Новая реальность
Шрифт:
— Условия?
— Создать по действующему образцу хотя бы двух из всех перечисленных здесь сказочных механизмов. Действующие образцы, господа мои хорошие, то есть те, которые пройдут проверку… да вот, хотя бы на предприятиях Акинфия Никитича, — и я указал на Демидова, который, похоже, сам не слишком понял, как оказался заложником в такой неоднозначной ситуации.
— Так вы за этим меня вызвали, ваше императорское величество, — подал голос, немного побледневший, Блюментрост. — Насчет открытия Университета? — я сдержано кивнул. Еще раз обвел взглядом научное собрание и снова спросил.
— Ну что, согласны?
— Согласен, — Бильфингер протянул мне руку, которую я крепко ухватил. — Но помните, ваше императорское величество, долги пари — долги чести.
— Я-то буду помнить, главное, вы не забудьте, — Демидов с видимым удовольствием разбил наше пари. Ну вот, а я думал, как буду их к работе над паром подталкивать. Зато теперь они делом, наконец-то займутся, и перестанут баклуши бить. А то уже от ничегонеделанья междоусобицы затеяли, в которых Россия почти всех их потеряет. Теперь уже точно не потеряет, а герцог Карл обломится. Мне работы над фортификациями больше, чем его вшивому Вюртембергу нужны.
— Если государь не возражает, то я поучаствую в вашем пари, как-никак заинтересованное лицо, — вставил внезапно Демидов. — Часть финансирования, что уже на действующие образцы пойдет, на себя возьму, с тем условием, что ежели все заработает, то данные машины за мной останутся.
— Думаю, что это справедливое предложение. Я не против, ежели господа ученые согласны, — ну этим-то по барабану, кто в итоге машинами владеть будет. Для них главное создать то, что прославит их имена в веках. Мирские низменные материи их не интересуют. Я знаю, таким же был, пока со всего размаху да прямо мордой в весьма неприглядный быт не окунулся. Так что Демидов получит свои машины, возможно не сразу и уж точно не в этом году, но получит, и он же поможет мне их распространить. — Акинфей Никитич, ты, я думаю, не для того, такой путь проделал, чтобы в моем беспроигрышном пари поучаствовать, — немного бахвалясь, обратился я к Демидову. — Так что жду тебя завтра в десять утра у себя в Лефортово. Побеседуем, дела наши скорбные обсудим, ну а здесь положено веселиться, иначе, согласно заветам деда моего, быть нам нещадно палками битыми. — Демидов степенно кивнул, и отошел в сторону, настраиваясь на беседу с Брюсом, который сейчас что-то яростно обсуждал с Бернулли. Не иначе решил поделиться с более молодым умом телеграфом. А что, это тоже неплохо, вдвоем, глядишь и усовершенствуют, тем более сам Бернулли почти все время здесь в лаборатории мануфактуры обретается. И именно ему изоляцию на провод придумывать, потому что, скорее всего, тянуть придется по столбам. Под землю до появления полноценной вулканизированной резины и думать нечего соваться. А все-таки интересно, что Демидову от меня надо, если он даже спиртное не употребляет, словно хочет ясный ум сохранить. Я же немного вина выпью, пожалуй, давно уже не баловался ничем подобным.
Вино оказалось молодым и терпким, приятным на вкус, но бьющим в голову. В комнату постоянно кто-то заходил, кто-то уходил, несколько раз заглядывал охранник. Прибежал, а затем убежал Шереметьев. В соседнем зале звучала музыка, и мне было почти хорошо. В голове приятно шумело, но я нашел в себе силы, чтобы подойти к стоящему особняком Бакунину, самому известному специалисту по калмыкам.
— Василий Михайлович, знаешь новости? — он резко повернулся ко мне и поклонился.
— Ежели про цинского посланника и калмыков, говоришь, государь, Петр Алексеевич, то, знамо дело. Через наш иностранный приказ же они идут.
— Что думаешь делать надобно?
— Не знаю, государь, щекотливо все. Надо, сперва китайца послушать.
