Новеллы горной тайги
Шрифт:
Пилот в немом недоумении наблюдал, как, сосредоточенно пыхтя и глубоко увязая в грязи, два коллектива толкают машину навстречу друг другу. Сбросив оторопь, он вскричал:
– Стоп! Стоп! Стоп!
Обе бригады остановились, воззрившись на «дядё».
– Вы, парни, встаньте все на одну сторону! – скомандовал Пилот и добавил. – Честно – так лучше будет.
Две группы подростков с крайне сосредоточенным видом обошли машину по разным сторонам и, точно упертые ослики, возобновили процесс встречного движения.
Пилот некоторое время не вмешивался, постигая алгоритм их действий.
– Аллегория человечества… Жаль, камеры с собой нет.
И следом его осенила идея – надо переманить часть парней на корму. Тогда они пересилят передних, и те отойдут сами. Он подошел к группе у капота и предложил крайнему пацану:
– Ты, братишка, иди назад потолкай, а я тебе подарочек дам.
Пронзительно странный взгляд пацана пробуравил глаза Пилота. Видимо, уверившись, что тот не обманет, пацан оторвался от капота и переместился назад. Пилоту удалось смутить еще несколько неокрепших мальчишечьих душ, и перевес позади авто стал значительным. Тогда Пилот сел за руль и завел двигатель; включил пониженную и блокировку. Дело понемногу пошло. Расчет оправдался – под давлением ползущего авто поредевшая группа у капота расступилась, а пацаны на корме стали толкать эффективнее.
Расстояние до деревьев сократилось, и Пилот ушел разматывать лебедку. Вернувшись, обнаружил, что ребята стоят у машины, переговариваются и сплевывают.
– Ну, чего скучные такие? Помогли ведь! Спасибо!
Одинокий голос гнусаво вымолвил:
– А подадочек?..
Пилота как током ударило: «Блин, совсем забыл, что наобещал!»
Началась раздача подарочков. Пилот отдал все: банки с соком и шоколад, ручки, карандаши, отвертки и даже брелок с ключа снял…
Одаренные по двое, по трое брели в сторону интерната. Остался один, тот самый, кто первый поверил в подарочек. Парнишка смотрел в глаза Пилоту и молчал. «Какой странный пронзительный и одновременно ускользающий взгляд…» – подумал Пилот, разглядывая мальчишку. Русые, давно не стриженные волосы небрежно трепал ветер. В зеленых влажных глазах не было жалостливого просительного блеска. Лицо худое, губы бледные. На плечах висела большая – на мужика – телогрейка. Достигая колен, она скорее походила на нелепое пальто. Штаны, напротив, короткие – между их краем и калошами – тонкие, как у куренка, щиколотки.
Пилота протянул неприятный холодок: «Что ж я ему дам? Все ведь раздал!..» Спросил:
– Тебя, парень, как зовут?
– Вентиль, – скупо ответил пацан.
– Это что за имя такое? Никогда не слышал.
– Вениамин я, Веня.
– Знаешь, Веня, нечего и дать тебе…
– Вентиль, – сухо поправил мальчик.
– Извини, Вентиль. Могу вот денежку дать, а ты что-нибудь купишь.
– Отберут, – спокойно возразил Веня.
– Да-а… Незадача. – Пилот покачал головой. – А что бы ты хотел? Привезу тебе в следующий раз.
– Никто не приехал в следующий раз.
И тут Пилота осенило:
– А крестик не отберут?
– Не отберут… – Веня пожал плечами.
Пилот снял с себя серебряный крестик на шелковой нити и потянулся одеть на парнишку. Тот не уклонялся, стоял смирно. Накинув на пацана крестик, Пилот заправил его под застиранную рубашку и машинально
– Ты чего без шапки? Ветерок-то свежий.
– В зимней жарко, а кепку потерял.
«Ага, то, что надо!» – порадовался Пилот.
– А шапку тоже отберут?
– Не-а…
Пилот пошарил на заднем сиденье и достал тонкую вязаную шапочку, забытую подругой. Поскольку Пилот знал, что за шапкой она не вернется, можно было пустить вещицу на благое дело. И размерчик в самый раз…
– Скажи мне, Вентиль, чтоб я знал, что – отбирают, а что – нет?
– Деньги и курево лучше сразу отдать. Другое не тронут.
– Старшие, что ли, пацаны балуют?
– Не, воспитатели.
На том и расстались. Пилот проводил взглядом несуразную фигурку в серой телогрейке и ярко-красной шапочке с белым помпоном. Помпон на длинной нити перекатывался по вороту, как маятник, в ритм шагов пацана.
…Пилот был человеком слова (а иногда и двух) и по прошествии трех недель вернулся в Черемискуль с гостинцами и подарками.
«Нива» встала перед ржавыми, некогда зелеными воротами в наивной надежде, что пожилой, слегка навеселе сторож с добродушным ворчанием отворит скрипучие створки. Но нет и нет… Пилот не нашел ни замка, ни звонка. Стучать бесполезно – до здания далеко.
Где-то вдали за забором высокая железная труба источала черный дым. Котельная работала на угле. «Нива» тронулась с места в поисках другого въезда, и забор внезапно кончился…
Пилот подкатил к серому зданию, остановился у самого крыльца. Ступени лежали криво-косо – просели. У давно не крашенных дверей висела бледно-синяя табличка. Слов не разобрать, только отдельные буквы. Из крупных можно сложить слова «детский дом», а мелкие не рассказали ничего…
Пилот вошел в вестибюль. Бледно-зеленые казенные стены. Круглые, молочной белизны, но пыльные плафоны над головой. Одинокий плакат «1 Мая – праздник Весны и Труда!» и несколько дверей, зашитых деревянной ребристой рейкой. Запах грязной одежды, странная тишина…
«Почему тихо в детском доме? – подумал Пилот. – Как после эвакуации…»
Скрипнули петли, одна из дверей открылась. Вышла громоздкая женщина. Ее грубое, словно тесанное топориком лицо, выражало озабоченность. И одета она была тоже как-то грубо, но не пестро; сдержанная, коричневых тонов цветовая гамма несколько уравновешивала габариты женщины. Неожиданно высоким мелодичным голосом она спросила:
– Это что еще за сэр тут у нас?
– Почему сэр? – опешил Пилот.
– Ну, чай, не деревенский, – вижу.
Пилот представился. Добавил:
– Из Свердловска. Э-э, то есть из Екатеринбурга. Недавно переименовали!
– Надо же! Чем обязаны?
– Я привез несколько коробок тушенки и сгущенки. Тушенка, правда, китайская.
– Усыновитель, что ли?
– Да-нет… – смутился Пилот. – Просто хотел посмотреть одного мальчика.
– Если усыновитель, то тебе сначала в Челябинск надо, в опеку. – Женщина достала очки и зацепила дужки за уши. Всмотрелась в Пилота:
– У нас дети необычные… Точнее сказать… дебилы. Так их обычно называют.