Новая философская энциклопедия. Том третий Н—С

Коллектив авторов

ПОЗИТИВИЗМ (франц. positivisme, от лат. positivus — положительный) — в широком смысле слова — общекультурная (идеологическая) установка «западного» сознания, сложившаяся в процессе становления капиталистического (промышленного) общества, пришедшего на смену феодальному «Дух позитивизма» означал прежде всего радикальное изменение иерархии ценностей: если в культуре феодального общества приоритет отдавался «небесному» (Богу как духовному началу мира, душе как божественному в человеке и т. п.), а все «земное» расценивалось как низменное (тело представлялось «темницей души» и пристанищем греха), то теперь во главу угла было поставлено «земное» — телесная природа человека, его практические («материальные») интересы и производственно-преобразующая деятельность в материальном мире. Социальным преобразованиям в ходе революций и ожесточенной борьбы «третьего сословия» за власть и против прежней общественной и государственной системы соответствовали преобразования в сфере культуры, сопровождавшиеся жестокой борьбой идей, прежде всего яростной критикой религии и философского идеализма (который трактовался как «рафинированная» форма религии), «спекулятивного» («абстрактного», т. е. не связанного с практической жизнью и практическими интересами людей) мышления. Достижения «позитивного» (практически ориентированного) знания, прежде всего знания о природе (включая достижения медицины как «позитивного» знания о человеке), соответственным образом организованные и оформленные, теперь расценивались как подлинная наука, призванная сменить теологию и прежнюю философию («метафизику»). Этими идеями руководствовались французские энциклопедисты — авторы и составители «Энциклопедии, или Толкового словаря наук, искусств и ремесел», вдохновителями и редакторами которой были Ж. Л. Д'Алам- бериДДидро. В истории философии термином «позитивизм» обозначается особое философское течение, которое оформилось в 1830- х гг. и сохранило влияние вплоть до нашего времени, пройдя при этом три исторических стадии — «первого» («классического») позитивизма, «второго» позитивизма (эмпириокритицизма) и «третьего» позитивизма (неопозитивизма). Основателем течения был О. Конт; он ввел в философский обиход и сам этоттермин. С именем Конто связаны два главных принципа науки 19 в.: 1) признание относительности всякого «позитивного» («фактического») знания, и 2) стремление к накоплению и обобщению посредством систематизации и классификации «научных фактов*. Под последними Конт понимал не только данные наблюдения, эксперимента и измерения, но и то, что может быть реконструировано как их источник (их «скрытая» причина), а также «законы», которые определял как «устойчивые факты природы». К разряду «позитивных» он относил знания человека о самом себе, включая сознание. Однако при этом он отвергал самонаблюдение как источник такого знания; основу такого знания составляет восприятие телесного поведения людей и их социальных отношений. Поэтому базисной наукой он объявил социологию. Обращаясь к этическим проблемам, он трактовал как «позитивное» также «полезное» и «доподлинно известное». Т. о., позитивное знание есть знание всего того, что «есть на самом деле», «в действительности». Поэтому позитивная наука — это «наука о действительном», о том, что существует «для нас», как явление, которое должно быть описано без всяких «метафизических домыслов», вроде «вещи—в—себе», «абсолютной субстанции» или «абсолютного субъекта». Подобные изыскания Конт вслед за Шеллингом называл «негативной философией». Согласно Конту, подлинное, «позитивное» знание всегда относительно из-за неизбежной связи всякого знания с чувственными восприятиями. Вследс- твиеэтой «относительности кпознающему» позитивное(«опыт- ное») знание не может быть абсолютным уже потому, что сам процесс восприятия — это не что иное, как временная последовательность явлений и их ггространственная координация. Отсюда следует вывод, что бытие как совокупность фак-

256

ПОЗИТИВИЗМ тов дано «имманентно». Точка зрения имманентности — принцип позитивной науки в противоположность метафизике, которая верит в возможность постижения трансцендентного, т. е. находящегося за пределами мира явлений. Однако наряду с «конкретными фактами», с которыми имеют дело «позитивные науки» (включая социологию), Конт признавал в качестве «абстрактных фактов» также и математические формулировки, посредством которых наука фиксирует временную последовательность и пространственные отношения мира явлений. Основываясь на принципе относительности позитивного знания, Контоценивал и религию, и «метафизику» как знание «фиктивное», хотя и считал их неизбежными моментами развития духа: согласно его «основному закону», всякое знание проходит три стадии — теологическую, метафизическую и позитивную (которым соответствуют три фазы в развитии общества). Следуя классическому идеалу, своей важнейшей задачей

