не материя, и не дух, не какая-то субстанция, но «ракурс», «перспектива». Организующим принципом реальности является точка зрения, а всякая попытка получить «безличную» картину мира оканчиваются неудачей — перспективы sub specie aetenii не существует. Перспективизм Ортеги дополняется учением о «жизни» как «радикальной реальности» и изначальной активности, а также о творческом воображении и смыслопорождении. Ортега создает собственный вариант герменевтики, который лежит в основе его историцизма. У человека нет природы, у него есть история. Ортега разграничивает рефлексивный и дореф- лексивный уровни жизни, которые получают у него наименования «идеи» и «верования». Человеческое существование изначально практично, мы «считаемся» с миром до всяких «идей», мы разомкнуты на него в «верованиях». За всякой системой идей, теорией скрывается система верований, самоочевидных «предрассудков». Никакое методологическое сомнение не может отменить верований, без которых нет самого человека. Верования оказываются под сомнением, когда сотрясается сама жизненная почва, когда человек теряет ориентацию в мире и пребывает в экзистенциальном отчаянии. К помощи идей человек прибегает именно в целях восстановления безопасности и уверенности, гармоничного равновесия с миром. В верованиях человек живет «по истине», в сомнении у него появляется идея истины как чего-то требующего усилий для достижения. Найденная такими усилиями мышления идея-истина со временем становится верованием. Философия и наука возникли именно потому, что была разрушена традиция, рухнули прежние коллективные верования — философия начинается с «кораблекрушения» и попыток выплыть из «моря сомнений». Философия имеет свое начало, но вполне возможен и конец такого способа поиска истины. Учение об идеях и верованиях лежит в основании философии истории Ортега. Системы верований коллективны, каждая эпоха характеризуется господством какого-то базисного верования. Исторический кризис происходит вместе с крушением такой системы координат. Человек остается без точки опоры, без твердых убеждений — он теряется в мире. Кризисные периоды насыщены поисками идей-ориентиров: множатся философские доктрины, религиозные ереси и секты. Старая культура уже не вызывает доверия, она непонятна массе — на сцену истории выходят варвары, которые вторгаются не извне, но порождаются самой культурой. Она стала ритуализированной, изл и шнеспециал изированной, фарисейской — боги умирают, а человек оказывается отчужденным от тех смыслов, которые веками несли культурные образцы. В работе «Вокруг Галилея» (En torno a Galileo, 1933) Ортега подробно рассматривает «кризис Возрождения», который завершился вместе с поя&чением «геометрического разума» картезианской метафизики и физики. Новый способ мышления заявляет о себе и в научных трактатах, и в полемических сочинениях просветителей, и в классицизме, и в парках Версаля, и в отрицающей всякое «неразумие» дисциплине, и в расчетливости законопослушных буржуа, и в революционных декларациях прав и свобод. В 19 в. рассудочная цивилизация одерживает победу за победой, но в первой трети 20 в. кризис охватывает все области культуры — от искусства до политики и экономики. Этому кризису Ортега посвятил целый ряд работ — «Дегуманизация искусства» (La deshumanizaeion del arte.., 1925), «Восстание масс» и др. В собственном учении о «жизненном или историческом разуме» он видел путь преодоления того кризиса, который возник в результате крушения «геометрического разума», т. е. классического рационализма и сциентизма. Ортега написал большое число работ по самым различным философским проблемам—философской антропологии, философии техники, эстетики, философии истории, истории науки и др. Из вышедших посмертно работ наибольшее значение имел набросок теоретической социологии («Человек и люди»), в котором им была развита теория обычая как базисного элемента социальной жизни. Ортега был одним из основоположников теории массового общества. Соч.: Obras completas, v. 1—9. Madrid, 1953—71; в рус. пер.: Что такое философия? М, 1991; Эстетика. Философия культуры. М., 1991; Избранные труды. М., 1997; Obras Completas, v. I—XI. Madrid, 1953— 1971. Лит.: Зыкова А. Б. Учение о человеке в философии X. Ортеги-и-Гас- сета. М., 1978; Ferrater Mora J. Ortega у Gasset: an outline of his philosophy. L., 1956; Abellan J. L. Ortega y Gasset en la filosofia espano- la. Madrid, [1966]; Moron A. C. El sistema de Ortega y Gasset. Madrid, [1968]; Aguado E. Ortega y Gasset. Madrid, [1970]; Rukser U. Bibliografia de Ortega. Madrid, 1971. A. M. Руткевин
