Новая Земля
Шрифт:
Илья посмотрел на Аллу и призакрыл глаза: "Никогда мне не нравившаяся Марина ИннокентьевнаикрасавицаАлланеожиданнооказалисьдля меня равными, равноценными.Равными существами - не подругами, а просто существами, как животные, которые меня могут равно насладить, которых я могу равно ласкать, которым могу произносить равные по чувствам и значению слова. Боже! Это жестокое открытие, и оно, как суровый судья, доказывает мне: вот ты какой ничтожный. Вот ты какой эгоист, предатель".
Учительница наклонилась к журналу, и Панаев снова увидел рельефный рисунок на ее платье. Он чего-то испугался, склонил голову к столу, потом
7
Илья и Алла вместе пошли домой. Они жили по соседству через подъезд. Январский мороз обжигал щеки, слежавшийся и утоптанный сероватый снег радостно и звонко всхрустывал под острыми каблуками Аллы и что-то лениво и сонно пел под широкой подошвой полусапог Ильи. В синем глубоком небе снежными завалами блестели облака, к высотными домам Синюшиной горы прилегло небольшое, красновато-дымное солнце, которому еще далеко до заката, - и оно щедро сеяло на город трепетные лучи. Большие стекла магазинов вспыхивали пожаром, и Алла кокетливо произносила:
– Ой!
Илья добродушно посмеивался .
Они не пошли домой сразу, а прогулялись по Иркутску. Но их сейчас мало интересовал город со своими улицами и переулками, старинными деревянными в кружевах резьбы домами, густо дымящими автомобилями, - ничего и никого им не надо было, ничего и никого они ясно не видели и никуда, в сущности, не шли. Илье нужна была Алла. Алле нужен был Илья. И шли они толькотуда, куда вели молодые, не устающие ноги. Они ничего особенного не хотели, но лишь известную всем любящим малость - звук голоса любимого, не столько слова, а именно звучание, мелодика голоса интересовала их, поступь, поворот головы, выражение лица. Илья стеснялся смотреть на ноги Аллы, но он знал и думал, что она идет красиво, изящно, быть может, как балерина, и ему хотелось запечатлеть в рисунке ее прекрасную поступь.
Они проговорили долго, обо всем, легко переходили от одной темы к другой. Они были друг для друга интересны. Когда солнце неожиданно упало за крыши домов и синие тени замерли посреди дороги, только тогда молодые люди вспомнили, что надо готовить уроки, что Алле через полчаса идти на занятия в музыкальную школу.
У подъезда Аллы посмотрели друг другу в глаза. Илья засмущался и наклонил голову.
– Приходи вечером ко мне - покажу последнюю картину.
– Ага, пока!
– улыбнулась Алла и побежала домой.
Илье было радостно, что чувствовал Аллу по-прежнему, без того тяжелого, унизительного бреда, в котором он прожил недавние урочные часы. Он быстро вбежал по ступеням в свою квартиру.
8
Мать вышла из кухни румяная, с мягкой улыбкой на губах.
– Хоккей должен быть, - сказал Илья и включил телевизор.
– Вечером твой хоккей.
– Все равно что-нибудь покажут.
– Поешь, сынок, а потом смотри телевизор.
– Неси, мама, сюда. Что там у тебя вкусного?
– Неси!
– передразнила мать.
– Отец увидит, что в зале ешь, заругается. Сам знаешь - строгий он у нас.
– Ничего. Неси.
Илья хлебал щи, откусывал утренние пирожки, а мать сидела напротив, любовалась сыном. Потом, волнуясь, вынула из-за шкафа картонку:
– Посмотри-ка, сын, сегодня намалевала, - с затаенным художническим самолюбием сказала она, ожидая оценку.
Илья увидел себя ярко-желтым, золотистым
– Похож, похож, - снисходительно заметил он.
– А почему, мама, желтый?
– Так солнышко ты мое, - улыбнулась мать и спрятала портрет за шкаф.
– А-а, - покачал головой Илья. Но мать так ясно, ласково на него смотрела, что он смутился.
Пришел отец. Мать встречала его в прихожей.
– Что, отец, отработал?
– спросила она очевидное, помогая мужу стянуть с широких плеч полушубок.
– Ага, мать, - со вздохом ответил Николай Иванович, покашливая, отработал.
– Что мастер ваш, не ругается, как вчера?
– Еще чего. Я ему поругаюсь.
Николай Иванович, наконец, разоблачился, разулся, натянул свои самошитые, на толстой подошве тапочки и с перевалкой уставшего громоздкого человека вошел в зал. Увидел сына, ужинавшего перед телевизором, - сердито подвигал седыми бровями:
– Ты почему в зале ешь? Кухни мало?
– Будет тебе, отец.
– Мария Селивановна легонько подтолкнула мужа к ванной.
– Руки сполосни да - за стол живо: щи стынут.
– Ты, папа, случайно не в Германии родился?
– усмехнулся сын, проходя с чашкой на кухню.
– Что-что!
– приподнял плечи отец.
– Не кипятись!
– Жена хотя и ласково, но настойчиво подталкивала мужа.
– А что он - в Германии!
– глухо звучал голос Николая Ивановича из ванной.
– Ишь - распетушился, - посмеивалась Мария Селивановна.
– Парень растет - ему хочется все по-своему устроить. Но ты же знаешь - он у нас хороший...
Илья слушал не сердитую перебранку и думал, какие у него славные родители: взыскательный, но отчего-то никого не пугающий своей строгостью отец, любящий во всем порядок, покой и основательность в жизни, но почему-то часто это у него немного смешно выходит, - то мать над ним посмеется, то Илья, но он по серьезному никогда не обижался.
"Какая у меня замечательная мать, - подумал Илья, - всех вкусно накормит, утихомирит, обогреет, встретит, проводит..."
Но сейчас Илья в себе ясно уловил непривычное чувство сопротивления такому ходу семейной и школьной жизни. Однако он ясно не мог понять, что же именно его не устраивает. "Покинуть быдом, бросить школу, - думал он, не спеша отпивая горячего чая, - примкнуть к разбойничьей шайке, к цыганскому табору, ринуться в кругосветное путешествие, - куда угодно попасть, лишь бы почувствовать что-нибудь необычное, встряхивающее, опасное. Мне кажется, что этой тихой, мирнойсемейнойжизнипродолжатьсяцелуювечность. И эта нудная, скучная школа никогда не уйдет из моей жизни! Мне порой хочется, чтобы этот дом, эти порядки вдруг рассыпались, рухнули, а ветер понес бы перепуганных жильцов... Но куда, зачем? Какой я еще наивный!"
9
Илья ушел в свою комнату.
Как не хотелось бы вырваться из семьи, но свою комнату он любил. Она была маленькой. У окна в правом углу стоял низкий детский мольберт с натянутым на раму холстом, на табуретке лежала радужная палитра, в стакан с водой были окунуты кисти. Рядом в левом углу - письменный стол, на котором лежали две-три стопки рисунков, акварелей и небольших масляных этюдов. Илья занимался в кружке живописцев при доме культуры, и взрослые осторожно поговаривали, что Панаев, пожалуй, небесталанный малый. Он иногда мечтал о художническом пути на всю жизни, но еще ясно не определился.