Конт считал систематизацию знания: «позитивные» знания должны быть представлены в форме энциклопедии, а принципы построения этой системы, изучая логику научного исследования и его методы, формулирует «позитивная философия», которая, по сути, есть «теория науки». Наиболее впечатляющих успехов в построении такой теории в рамках классической позитивистской программы достиг ученик Конта Дмс С Милль. Единственным адекватным методом научного исследования Милль считал индукцию, которую он также называл экспериментальным методом. Его «металогической» предпосылкой является «принцип непрерывности» — оправданное опытом утверждение, что бытие постоянно, что оно остается одним и тем же. В свою очередь главной задачей науки логики является оправдание этого принципа. Противопоставляя свою позицию «догматическому эмпиризму», Милль называет ее «философией опыта»: научные утверждения должны выдерживать проверку на соответствие «фактам опыта». Но это не значит, что все они сводятся непосредственно к данным наблюдения и эксперимента. Наука не состоит только из чувственных данных — она нуждается также в законах и гипотезах о законах («теориях»), которые суть нечто большее, нежели совокупности фактов — ведь случайные наблюдения сами по себе, не будучи включенными в теоретический контекст, не могут свидетельствовать ни в пользу, ни против гипотезы о законе. Не соглашаясь со своим учителем, Милль считает источником позитивного знания также и самонаблюдение — ведь оно открывает нам особую область фактов, коль скоро, несмотря на принятие физического объяснения температуры, цветов и запахов посредством их редукции к движению молекул, колебаниям или давлению, мы все-таки вынуждены признать специфическиеощущениятепла, цвета и запахавкачестве действительно существующих явлений, фактов сознания. Науку о таких фактах Милль называет психологией. Ее он считает базовой и ставит на место прежней «метафизики», поскольку, обращаясь к ней, можно, во-первых, получить важный аргумент в пользу «принципа непрерывности» опыта, а во-вторых, сформулировать другой важнейший принцип позитивного знания — «принцип сознания». Согласно ему, только то, что осознано, может быть признано существующим. Иначе говоря, в качестве позитивных фактов существует только то, что осознано. Здесь Милль продолжает традицию английского эмпиризма, философии Юма и Беркли, согласно которой «быть — значит быть воспринимаемым» (esse est percipi); правда, в соответствии с «принципом непрерывности» он изменяет эту формулу на следующую: «все, что есть, — это совокупность комплексов впечатлений, которые мы можем иметь». Позиции «классического» позитивизма разделяли М.-П.-Э. Литре (благодаря которому Конт получил известность в континентальной Европе), Г. Спенсер, Г. Н. Вырубов, П. Л. Лавров, Н. К. Михайловский и др. Многие из тех, кто не отождествлял свои позиции с позитивистскими, также испытали серьезное влияние позитивизма. Весьма близки к «первому» позитивизму установки т. н. естественнонаучного материализма, который был весьма популярен в кон. 19 в., прежде всего среди ученых, но также и в широких кругах образованного населения, в связи с ростом интереса к естествознанию. Наиболее видными его представителями были немецкий зоолог К. Фогт, гатландский физиолог Я. Молешотт и немецкий врач Л. Бюхнер. Содержание их работ сводилось к популяризации научных представлений о строении и функциях организма, устройстве материального мира, с включениями некоторых суждений более общего порядка. Все они понимали материю как совокупность видов вещества (с точки зрения Фогта, это — водород, кислород и углерод; по Молешотту — атомы химических элементов); живые существа Фогт трактовал как сложные «органические машины», Молешотт не усматривал качественных различий между органическим, химическим и физическим. Оба негативно относились к дарвиновской теории эволюции, предпочитая идею о том, что эволюция есть результат случайной «встречи» химических элементов (поэтому, напр., Фогт считал различия между белыми и черными людьми куда большими, чем между лошадью и ослом или волком и собакой). У Бюхнера материя не сводится к веществу и рассматривается как философская категория, содержание которой исторически менялось. Основная его работа — «Сила и материя» — посвящена анализу соотношения этих двух взаимосвязанных мировых начал, взаимодействие которых определяет как состав всех мировых образований, так и их изменения. Материю и ее формы (в частности, жизнь) Бюхнер считал вечными; он был сторонником эволюционной теории. Обращаясь к теме сознания, он дистанцировался от вульгарных представлений в стиле Молешотта, но вместе с тем считал, что все психические способности, которые есть у человека, свойственны и животным, что способности мышления напрямую связаны с размерами мозга, что умственная работа увеличивает мозг, что люди высших классов отличаются от людей низших классов размерами черепа (все это вполне соответствовало тогдашним научным представлениям). Новые открытия в науке (прежде всего в физике и психологии) вызвали кризис оснований классического позитивизма. Следствием было возникновение его обновленной формы — эмпириокритицизма. Прогресс теоретической физики в 20 в. в свою очередь обусловил дальней11гуютрансформациюпозитивистской программы, смещение фокуса интересов с проблем источника знания на область анализа науки и логической структуры теорий. На смену «второму» позитивизму в 1920-х гг. пришел «третий» — неопозитивизм. Некоторые установки позитивистской программы (правда, редуцированной до исследования закономерностей исторического развития научных теорий и методов) сохранил постпозитивизм, который не утратил своего влияния вплоть до наших дней. См. также ст. О, Конт, Дж. С Милль, Э, Мах, Р. Авенариус, неопозитивизм и лит. к этим ст. А. Ф. Зотов