— Маньчжур он, не китаец, и это-то как раз создает проблему, — я задумался. Вино не давало сосредоточиться. — Вот что, завтра к полудню жду тебя вместе с Кером.
Бакунин кивнул, а я вышел из комнаты и отправился искать Репнина. Найдя, быстро передал с кем и когда назначил встречи и отошел, оставив его развлекаться дальше. Я его как раз от какой-то разбитной вдовушки оторвал, когда искал. Расслабляться всем иногда нужно, перезагружаться время от времени.
Мне же захотелось посидеть где-нибудь в тишине, пока в голове шумит и тянет на подвиги. Поднявшись на второй этаж, нашел пустую комнату. Кивнув охраннику неслышной тенью следующему за мной, вошел в полутемное помещение и побрел к креслу, виднеющемуся в свете луны, проникающем в комнату через окно.
— Кто здесь? — немного испуганный женский голос, произнесший фразу на английском, заставил меня вздрогнуть, а дверь стремительно отворилась, и в комнату заглянул охранник.
— Оставь, — приказал я гвардейцу, и он, понятливо усмехнувшись в усы, я разглядел это, потому что свет из коридора падал ему на лицо, исчез из комнаты и прикрыл за собой дверь. Представляю, что он про меня сейчас подумал.
— Ваше императорское величество, это вы?
— Это я, леди Рондо, а вот, что вы здесь делаете? — я видел только ее силуэт, поднимающийся с диванчика, стоящего недалеко от облюбованного мною кресла.
— У меня разболелась голова, и наш любезный хозяин предложил мне отдохнуть в этой тихой гостиной.
— Значит, я помешал вашему уединению?
— Как вы можете кому-то помешать? — она подошла ко мне почти вплотную. Настолько, насколько ей позволили фижмы ее бального платья.
— На самом деле, много кому, — я усмехнулся и не добавил, что, например, твоему королю. — Леди Рондо, если вы не отойдете, то сможете потом всем, кто захочет вас слушать, рассказывать, что русские действительно варвары.
— Я живу в этой стране уже несколько лет, и все надеюсь, что найдется мужчина, который мне это покажет, но увы, пока что все русские просто омерзительно вежливы, — и она сама потянула вниз лиф своего платья.
Ну что же, императорам тоже иногда нужно расслабляться, мелькнуло у меня в голове, когда я поднимал ее за талию, рывком сажая на стол, поднимая юбки и безжалостно сминая панье, благословляя про себя маркизу де Помпадур, которая еще не родилась и не надела на женщин панталоны.
Глава 6
— Это было так необходимо? — хмурые Репнин и Шереметьев уже полчаса читали мне нотации, отбивая аппетит. — Так сильно в штанах засвербело, что за первой же юбкой, у носа махнувшей побежал? — Завтрак в это утро, после памятной ассамблеи, проходил для меня не в одиночестве, а в обществе этих двух деятелей, которые кудахтали надо мною как мамки, у которых ребенок внезапно загулял и не ночевал ночью дома. Хотя я-то дома как раз ночевал, в отличие от них двоих. Просто с утра, заявившись на службу, они узнали свежую сплетню, которая, похоже, вовсю ходила между гвардейцев Михайлова, обрастая смачными подробностями, хотя я строго настрого приказал своему вчерашнему охраннику молчать.
— А откуда вы вообще узнали, что я вчера приятно провел вечер, и самое главное, с кем провел? — я бросил вилку на стол и требовательно уставился на моих добровольных нянек, которые с чего-то вздумали блюсти мою честь, аки девицы безвинной.
— Юмашев сказал, — если у Петьки совести хватило немного покраснеть, и отвести в сторону глаза свои бесстыжие, то Репнин сверлил меня прокурорским взглядом. — И не думай, государь, не чешет Николай языком почем зря, выставляя на свет божий твою кобелинность, просто просил нас, как не чужих тебе людей, направить на путь истинный. Народу нравится, каким ты стал, государь, Петр Алексеевич. Да, все осознают, что горе безмерное повлияло на изменения эти, но не стоит возвращаться к тем кутежам, коими с Ванькой Долгоруким успел за год прославиться на всю Москву.