166
ОСНОВАНИЯ НАУКИ
ОРФИЗМ — древнегреческое религиозное движение, возникшее в 6 в. до н. э. в результате реформы культа Диониса: центральный ритуал дионисийских оргий — омофагия («поедание сырого мяса» растерзанной в вакхическом исступлении животной жертвы) — был переосмыслен как первородный грех титанов, растерзавших ребенка-Диониса и вкусивших его мяса. Искупить наследственный грех (лежащий на всем человечестве) мог только «чистый» — посвященный в мистерии ведущий «орфический образ жизни», отличительной чертой которого для грека 5 в. до н. э. было вегетарианство. «Священное сказание» о грехе титанов требовало создания своей теокосмогонии, вера в бессмертие души и загробное воздаяние — разработанной эсхатологии, которые и были зафиксированы в гексаметрических поэмах. Учредителем очистительных обрядов и автором этих поэм создатели новой религии провозгласили мифического певца Орфея — героя сказания об аргонавтах (живших до Троянской войны): его учение было древнее и «ближе к богам», а следовательно, авторитетнее теологии Гомера и Гесиода. В современной литературе называют «орфиками» авторов «поэм Орфея» (Оно- макрит — Афины, 2-я пол. 6 в. до н. э., и др.), а также всех, исповедовавших религию Орфея. Поэмы под именем Орфея создавались в течение 1000 лет, отражая различные стадии греческой религии и влияние различных философских школ. От огромной орфической литературы до нас дошли только два поздних памятника: сборник 87 «Гимнов Орфея» (ок. 200 в Малой Азии), составитель которого находился под влиянием стоицизма, Филона Александрийского и Платона, и «Орфические аргонавтики» (5 в.). От остальных сочинений сохранились только фрагменты, из которых наибольшее философское значение имеютфрагменты теогонии. Изфрагментовт. н. «Рапсодической теогонии» реконструируется грандиозная картина эволюции мироздания из «Нестареющего Времени», представленная как смена шести поколений богов. «Нестареющее Время» рождает эфир (воздух) и бездонную «зияющую бездну» (хаос), окутанные первобытным мраком (Kern, fr. 66). В эфире или из него Хронос-Время «сотворил серебристое яйцо», из которого выходит специфически орфический бог-демиург Фанес («Сияющий») — 1-й царь богов; он творит небо и землю, а также «другую землю» — луну. Изложение истории Урана (3-й царь), Кроноса (4-й царь), Зевса (5-й царь) примыкает к «Теогонии» Гесиода. Зевс проглатывает Фанеса и тем самым вбирает в себя все мироздание и всех богов. При этом ставится проблема единого и многого: «Как мне сделать, чтобы все вещи были и едины, и раздельны?» (вопрос Зевса к Ночи, Kern, fr. 165). Следовавший затем вел ичественный гимн кЗевсу- Вселенной как к началу, середине и концу всех вещей (Kern, fr. 168) был известен уже Платону. Титанов, растерзавших сына Зевса Диониса, Зевс испепелил молнией, а из праха создал 3-й, нынешний, род людей (1-й, золотой, — при Фанесе, 2-й, серебряный, — при Кроносе), в которых «злая титаническая природа» (Платон. Законы 70lb) соединена с божественным ди- онисийским
ОСНОВАНИЯ НАУКИ — фундаментальные представления, понятия и принципы науки, определяющие стратегию исследования, организующие в целостную систему многообразие конкретных теоретических и эмпирических знаний и обеспечивающие их включение в культуру той или иной исторической эпохи. Проблема оснований науки активно разрабатывалась в философии науки 20 в. Возрастающий интерес к этой проблематике был стимулирован: научными революциями 20 в. (в физике, космологии, биологии); появлением новых направлений и отраслей науки (кибернетики, теории информации); усилившимися процессами дифференциации и интеграции наук. Во всех этих ситуациях возникала потребность осмысления фундаментальных понятий, идей и образов, определяющих стратегии научного исследования и их историческую изменчивость. Ряд компонентов и аспектов оснований науки был выявлен и проанализирован в западной философии науки 2-й пол. 20 в. Т. Кун обозначил их как парадигму; С. Тулмин — как «принципы естественного порядка», «идеалы и стандарты понимания»; в концепции Дж. Холтонаони были