257

ПОЗИТИВИЗМ

ПОЗИТИВИЗМ В РОССИИ. Как и в Западной Европе, история позитивизма в России в 19 — нач. 20 в. подразделяется на два исторических периода — первого позитивизма, связанного с именами О. Конта, Длс. С. Милля, Г. Спенсера и их последователей, и второго позитивизма, представленного философией эмпириокритицизма. В 40—50-х гг. 19 в. идеи позитивизма не получили еще сколько-нибудь широкой известности. Одним из первых его популяризаторов стал В. Н. Майков, упомянувший в 1845 имя Конта. Пик влияния первого позитивизма и интереса к нему приходится на 60—70-е гг. 19 в., когда появились переводы трудов Милля, Дж. Г. Льюиса, Литре, Спенсера и др., вышли статьи, посвященные позитивизму (П. Л. Лавров, Д. И. Писарев, Н. К. Михайловский, В. В. Лесевич, Е. В. Де—Роберти, Г. Н. Вырубов и др.), была защищена первая диссертация в духе позитивизма (М. М. Троицкий), взоры к позитивизму обратили даже бывшие убежденные идеалисты—гегельянцы (К. Д. Кавелин, П. Г. Редкий и др.). И вместе с тем началась кампания критики позитивизма в целом или его отдельных сторон (П. Д. Юркевич против Троицкого, Лавров и Михайловский против социальных и религиозных взглядов Конта и др.). Наиболее выразительными проявлениями идейной борьбы вокруг позитивизма стала успешная защита диссертации Вл. С. Соловьевым «Кризис западной философии. Против позитивистов» (1873) и тот факт, что в 1874 тот же Соловьев не был избран на кафедру философии Московского университета (был избран позитивист Троицкий). В 80—90-х гг. 19 в. влияние позитивизма ослабевает, критика же его усиливается. Было официально запрещено пользоваться сочинениями Конта в публичных библиотеках, запрещено проводить его 100—летний юбилей. Тем не менее выходили новые переводы сочинений Спенсера, в 1894 вышел перевод 1-го тома «Курса позитивной философии» Конта. Происходила оживленная полемика между материалистом И. М. Сеченовым и полупозитивистом Кавелиным, между последним и идеалистом—славянофилом Ю. Ф. Самариным. На рубеже 19—20 вв. в истории позитивизма в России наступил новый этап. Влияние позитивизма вновь возросло. Продолжали выходить сочинения адептов первого позитивизма. Среди естествоиспытателей оставались его сторонники (К. А. Тимирязев и др.), появлялись и критические статьи против классического позитивизма. Но основной тон задавали неопозитивисты, сторонники философии эмпириокритицизма. Особенно сильным оказалось влияние идей Э. Маха и Р. Авенариуса в среде российских социал-демократов, как большевиков (А. А. Богданов, А. В. Луначарский, В. А. Базаров), так и меньшевиков (Валентинов, Юшкевич). Для рецепции и критики позитивизма в России характерен ряд особенностей. Как и в Западной Европе, в России позитивизм понимался и толковался неоднозначно: одни отождествляли его с эмпиризмом, другие связывали со всяким реализмом, утилитаризмом, сенсуализмом, антропологизмом, эволюционизмом, третьи относили к позитивистам даже философов- идеалистов, если они в той или иной степени опирались на естествознание. Как правило, позитивизм воспринимался и критиковался не в его индивидуализированных формах (контизм, концепции Милля, Спенсера, Литтре и др.), а как некая равнодействующая этих форм, с акцентом на разные аспекты позитивизма в зависимости от теоретико-познавательных и ценностных ориентации обращавшихся к нему. Антиметафизическая, антиспекулятивная установка позитивизма, его сциентизм с апелляцией к конкретным наукам, к эмпирическому опыту, «равноудаленность» от «крайних» идеалистических и материалистических учений, претензия на третью линию между идеализмом и материализмом и в то же время склонность к поиску компромисса между ними, феноменализм и агностицизм, признание идеи прогресса в сфере социальной и вместе с тем отказ от революционаризма и ориентация на эволюционизм — эти и др. черты позитивизма в разных комбинациях воспринимались одними, отвергались и критиковались др. русскими мыслителями. Некоторые исследователи полагали, что под влиянием Конта и его последователей в России сложилась русская философская школа, главными представителями которой в 19 в. назывались Милютин, Лавров, Троицкий, Де—Роберти, Лесевич, Михайловский, Кавелин, Н. И. Кареев. Хотя для такой точки зрения есть основания, поскольку у этих разных мыслителей можно выделить некоторые общие пункты в отношении к позитивизму, правильнее было бы считать, что русской школы позипгвизма в строгом смысле этого поняли, а также позитивизма как более или менее гомогенного направления не было, сравнительно чистый позитивизм в России был редкостью (Вырубов и Де—Роберти раннего периода). Позитивизм воспринимался и критиковался по-разному в разных направлениях русской философской и естественнонаучной мысли. По большей части популяризаторы позитивизма (такие, как Лавров, Михайловский и др.) были одновременно энергичными критиками ряда его аспектов, особенно позднего контизма. Наиболее последовательно позитивизм критиковали сторонники религиозно-философских направлений. Но даже среди духовно-академических философов эта критика не была всецелой. М. И. Каринский, напр., усматривал за позитивизмом известную положительную роль в философском процессе. С другой стороны, в университетской науке и философии, где позитивизм находил особенно много сторонников, нередко раздавались голоса представителей точных наук, которые доказывали, что репутация" позитивизма как научной философии лишена серьезного основания. Своя специфика в отношении к позитивизму была во внеуни- верситетской, «вольной философии». Либеральный консерватор Б. Н. Чичерин признавал лишь частичную правоту позитивизма, исходя из тезиса о том, что пуста метафизика без опыта, но что и опыт без метафизики пуст. Характерной является модель восприятия позитивизма представителями философии русского Просвещения 40—60-х гг. 19 в. Пока до нач. 1840-х гг. это течение только складывалось и его представители — В. Г. Белинский, А И. Герцен, Н. П. Огарев — не преодолели былой ориентации на гегелевский идеализм, они, приветствуя позитивный характер науки, позитивный склад ума, вообще «положительность» века, не видя в контизме «враждебною смысла» и приветствуя некоторых позитивистов (Белинский: «Я без ума от Литтре»), упрекали «истых поклонников позитивизма» за то, что они «потеряли дух за подробностями» и «остались при рассудочных, аналитических теориях». Однако позднее Герцен приветствовал учение Конта как антитеологическое и антиметафизическое и даже как вышедшее из революции. С Литтре и Вырубовым у него сложились союзнические отношения. Что же касается Н. Г. Чернышевского, то, несмотря на радикальное отличие его антропологической философии от позитивизма, он считал философию Конта единственной у французов системой верной научному духу, а самого Конта — одним из гениальнейших людей своего времени. Похвалы в адрес позитивизма, однако, не означали, что русские просветители 40—60-х гг. 19 в. разделяли его принципы. Даже такой популяризатор по-

258

ПОЗНАНИЕ зитивизма, как Писарев, вьщелял в нем и «светлые идеи», и «ошибочные суждения». В отличие от своих предшественников-просветителей, философы-народники переосмысливали позитивизм под иным углом зрения, стремясь соединить с заимствованными из пози- тивизмапринципамичастичнореабилитируемыеумозритель- ные методы. Отсюда их особый интерес к неокантианству и эмпириокритицизму, что особенно явно продемонстрировал самый «метафизичный» из народнических философов Лесе- вич. «Встрече» русского марксизма со вторым позитивизмом в нач. 20 в. сопутствовали не только научная философская полемика, но и острые политические и идеологические схватки, затемнявшие существо собственно научной стороны дела. Полемика Г. В. Плеханова и В. И. Ленина против «русского махизма» во имя т. н. «чистоты марксизма» оказалась в противоречии с диалектическими принципами, за которые они также ратовали. Они «проглядели» многие рациональные аспекты и самой философии «чистого опыта», и рациональное зерно тех интерпретаций марксизма, которые предложили социал-демократы—«махисты», напр., сторонники «философии практики» (Богданов, Луначарский, Базаров). Лит.: Вырубов Г. Н. Позитивизм в России. — В кн.: Литтре Э. Несколько слов по поводу положительной философии. Берлин, 1865; Позитивизм в русской литературе. — «Русское богатство», 1889, № 3—4; Пантин И. К. Критика позитивизма в русской материалистической философии (40—80-е гг. 19 в.). — «ВФ», 1961, № 2; Уткина Н. Ф. Позитивизм, антропологический материализм и наука в России. М., 1975; Шкурите П. С. Позитивизм в России 19 в. М., 1980; Гусев С. С. От «живого опыта» к организационной науке. — В кн.: Русский позитивизм. Лесевич. Юшкевич. Богданов. СПб., 1995, с. 287— 350; Никитина H. H. Философия культуры русского позитивизма начала века. М., 1996; Позитивизм в России. СПб., 1997. В. Ф. Пустарнаков

