Новейшая оптография и призрак Ухокусай
Шрифт:
Сударый читал и морщился. Вообще говоря, статьи такого рода предназначались не для прочтения, а для пробегания глазами: газетная полоса кишмя кишела невесть где надерганными шокирующими иллюстрациями и врезками вроде: «Г-н Копеечкин молчит о случайных жертвах среди прохожих!», «Лентяйка покраснела от крови» и проч., и проч. Разглядеть за этой пестрядью сам текст было почти невозможно, да и казалось ненужным.
Редкий читатель доберется до середины такой статьи, а доберется – плюнет в сердцах да так и не узнает, продравшись сквозь тернии сочных эпитетов вроде тех же «церберов» и «палачей режима», что г-н Копеечкин о случайных
Ох уж эти новые манеры скандальной прессы… У Запыхалия Перелайко еще прорывались старые, всем привычные и при чтении обычно пропускаемые «церберы», осколки тех времен, когда любой здравомыслящий разумный мог при желании прочитать статью в оппозиционной газете, машинально выбрасывая эпитеты и меняя знаки «минус» на «плюс», чтобы получить вполне ясное представление, что, собственно, произошло. Но что прикажете делать с этими цыганскими платками, в которые превращаются газетные полосы благодаря «завлекательным» заголовкам и врезкам? Взгляд за них только и цепляется, пробежишь глазами – волосы дыбом встают от ужаса. А прижать крикунов как будто не за что: начни разбираться, окажется, что ничего такого они в виду не имели, и необычное поведение волосяного покрова головы происходит от испорченности читателей, которые все понимают именно так, а не иначе…
Сударый вздохнул. Библиотека вот-вот закроется, а он ни на шаг не приблизился к разгадке. Впрочем, в конце Перелайко упомянул, что «переправлять бренные останки скорбного разумом человека на родину для достойного погребения никто не посчитал нужным», стало быть, обе версии случившегося сходились на том, что Свинтудоев похоронен в Храпове и, видимо, в неосвященной земле. Что ж, это не такой уж редкий повод для появления призраков – правда, самых обыкновенных.
Кое о чем говорило и имя Копеечкина – этот сыщик был известен широкой публике громкими и экзотическими делами. Освежая память, Сударый открыл подшивку на февральских номерах – вот, пожалуйста, «Г-н Копеечкин возвращает похищенный из музея бесценный экспонат». Непеняй Зазеркальевич хорошо помнил, как бурно обсуждались подобные дела в студенческом братстве. Копеечкину, правда, от молодежи крепко доставалось за «позерство и аффектацию», но, по большому счету, ему завидовали – каждый в глубине души тоже непременно желал сделать для отечества что-нибудь эдакое… заслуживающее первых полос. Молодо-зелено…
Охота на Свинтудоева на привычное место в печати не попала, но сам факт, что дело было поручено именно ему, наводил на размышления: значит, дело с самого начала представлялось необычным.
Итак, необычный маниак (хотя помилуйте, обычных-то вроде бы и не бывает?), необычные обстоятельства… Бегство этого маниака по империи, гибель и захоронение его в провинциальном Храпове…
При каких обстоятельствах мог возникнуть призрак, обладающий особенными способностями? Почему призрак человека, совершившего нечто преступное в Дремске и погибшего в Храпове, принимается спустя два года терроризировать Спросонск? Вообще бывают ли призраки-маниаки?
Взглянув на часы, Сударый поспешно вернул подшивки и прошел в абонентский зал, уже погруженный в полумрак: библиотекарь, седовласый леший с бородой и при галстуке в горошинку, гасил световые кристаллы.
– Добрый вечер! – поздоровался оптограф. – Какая жалость, что вы уже закрываетесь.
– И вам добрый вечер, сударь. Что ж, завтра приходите.
– Однако мне очень нужна одна книга…
– И непременно сегодня? – усмехнулся библиотекарь.
– Не буду лгать, что без нее не доживу до завтрашнего дня, но хотелось бы поработать уже нынче.
– Ну, коли лгать не будете, посмотрим, чем смогу помочь. Какая вам книга желательна?
– «Жизнь привидений» Кофегущина.
Леший как-то странно крякнул с усмешкой и громко проговорил, обращаясь куда-то во мрак между стеллажами:
– Бульбарашка! Слыхал?
– Слыхал, – донеслось в ответ. – Только это еще ничего не значит.
– Ты, главное дело, неси, а там рассудим.
Библиотекарь прошел к столу и, осведомившись об имени Сударого, принялся искать его карточку.
– А скажите по совести, сударь, – спросил он, – вы ведь на Свинтудоева охотиться собрались?
– Почему вы так решили? – смутился отчего-то Сударый.
– Нет уж, сударь, вы, коли не лгать обещались, ответьте.
– Ну, в общем… Собственно, почему бы мне… Я ведь не говорю, будто я опытный ловец привидений… – Выжидающий взгляд лешего стал откровенно насмешливым, и Непеняй Зазеркальевич кивнул: – Да. А какой вам в этом интерес?
Из книжных ущелий вынырнул и вступил в круг света, отбрасываемого настольной лампой, библиотечный с увесистым томом в руках.
– Вот мой интерес, – кивнул библиотекарь на библиотечного и, принимая у того книгу, подмигнул: – Продул пари, Бульбарашка!
– Не буду спорить, за тобой пари, Скорень Дубравич, – признал тот. – Так-то, милостивый государь, – обратился он к Сударому, – вот вам яркий пример губительной силы азарта. Ведь знаю, что со Скоренем Дубравичем спорить бесполезно, ибо везуч он на редкость, однако же побился об заклад. Стоял на том, что последний нынешний посетитель не будет интересоваться Свинтудоевым.
– И как же было мне не выиграть, коли половина города Свинтудоева ловит? – спросил леший, вынимая карточку Сударого и записывая номер книги.
– А другая половина ловит слухи о нем, – добавил Бульбараш. – Однако надо сказать, до Кофегущина пока еще никто не добирался, вы первый, кто заинтересовался трудами классиков.
– В основном спрашивают «Всемирную историю фантомов» или «Призрачные рассказы», – подтвердил библиотекарь, не отрываясь от своего занятия.
– А то и вообще «Код фантома», – добавил библиотечный. – Барышни в основном «Призраком варьете» зачитываются. И все это из-за пары укушенных ушей, за которые, откровенно говоря, еще неизвестно, кто в ответе.
– Вы, стало быть, не верите в призрака Свинтудоева? – спросил Сударый у библиотечного, но первым ответил ему леший:
– Помилуйте, сударь, я призраков хорошо знаю, навидался. Не ведут они себя так. Да вот хоть Бульбараша возьмите – он ведь не урожденный библиотечный, он из призраков родом.
– Верно, – подтвердил товарищ библиотекаря. – При жизни я был переписчиком и очень свою работу любил, так и в посмертии при книгах остался. Долго ли, коротко ли, как говорится в фольклоре, предложили мне место библиотечного, ну я и преобразовался. Потому со всей ответственностью могу подтвердить: призраки так себя не ведут, как Свинтудоеву приписывается. Однако же я в него верю.