представлены как фундаментальные темы науки; И. Лакатос описывал их функционирование в терминах исследовательских программ; Л. Лаудан анализировал их как исследовательскую традицию, которая характеризуется принимаемыми методологическими и онтологическими допущениями и запретами. В отечественной философии науки проблематика оснований науки исследовалась как в аспекте внутренней структуры и динамики научного знания, так и в аспекте его социокультурной обусловленности, что позволило более аналитично представить структуру и функции оснований науки. Структура оснований науки определена связями трех основных компонентов: 1) идеалов и норм исследования, 2) научной картины мира, 3) философских оснований науки (см. Идеалы и нормы науки, Научная картина мира, Философские основания науки). Основания науки выполняют следующие функции: 1) определяет постановку проблем и поиск средств их решения, выступая в качестве фундаментальной исследовательской программы науки; 2) служат системообразующим базисом научного знания, объединяя в целостную систему разнообразие теоретических и эмпирических знаний каждой научной дисциплины; определяют стратегию междисциплинарных взаимодействий и междисциплинарного синтеза знаний; 3) выступают опосредствующим звеном между наукой и другими областями культуры, определяют характер воздействия социо- культурных факторов напроцессы формирования теоретических и эмпирических знаний и обратное влияние научных достижений на культуру той или иной исторической эпохи. Трансформация оснований науки происходит в эпохи науч-
167
«ОСНОВОПОЛОЖЕНИЕ К МЕТАФИЗИКЕ НРАВОВ» ных революций и выступает основным содержанием революционных преобразований в науке. Эти трансформации определяют формирование новых типов научной рациональности. См. также ст. Наука. Лит.: Кун Т. Структура научных революций. М., 1975; Научные революции в динамике культуры. Минск, 1987; Природа научного познания. Минск, 1979; Структура и развитие науки. М., 1978; Степин В. С. Философская антропология и философия науки. М., 1992; Тушин С. Человеческое понимание. М., 1984; Холтон Дж. Тематический анализ науки. М., 1981; Lakatos I. History of Science and its Rational Reconstructions. — Boston Studies in the Philosophy of Science, Vol. 8. Dordrecht—Boston, 1970; Loundan L. Progress and its Problems: Towards a Theory of Scientifical Growth. Berk., 1977. В. С Степин «ОСНОВОПОЛОЖЕНИЕ К МЕТАФИЗИКЕ
НРАВОВ» (Grundlegung zur Metafhysik der Sitten. Riga, 1785) — сочинение И. Канта, в котором впервые была систематически представлена моральная теория зрелого периода его творчества и сформулирован ключевой ее принцип — категорический императив. В предисловии задача труда определяется как «отыскание и утверждение верховного принципа моральности». Метод исследования обозначается как аналитическое восхождение к этическим принципам от интуиции обыденного сознания, а затем их обоснование в априорных синтезах разума, имеющих онтологическое измерение и приводящих к метафизике нравственной и разумной личности. В 1-м разделе анализируется обыденная интуиция доброй воли как идеала чистоты воли вообще. Добрая юля трактуется как содержание конечного предназначения человеческого разума. Рассматривая ряд ценностей (самосохранение, благотворение, счастье и культура дарований), значимость которых не ограничивается нравственным содержанием, Кант утверждает, что моральность ценности вообще следует искать не в субъективном намерении действия, посредством которого она осуществляется, но в самом принципе волевого избрания этой ценности. Поэтому долг есть моральная необходимость действия, т. е. его необходимость из уважения к закону, к чистой ценности; уважение же возможно лишь к разумной деятельной воле. Моральная ценность действия заключена не в ожидаемом результате, но в чистом сознании ценности — «представлении закона самого по себе» как определяющего основание воли. Представление закона должно быть свойственно субъективному мотиву; мотив и законная ценность должны совпасть в поступке воли. Исходя из этого, Кант формулирует требование морального закона: поступать так, «чтобы я мог также желать, чтобы моя максима стала всеобщим законом». Во 2-м разделе Кант приступает к выяснению принципа моральной ценности строго критическим «априорным» методом. Определяя волю как способность