ПОЗНАНИЕ — философская категория, описывающая процесс построения идеальных планов деятельности и общения, создания знаково—символических систем, опосредующих взаимодействие человека с миром и др. людьми в ходе синтеза различных контекстов опыта. Всякая философская концепция познания выражает собой содержание данного философского учения и в силу этого отличается от др. концепций. Существует аналитическое, феноменологическое, герменевтическое, психоаналитическое, трансценденталистское, марксистское, эволюционное, социально-антропологическое и другие понимания познания, производные от соответствующих теорий познаний. Помимо философских, имеют место и специально-научные концепции познания — психологическая, нейрофизиологическая, лингвистическая, социологическая, логическая, информационная, синергетическая, часто выступающие в единстве с некоторыми философскими учениями. За пределами науки и философии не заканчивается рефлексия о познании. Повседневное словоупотребление стихийно формирует обыденное понимание познания; в религии и теологии идет речь о способах и формах познания Бога; магия и оккультные науки стремятся разработать методы познания таинственных субстанций, астральных влияний, демонических сил. В истории философии и науки существует устойчивая тенденция включения элементов вненаучных представлений о познании в философско-на- учные концепции. В кон. 20 в. теоретико-познавательная проблематика в ряде философских учений отходит на второй план, утрачивается уверенность в специфике философской теории познания и тем самым интерес к проблеме философского обоснования познания. Однако претензии ряда наук на исчерпывающее понимание познания сталкиваются с теми же проблемами, над которыми давно работают философы (реализм—инструментализм, фундаментализм—феноменализм, субстанциализм— функционализм, догматизм—релятивизм и т. п.). В целом большинство различий в истолковании и обосновании познания можно свести к двум основным позициям — фундаментализму и функционализму, каждая из которых схватывает одну из существенных сторон познавательного процесса. Водораздел между ни ми образуется разным пониманием человеческого опыта: в первом случае как деятельности, руководимой рефлексией и ищущей своего рационального объяснения в ходе бесконечного регресса оснований, или, во втором случае, как деятельности, стихийно порождающей рефлексию по мере необходимости и подчиняющей ее своим потребностям и задачам. Наиболее полный образ познания предполагает поиск и нахождение баланса между рядом противоречиво дополняющих друг друга позиций. Так, с одной стороны, познание в его специфичности требует для своего понимания чего-то принципиально и субстанциально иного — «реальности», «объекта», «материи» (реализм); с другой же — познание может быть понято как самостоятельная идеальная реальность, обладающая внутренней динамикой и источниками развития (трансцендентализм). Однако, будучи самостоятельной реальностью, познание вместе с тем пронизывает все аспекты человеческого мира и лишь в абстракции может быть выделено из него. В таком случае познание следует понимать как процесс, сопровождающий деятельность и общение людей и выполняющий функцию их обеспечения идеальным образом (функционализм). Поэтому познание осуществляется не неким «гносеологическим субъектом», но целостным индивидом, как правило, даже не ставящим себе специальных познавательных задач. Понятое т. о., познание не является «отражением реальности вне человека и человечества», но имеет дело лишь с содержанием коллективной деятельности и общения, поскольку последние нуждаются для своей организации в идеальных, т. е. возможных, пробных, приблизительных, вариативных моделях и перспективах (социологизм). В данном процессе знание как результат познания в прямом смысле возникает из незнания, т. е. из иных контекстов опыта, нуждающихся в знании. Динамика процесса порождения знания, векторность, ин- тенциональность познания, связанная с исследовательской, поисковой установкой на расширение сферы идеальных конструктов, есть то, что отличает его от сознания. Поэтому функциональный и эпифеноменальный генезис познания не означает, что познание лишено собственного, несводимого к деятельности и общению содержания. Его служебная роль отходит на второй план с дифференциацией познавательных задач, в контексте которых идеальные объекты выступают не только в качестве целей, но средств и даже специфических предметных содержаний познавательных процедур (конструктивизм). В этом случае основным содержанием познания в его относительной самостоятельности становится создание и замена одних идеальных образов и объектов другими в форме процедуры обозначения, отождествления нетождественного, создания аналоговых моделей. Тем самым обеспечивается возможность обмена между разными контекстами опыта: между объективным и субъективным, бытийственным и мыслимым (чувственной информации предпосылаются понятийные схе-

259

ПОЗНАНИЕ мы, на последние накладывается чувственное содержание), эмоции взаимодействуют с рассудком, аналитическая рефлексия — со стихийным и неосознаваемым опытом, прошлое соотносится с настоящим и будущим, близкое — с далеким, известное — с неизвестным, упорядоченное — с хаотичным. Взаимодействие контекстов опыта позволяет отличить их друг от друга, внести в каждый из них внешнюю и внутреннюю структурность, придать смысл тому, что понимается под опытом, мышлением, чувственностью. В основе взаимодействия контекстовлежит практика человеческого общения и деятельности, в ходе которых происходит замена одних предметов другими, призванными выполнять аналогичную функцию, и обмен опытом по этому поводу. Поэтому в центре познавательного процесса находится проблема взаимоотношения смысла и значения — именно они образуют его структуру как единство стабильного и изменчивого. В ней есть место, во- первых, устойчивым отношениям между некоторым предметом и удовлетворяемыми им человеческими потребностями; здесь же, во-вторых, и изменяющийся набор предметов (в т. ч. и знаков), в котором одни могут, а другие не могут быть заменены другими. Этому соответствует смысл как совокупность устойчивых признаков, которая создает абстрактную возможность значения, и значение как изменяющееся отношение между именем и обозначаемым множеством объектов, которое образует функциональную возможность смысла. Понимание познания как деятельности обозначения при взаимодействии контекстов опыта означает отказ от известной ленинской формулы «от живого созерцания к абстрактному мышлению и от него — к практике». Путь познания — это движение от локальных и стандартных контекстов опыта ко все более разнообразным и универсальным, причем чувственные и рассудочные элементы присутствуют на каждом этапе. Познавательный процесс не означает развития абстрактно-понятийного содержания за счет сворачивания чувственно—образного; гармоническое развитие знания в целом предполагает увеличение разнообразия всех типов содержаний и прогрессивную дифференциацию типов познавательного отношения к миру. Функция познания состоит в накладывании на мир сети обозначений — научных формул, нравственных норм, художественных образов, магических символов, позволяющих человеку упорядочить свое бытие в нем и так структурировать свою психику, чтобы придать ей мобильность и вариабельность, обеспечивая тем самым возможность деятельности и общения. Конструктивность — едва ли не главное отличие человеческого познания от аналогичной психической деятельности животных. Знаково—символические системы, стихийно возникая как эпифеномен деятельности и общения, приобретают затем относительную самостоятельность, и мыслительная работа с ними не только сопровождает все проявления человеческой активности, но и является условием ее возможности. Познание не есть копирование некоторой внешней познаваемой реальности, но внесение смысла в реальность, создание идеальных моделей, позволяющих направлять деятельность и общение и приводить в систему состояния сознания. Рационализация и конструктивная перестройка познавательных структур и процедур позволяет не только выстраивать деятельность и общение по некоторому образцу (норме), но и осуществлять произвольный переход от одних образцов, стандартов к другим, придает динамичность познавательному процессу обеспечивает его творческий характер. В этом смысле всякое творческое познание рождает виртуальные миры, создает предпосылки создания и существования культурных объектов вообще. Современный интерес к виртуалистике имеет очевидную теоретико-познавательную природу, поскольку связан с методами расширения горизонта сознания, использование которых является предпосылкой порождения всякого объекта культуры. Предпосылки познавательного отношения

к миру возникают уже на уровне ориентировочного поведения высших животных. В адаптивном характере связи с окружающей средой, т. н. смещенном поведении животных, когда оно замещает желаемую, но невозможную деятельность возможной, но бесполезной в данном контексте активностью, можно увидеть прообраз того, что может быть применительно к человеческому познанию названо «переносом значения». Возникновение познавательного отношения сопровождалось выделением человека из животного царства и разрывом с неизменными экологическими нишами. Около миллиона лет назад предки человека оставили тропический коридор, стали расселяться по Земле, начали пользоваться огнем и производить орудия труда, развивать язык как специфическое средство общения. В этих первых формах опредмечивания познавательного отношения формировались элементы человеческой культуры — результата и условия познавательного процесса. Тому сопутствовала биологическая эволюция человека — развитие прямохожцения, изменение черепа, формы челюстей, увеличение объема мозга, возникновение голосовой глотки. В настоящий момент еще рано утверждать, что на смену биологической эволюции с победой т. н. «неолитической революции», приведшей к возникновению кроманьонца, окончательно пришла эволюция социальная. Вместе с тем возникновение креативной установки поставило биологическое развитие человека в зависимость от социокультурных условий. Фактором, запустившим процесс когнитивно-культурной эволюции человека, была первоначальная миграция, ставшая прототипом всякой человеческой динамики и активности и в конечном счете — познания как перемещения из одного контекста опыта в другой. Мигрирующие популяции приобрели по сравнению с оседлыми принципиально новые способности выживания и развития — произвели революцию в изготовлении орудий, в племенной организации, в ритуально-культурной сфере. Соотношение и взаимообмен содержанием между оседлым и миграционным опытом человеческих популяций становится предпосылкой для двух когнитивно-культурных контекстов: кумулятивно накапливаемого, повседневного и интерсубъектвногоопыта группы, с одной стороны, и экстраординарного, пограничного и личностногоопытатворческого индивида, — с другой. Познавательный процесс осуществляется на пересечении этгос двух типов опыта как взаимообмен смыслами. Последний обязан использованию одних и продуцированию других смыслов в разных контекстах опыта, что в совокупности дает ряд (типологию) ситуаций социального производства знания. Понятие опыта в его узком значении охватывает как раз локальные, оседлые, стандартные контексты деятельности и общения, в которых человек движется нерефлексивно, путем трансляции образца, в рамках социальных эстафет. Отклоняющиеся, маргинальные, миграционные контексты образуют сферу «предельного опыта», радикально расширяющего сферу известного. Такого рода опыт — путь к познанию в собственном смысле как продуцированию смыслов. Опыт в широком, близком традиционному смысле охватывает оба эти типа контекстов.