действовать по представлению закона, Кант усматривает собственно практически-ценностный момент воли в ее более или менее полной зависимости от сознания закона, а практическое принуждение — в принуждении к полноте морально-законного (объективно-доброго), которое Кант называет велением разума, а формулу веления — императивом. Безусловный, эмпирически независимый императив именуется Кантом категорическим и определяется как формальное качество нравственной воли. Эта форма нравственного принуждения имеет три аспекта: (а) объективно-формальный («формула закона»), (б) содержательный, или субъективно-ценностный («формулачеловечности»), (в) «полное определение» — синтетическое понятие нравственности воли («формула автономии и царства целей»). Подводя итог аналитической части работы, Кант формулирует нравственный идеал человечности как царство целей, возможное по нравственно безупречным максимам всех личных воль как его членов. Действительность этого царства хотя и зависит от добровольной моральности каждого его члена, является в то же время для каждого безусловным предельным нравственным императивом, удостоверение которого и одновременно основа достоинства всякого разумного существа есть автономия его воли. Автономия воли представляет собой основание ее моральности. Однако чистая метафизика нравов бессильна постичь основу такого положения дел без моральной критики разума. Ее начало дает 3-й раздел работы. Основа объяснения автономии — положительное понятие свободы: закон воли, свободной от чувственных влияний, есть она сама как автономная. Такое свойство положительной свободы должно быть признано за волей всякого существа, способного действовать не иначе как в самосознании такой свободы, хотя бы философия и не могла подтвердить это сознание в его праве. Метафизика нравственной свободы помещается Кантом в контекст учения о вещах-в-себе и явлениях как специфической онтологии критического наукоучения. Чистая спонтанность разума в его законном целеполагании, превосходящая синтетическую способность рассудка, оказывается метафизической основой нравственного бытия личности. Категорическое веление нравственности оказывается возможным именно вследствие: (а) расхождения законов чистой идеальности умопостигаемого и законов эмпирической необходимости, (б) необходимости придания миру последней формы морального мира, (в) необходимого синтеза чувственного влечения с идеей чистой воли. Моральное долженствование, по Канту, есть собственное необходимое воленне человека как члена умопостигаемого мира. Последний метафизический синтез морально-практического разума как единство мира нравов по закону морали ставит перед философией вопрос о пределе ее правомерной компетенции. Объяснение возможности чистой практической свободы оказывается по ту сторону пределов научной философии; однако тем самым под подозрение в пскпижимо-непостижимости попадает и основание чистого практического принуждения. Моральное воление вовеки должно остаться идеалом, его действительность необъяснима для чистой философии, ибо здесь в дело морального разума вторгается метафизическая сила высшей свободы. Русский перевод Я. Рубана («Кантово основание к метафизике нравов». Николаев, 1804); Н. Смирнова (1879); Л. П. Д. под ред. В. М. Хвостова (1912); А. К. Судако- ва (1997: Кант И, Соч. на нем. и рус. яз., т. 3). А. К. Судаков «ОСНОВЫ ФИЛОСОФИИ» — главное произведение Т. Гоббса, состоящее из трех частей («Отеле», «О человеке», «О гражданине») и написанное на латинском языке (Elementorum philosophiae Sectio prima de Corpore. L., 1655; Elementorum philosophiae Sectio secunda de Homine. L., 1658; Elementorum philosophiae Sectio tertia. P, 1642). Последнее издание на языке оригинала: Hobbes Г. Malmesburiensis opera philosophica, quae latine scripsit omnia. Studio et labore G. Mollesworth, v. 1. L., 1839. Последнее полное издание на русском языке в издании: Соч., т. 1.М., 1989. В первой части выражаются натуралистические и материалистические установки Гоббса, его понимание естественных и
168