260

ПОЗНАНИЕ Эволюция познания является нелинейным процессом, который не может быть описан лишь как движение от дорацио- нального к рациональному, от мифа к логосу, от мнения к знанию. Ступенями эволюции познания в филогенетичном смысле являются целостные когнитивно-культурные системы, обладающие специфическим социально-историческим содержанием. Таковы повседневный опыт, магия, миф, искусство, религия, право, философия, мораль, идеология, наука. Возникай в процессе дифференциации познавательного отношения к миру как разные типы познания, они приобретают автономные функции и обогащаются содержанием в ходе взаимодействия между собой. В одних типах познания наиболее рельефно выступает накопление, сохранение и воспроизводство опыта, в других — его развитие и обновление. Примерами первого рода является познание в рамках мифа, религии, морали, права, примерами второго — магия, искусство, философия, наука. Поскольку в любых типах познания присутствует элемент динамики, творчества и элемент статики, систематизации, то данное различие не имеет абсолютного характера. Оно вытекает из неравномерности развития знания, из перехода от генезиса к зрелому состоянию. Тип познавательного отношения определяется пропорциональным сочетанием в нем практически-целевых, нормативно-регулятивных, конструктивно-созерцательных, аналитико-крити- ческих и поисково-исследовательских контекстов. Институализация познавательного отношения связана с возникновением в первобытном обществе эпистемических сообществ вождей и старейшин, накапливавших и транслировавших повседневный опыт в наиболее простых, стандартных, повторяющихся ситуациях. Параллельно этому шаманы приобретали и накапливали опыт выхода из сложных, уникальных и экстремальных ситуаций, который требует не только применения готового знания, но и оперативной реакции на изменение обстановки в форме изобретения нового решения. Этим способом творческого познания стала первобытная магия, органически дополнявшая повседневный опыт широким и вариативным набором образов и поведенческих схем, позитивной сакрализацией успешных решений, безусловным табу на опасные для племени действия. Выражением магического творчества является перенос значений в ходе смещенного поведения. Он выступает как взаимозамена природных ситуаций социальными и, наоборот, интерпретация социальных проблем как причин природных событий и понимание природных процессов в терминах социальных взаимосвязей. Комбинаторика природного и социального позволяла каждый раз находить решение проблемы в той сфере, в которой она имеет реальное решение, формируя тем самым социальные структуры и способы отношения к природе. Магия как ритуализа- ция человеческого оптимизма дала первое объяснение познавательного процесса в форме пророчества и гадания, а также понимание окружающего мира в образе архаической онтологии. Миф оформил последнюю в целостную систему сакрального сознания, обозначив именами природные стихии, небо и ландшафт, героев и династии, человеческие аффекты и гражданские добродетели. Он завершил деление мира на профан- ный и сакральный и стал первым длинным интерсубъективным текстом — источником языка, хранителем обычаев, справочником морехода, скотоводаиземлепашца, всеобъемлющим ресурсом культуры. Два типа лидеров—светских и духовных— легли в основу классификации эпистемических сообществ: мудрецов и жрецов, ученых и пророков, идеологов и мистиков. Религия в своем развитии систематизировала, упрощала и канонизировала элементы магического опыта и мифического предания, постепенно избавляя их от всего, что не имеет прямого отношения к духовной жизни, к возвышению человека над повседневностью, к поиску в себе сверхчеловеческого, трансцендентного, божественного начала. Руководителем нравственного поиска в профанном мире стала отделившаяся от религии мораль, давая человеку знание различия между сущим и должным и убеждая в необходимости добровольного отчета человека перед обществом и самим собой. Для мифа, религии и морали как форм сознания познавательные задачи не являются основными, а познание осуществляется в виде усвоения индивидом коллективных представлений или духовного роста. При этом свойственная магии когнитивно-исследовательская установка отходит на второй план и воспроизводится только с возникновением философского и научного познания. Философское познание родилось из критико-рефлексивной оценки мифа и раннерелигиозных культов и одновременно как обобщение повседневного, мифического и ранненаучно- го опыта, как стремление к созданию единой рациональной космологии (древнегреческая натурфилософия). Оно также восприняло магическую интенцию на трансцендирование за пределы наличного бытия и положило в основу учения о природе ненаблюдаемые, идеальные сущности (атомы, эйдосы, формы, стихии). В дальнейшем когнитивная функция философии претерпела изменение. Философия трансформировалась в систему социально-гуманитарного познания, с дифференциацией последнего она свелась к обоснованию силы человеческого разум», к анализу, критике и обоснованию знания и сознания, к формулировке критериев рациональности опыта. Социально-гуманитарное познание оформилось в систему задолго до естественных наук, как скоро оно должно было регулировать политические, правовые, экономические, личностные отношения» Именно ему обязаны фундаментальные понятия порядка и закона, первоначально имевшие чисто социальный смысл. При этом статус научности оно приобрело позже естествознания, оставаясь в состоянии сакральной социальной магии или профанной социальной технологии — познания, ориентированного на непосредственное практическое применение. Естествознание, впитав в себя достижения донаучного и фи- лософско-гуманитарного познания, развило другую сторону натурмагического отношения к миру — поиск и использование скрытых сил природы. Противоположность небесного (регулярного, совершенного, самодостаточного) и земного (стихийного, ущербного, зависимого) миров легла в основу противоположностей порядка и хаоса, причины и следствия, сущности и видимости, закона и факта, истины и заблуждения, точного и приблизительного. Небо с совершенными движениями светил стало онтологическим прообразом научной теории, к возникновению которой привела философско-научная ориентация на рационализацию познавательного процесса. Земля с ее многообразием и несовершенством послужила прообразом эмпирического познания. Гносеологическим прототипом соотношения теории и эмпирии в познании явилось все то же соотношение сакрального и профанного. Именно длительное доминирование сакральной познавательной установки в рамках сакрально-когнитивных комплексов донаучного естествознания и сформировало такие общеобязательные для науки нормы и идеалы, как истина, простота, точность и объектив-