оссовский искусственных тел. Здесь же наиболее полно сформулированы его определение философии, представлены номиналистическая методология и учение о знаках. Характерно название первого раздела — «Исчисление, или Логика», где критически изложена аристотелевско-схоластическая логика. Онтология (первая философия) и ее проблемы — пространство и время j тело и акциденция, причина и действие, действительность и возможность — сформулированы как следствие методологии. Большое внимание уделено вопросам механики и физики (натурфилософии). Вторая часть трактует человека как своеобразное физическое существо. Здесь с позиций механицизма трактуются физиология и психология — вопросы зрения, трактовка аффектов и т. п. В особой главе рассматривается проблема речи как специфического свойства познающего человека, а также зависимость науки от речи. Включена также глава о религии — как «естественной», так и «суеверной». Третья часть (опубликованная первой), исходя из особенностей человека, рассматривает его как дообщественного индивида, создающего государство как «искусственное тело». Здесь определяются понятия естественного права и естественных законов общественного договора, вопросы частной жизни в связи с государственностью и христианской религией. В философии 17 в. наибольшее влияние имели социальные идеи последней части сочинения. В. В. Соколов
ОССОВСКАЯ (Ossowska) Мария (16 января 1896, Варшава — 13 августа 1974, там же) — польский философ, социолог, участница Львовско-Варшавской шкалы. Жена С. Оссовского. Окончила философский факультет Варшавского университета, где училась у Т. Котарбиньского, В. Татаркевича и Я. Лукасевича. Активная участница польского Сопротивления вовремя 2-й мировой войны. Профессор Л одзинского университета (1945—48), Варшавского университета (с 1948). Руководитель отдела истории и теории морали Института философии и социологии Польской академии наук (1956—62). В трактовке Оссовской наука о морали есть описание и анализ соотношения между реальными моральными отношениями и этическими системами, господствующими в различных обществах на различных исторических стадиях их развития; наука о морали занимается также изучением источников морали, ее функций и структуры. В связи с этим теоретическая этика сталкивается с тремя типами проблем: методологическими проблемами, связанными с природой, спецификой и обоснованием моральных норм и оценок; психологическими проблемами, связанными с мотивацией оценок, действий моральных чувств и моральной патологии; социологическими проблемами анализа социальных оснований морали в различные исторические эпохи и у различных социальных групп. Исследование моральных норм Оссовская проводит в контексте «нормативного образца личности», т. е. нравственного идеала или Образа, который данным обществом рассматривается как ориентир этического поведения, объект притязаний и подражаний. Личностные образцы меняются по мере развития человека и общества, типа социальных отношений. Напр., в общественном сознании добуржуазной эпохи превалирует аристократический личностный образец (стержневой основой личности является убеждение в том, что ее честь и достоинство выше любых материальных благ и самой жизни), а в буржуазную эпоху — мещанский личностный образец (достоинство человека измеряется прежде всего жизненным успехом). Однако эти личностные образцы в любую эпоху сосуществуют в общественном сознании, находясь в состоянии постоянной полемики и борьбы. Превращение какого-либо из них в доминирующий связано с резкими переоценками ценностей, трагическими «перекосами» в ту или иную сторону. Этическое исследование «личностных образцов» имеет не только теоретическую ценность, оно задает определенные ориентиры и модели поведения; тем самым проявляется прикладная, практическая функция этики. Недопустимо подчинение этики жестким идеологическим или политическим влияниям, превращающим мораль и науку о морали в орудия борьбы между социальными группами, партиями и другими общественными силами. Мораль является относительно автономным социальным явлением, способным ограничивать политику и идеологию в соответствии с фундаментальными представлениями о человеке и его месте в мире, определяющими исторический тип культуры. Соч.: Podslawy nauki о moralnosci. Warsz., 1947; Oceny i normy. Warsz., 1949; Motywy postepowania. Warsz., 1949; 0 pewnych przemianach etyki walki. Warsz., 1957; Zagadnienia powszechnie uznanych norm moralnych. Warsz., 1957; Socjologia moralnosci. Warsz., 1963; Normy moraine. Proba systematyzacii. Warsz., 1970; Рыцарь и буржуа. Исследования по истории морали. М., 1987. В. Н. Пору с