261

ПОЗНАНИЕ ность, которые в дальнейшем были дополнены эмпирическими стандартами (проверяемость, воспроизводимость, наблюдаемость). Наложение небесных законов на земные события заложило основы математизированного естествознания — революции в науке. Изобретение книгопечатания, великие географические открытия, профессионализация и институциали- зация науки, введение научного образования стали сначала условиями ее ускоренного развития, а затем и широкого практического применения научного знания. Современное научное сообщество — ведущий элемент социальной системы, катализатор ее прогрессивного развития. Но общество в целом не является коллективным субъектом познания, а развитие познания не реализует собой общественный прогресс. Субъектами познания являются, с одной стороны, отдельные индивиды, а с другой — эпистемические сообщества, которые создают институциональные условия познания, используя наличные социальные ресурсы. Историческое развитие разных видов и способов познания является ферментом социального развития, который существенным образом определяет этапы этого развития, историко-культурные эпохи. Процесс познания в целом, в своих наиболее общих характеристиках, может быть описан с помощью типологии ситуаций социального производства знания как обмен смыслами между разными типами эпистемических сообществ (вождями и шаманами, царями и жрецами, ремесленниками и алхимиками, врачами и астрологами, инженерами и учеными, политиками и идеологами, практиками и теоретиками). В одних ситуациях смыслы в основном репродуктивно используются для решения непознавательных задач, в других ситуациях же использование и трансформация смыслов ведет преимущественно к продуктивному созданию новых смысловых образований. Понятое т. о. взаимодействие теории и практики (умозрения и исследования, фантазии и опыта, программирования и проектирования, гипотезы и ее проверки) исчерпывает собой объективную социокультурную динамику познавательного процесса. Параллельно этому взаимодействию разных познавательных традиций располагается область субъективной социокультурной динамики познания — взаимодействие между индивидуальным производством знания и его усвоением социумом, т. е. противоречие творческого акта и традиции. Вне биографического анализа индивидуальной креативности социокультурная история познания превращается в музей познавательных достижений, смысл которых исчерпывается их социально- культурной функцией. Реабилитация контекста открытия — условие возврата интереса к исследованию познавательного процесса. Это не означает психологизации теоретико-познавательного исследования; контекст открытия — это условия возможности, локальные социокультурные предпосылки динамики познания, реконструкция индивидуальной (специфической, особой) культурной лаборатории творческого субъекта. Одновременно всякое описание познания как возникновения и развития знания возможно лишь исходя из статических и динамических характеристик познавательного процесса. Это требует в свою очередь исследования специфических пространственно-временных измерений его субъектов — эпи- стемического сообщества и познающего индивида. Теоретико-познавательное осмысление категорий пространства и времени применительно к индивиду и социуму — необходимое условие философского исследования познания. Теоретико-познавательное исследование исторических типов сознания и знания представляет собой вместе с тем синхронное рассмотрение основных логически возможных типов духовного освоения мира. Раз возникнув, тип знания или форма культуры не исчезают бесследно в глубине веков, но отныне образуют возможные варианты духовного развития. Теория познания ищет в исторической действительности знания условия его возможности, а возможные исторические формы культуры рассматривает как предпосылки познавательного процесса. Процедура обозначения и придания смысла становится, т. о., не столько логико-лингвистической процедурой, сколько историческим актом, создающим объективные идеальные формы, или исторические априори. Это устойчивые способы обозначения когнитивно-культурных ситуаций, многообразие которых образует историю познания. Онтогенетически эволюция познавательного отношения идет параллельно процессу социализации индивида, с одной стороны, и его духовному росту — с другой, при этом фазы данных процессов могут не совпадать. Социализация познавательного отношения есть организация его по типу оседлого, повседневного опыта группы. Духовный рост индивида придает его познавательной активности форму миграционного экстраординарного опыта. Соответственно индивидуальному познанию сообщаются его два измерения: внешнее, статическое, нормативное, с одной стороны, и внутреннее, динамическое, отклоняющееся — с другой. Приобретение индивидуального опыта есть внесение порядка и смысла во взаимоотношение индивида с окружающим миром, обозначение биологических реакций социальными терминами. Индивидуальная ориентация в многообразии порядков и смыслов, нахождение связей в системе социальных значении составляют суть приобретения социального опыта. Опыт является основой познания, определяет его содержание, но сам становится возможным благодаря познавательной (креативной) установке — пониманию неполноты, ограниченности реального опыта, с одной стороны, и его возможного многообразия, побуждающего к его расширению, — с другой. Однако из самого содержания опыта не следует его ограниченность, наличие иного — пределы опыта являются внеопытным знанием. Столкновение со внеопытным заставляет обнаруживать в познании два несводимых друг к другу измерения — конкретно-эмпирическое и трансцендентальное. Понятие трансцендентального еще во многом до Канта стало ключом к загадке человеческого познания. Безусловное и априорное содержание, делающее возможным познавательный процесс, в настоящее время рассматривается как эволю- ционно сложившееся и историчеси изменяющееся единство психофизиологических познавательных предпосылок и социально-культурных стереотипов. Элементы трансцендентального наличествуют не только в правилах языка или нормах поведения, но также в восприятии света и мрака, чувстве страха и удовольствия: и то и другое постигается в индивидуальном опыте как абсолютно безусловное. Познание как внесение смысла в опыт и есть постижение порядка в хаосе, безусловного в условном, априорного в апостериорном, трансцендентального в эмпирическом, идеального в реальном. В понимании данного соотношения и состоит основная задача философского исследования познания. См. также ст. Знак, Знание, Значение, Истина, Объект, Опредмечивание и распредмечивание, Опыт, Символ, Смысл, Субъект, Творчество, Теория познания, Традиция,

262

«ПОЗНАНИЕ И ЗАБЛУЖДЕНИЕ» Лит.: Гибсон Дж. Экологический подход к зрительному восприятию. М., 1988; Заблуждающийся разум: многообразие вненаучно- го знания. М., 1990; Касавин И. Г. Миграция. Креативность. Текст. Проблемы неклассической теории познания. СПб., 1998; Коул М., Скрибнер С. Культура и мышление. М., 1977; Лекторский В. А. Субъект. Объект. Познание. М., 1980; Малкей М. Наука и социология знания. М., 1983; Найссер У. Познание и реальность. М., 1981; Огурцов А. П. Дисциплинарная структура науки. М., 1988; Розов М. А. Знание и механизмы социальной памяти. — В кн.: На пути к теории научного знания. М., 1984; Степин В. С. Становление научной теории. Минск, 1976; Тулмин С. Человеческое понимание. М., 1984; Филатов В. П. Научное познание и мир человека. М., 1989; Фуко М. Слова и вещи. М., 1977; Хюбнер К Критика научного разума. М., 1996; Щавелев С. Практическое познание. Воронеж, 1994; Bloor D. Wittgenstein: A Social Theory of Knowledge. N. Y., 1983; The Cognitive Turn: Sociological and Psychological Perspectives on Science, 1989; Fuller S. Social Epistemology. Bloomington, 1988: Goldman A. Epistemology and Cognition. Cambr. 1986; Latour В., WoolgarS. Laboratory Life: The Social Construction of Scientific Facts. L., 1979; Popper K. R. Objective Knowledge. Oxf, 1979; Schon D. Displacement of Concepts. L., 1963; Vollmer G. Evolutionare Erkenntnistheorie. Stuttg., 1980. И. Т. Касавин «ПОЗНАНИЕ И ЗАБЛУЖДЕНИЕ». Очерки по психологии исследования» (Erkemntnis und Irrtum. Skizzen zuer Psychologie der Forschung, 1905; рус. пер. 1912) — одно из главных сочинений Э, Маха, посвященное проблемам теории познания. Для того, чтобы выяснить реальные возможности познания и тем самым избавить «позитивную» науку от желания ставить и решать «мнимые», метафизические проблемы, Мах считает необходимым исследовать познавательные средства, которыми действительно располагает человек. Для этого полезно обратиться к практике реальной познавательной деятельности, к конкретным случаям, когда эта деятельность оказывалась успешной, и к др., когда она завершалась неудачей. Такое исследование должно опираться на опытные факты, обобщать эти факты и избегать любых допущений, которые выходили бы за пределы фактов. Источниками такого «позитивного» знания о познании может быть, во-первых, описание и анализ собственной познавательной активности, во-вторых, история науки (понятая не как хронология открытий, а прежде всего как история развития и совершенствования методов познания) и, в-третьих, достижения психологии — новой науки, которая не только поставила под вопрос монополию метафизики и теологии в вопросах духа, но и противопоставила себя им, трактуя духовное как исключительно человеческое, «земное» достояние, как эмоциональную и рассудочную деятельность человека и продукты этой деятельности (культуру), которые также можно изучать «позитивно», используя наблюдение и эксперимент и ограничиваясь опытными данными. Мах исходит из тезиса, что психика человека — это только средство приспособления особого животного вида к условиям существования и потому может быть понята как продолжение и совершенствование психики животных. При всех различиях между животными и человеком основа психики остается той же самой — это нервные процессы (система рефлексов). Даже научное мышление — не что иное, как последнее звено «в непрерывной цепи биологического развития, начавшегося с первых элементарных проявлений жизни» (Познание и заблуждение, с. 10). Целью мышления (как обыденного, так и научного) является «ориентация в мире», поскольку любой организм (не исключая и человека) находится в изначальном единстве с условиями его существования. Это динамическое единство есть жизнь. Отсюда, по Маху, следует, что различие «физического» и «психического» не должно абсолютизироваться, как это часто делают философы. Напротив, и то и другое суть моменты целостного переживания, «опыта», который может быть разложен на «нейтральные элементы» — ощущения (цвета, давления, запаха, пространственные, временные и т. д.). Их можно рассматривать и как «свойства» объектов опыта, и как характеристики человеческого восприятия — это зависит от системы отсчета. Относительно стабильные группы таких «элементов», образованные и обособившиеся в потоке «опыта», — это вещи («физические тела»). Стабильность «вещи» в нашем жизненном опыте в немалой мере обязана памяти. «Я» — такая же «вещь», такое же относительно устойчивое единство, образовавшееся в потоке опыта, как и любая другая. Хотя наш здравый рассудок отказывается принять такое утверждение, достаточно поставить вопрос о том, что же мы вкладываем в понятие вещи, если признаем ее «той же самою», несмотря на понимание того, что она меняется. Эти установки, казалось бы, противоречащие здравому смыслу, по мнению Маха, подтверждают данные психофизиологических исследований: они доказывают, что психическое и физиологическое, эмоциональное и рациональное всегда образуют единство. В конституировании предметов опыта особая роль принадлежит памяти, а также механизмам воспроизведения и ассоциации, которые имеют огромное биологическое значение. Кроме того, в этом принимают участие инстинкты и воля, предпосылки которых можно найти у животных и даже у растений (рефлексы у первых и тропизмы у вторых). Что касается человеческого «Я», то, в конечном счете, оно есть «концентрат» индивидуального опыта. Очевидно, что подобный опыт способны накапливать и животные, которые поэтому тоже становятся «индивидуальностями». Соответственно, различие животного и человека здесь тоже только количественное, хотя у человека немало приобретений, связанных с формированием культуры (напр., использование прирученных животных, изготовление орудий, механизмов, изобретение речи и письма), которые тоже служат в конечном счете «удовлетворению потребностей». Познание, даже в его самых изощренных формах, только средство установления равновесия с окружающей средой, организации привычного поведения, полезного в стабильных условиях, и в этом плане не отличается от эволюционного приспособленияорганизмаживотныхкусловиямихсущество- вания (таких, как веретенообразная форма тела рыбы). Познание — это «психическое переживание, непосредственно или, по крайней мере, посредственно биологически для нас полезное». Соответственно, заблуждение можно определить как переживание, не приводящее к успеху или даже наносящее вред. Т. о., источник познания и заблуждения один и тот же, а различить их можно лишь тем, что познание ведет к жизненному успеху. Познание, как и опыт в целом, — непрерывный процесс, и понятие поэтому не следует противопоставлять чувственному переживанию. То, что оно связано со словом и лишено непосредственной наглядности, и даже то, что оно продукт абстракции, — не основание считать его «висящим в воздухе идеальным образованием»; в конечном счете понятие может быть сведено к элементам ощущений, которые составляют любые факты. Главная функция понятий — экономия мыш-

263

ПОЗНАНИЕ СОЦИАЛЬНОЕ ления в процессе приспособления мыслей к фактам действительности и друг к другу. Этой же цели служит эксперимент — как мысленный («умственный»), так и следующий за ним реальный («физический»). Одним из главных механизмов мышления, без которого приспособление мыслей к действительности было бы невозможно, является аналогия, причем сама она — частный случай принципа «непрерывности опыта». Аналогия — важнейшая предпосылка гипотез. Последние играют большую роль в науке, поскольку способствуют «расширению опыта». Но при этом нужно избегать «метафизических» гипотез, которые выводят за пределы сферы возможных фактов и противоречат принципу непрерывности опыта. К разряду гипотез Мах относил не только материалистическую и идеалистическую картины мира, но, напр., и физическую атомистику, и кинетическую теорию теплоты. Одним из следствий принципа «непрерывности опыта» является вывод Маха о предпосылочности любого исследования, из которого следует важность изучения истории науки для понимания ее современного состояния и наиболее вероятных тенденциях ее дальнейшего развития. Мах придерживался программы «психологизации логики», которая представлялась ему единственным средством избавления от «метафизических» трактовок мышления как особой, духовной сферы, противостоящей чувственному, «физическому» миру. Значительное место в книге «Познание и заблуждение» посвящено «психологическому освещению» логических операций индукции и дедукции, понятий числа и меры, связи «физиологических» и «метрических» пространства и времени. В качестве заключения Мах выдвигает тезис, что «законы природы», которые открывает наука, «суть ограничения, которые мы предписываем нашим ожиданиям по указаниям опыта» (там же, с. 447). Благодаря им достигается эффект «ограничения ожидаемого», и потому достижения науки способствуют организации человеческого опыта ради жизненного успеха и в интересах выживания. Попытки приписать «законам природы» некий онтологический приоритет по сравнению с др. фактами есть «метафизика». А. Ф. Зотов