Новик
Шрифт:
– Я… - хотел было возразить митрополит, но осекся, глядя на жесткий взгляд Иоанна.
– С каждой! – повторил царь. – Притом монетой! Узнаю, что хитрите – лишу грамотки сей. Ясно ли ты меня услышал?
– Ясно Государь, - понуро кивнул Макарий.
– Хорошо. Кроме того, на каждой лампе должно быть выбито и ясно читаемо, что выдумана она по Божьей воле Андреем Прохора сыном верным слугой царя Московского и всея Руси Иоанна Васильевича в лето 7061 году. И герб чекань державный на боку. Да смотри, хоть на одной лампе того не увижу – накажу. И
– Да, Государь. Сделаю все, Государь.
– Что же до Андрея, то оставь его в покое. Это мой человек, который несет мне службу. И выполни уже данное ему слово.
– Так мой человек же ему передал сто рублей. – удивил Макарий.
– Он на них купил шесть меринов и сбрую к ним.
– Так и есть.
– Только потратил он на то менее семидесяти рублей. А остальные куда дел? Не по-твоему ли научению? Сметану на говне собираешь? И так сироту как тать обнес, так и то малое, что обещался, и то не даешь?
– Исправлю, Государь, все исправлю.
– Ладно, - смягчившись произнес Иоанн, - то дело решенное. И в грамоте про то все подробно писано. Теперь же скажи мне про краску.
– Про краску даже и не знаю, что сказать, - пожал плечами Макарий. – Откуда она взялась мне не ведомо. Гривенка с десятой частью – это все, что мы получили. А больше – нет. Сам бы рад больше узнать, уж больно краска хороша.
– А печь? – спросил Иоанн, которому тоже ничего не удалось узнать про краску.
– Все плохо Государь с ней. Поставили ее, как Андрей сказывал, да тухнет огонь. Или дым обратно идет. Верно мои люди, когда его расспрашивали, что упустили.
– Отправь к нему своих печных дел мастеров. Пусть научит. Пусть под его присмотром поставят несколько печей. Да оплатить науку не забудь.
– Так сто рублей же уплачено! Ну… семьдесят, остальные доплатят.
– Так за слова. А тут – наука. Учить он станет твоих людей. То иное. И не с чего ему даром силы тратить да вместо службы с ремесленным людом возится.
– А сколько заплатить ему Государь?
Так и беседовали. С угроз беседа началась, деньгами закончилась. Даже скорее не деньгами, а делами хозяйственными. Да и вообще, Иоанн свет Васильевич все это и затеял только из-за того, что хотел казну свою наполнить звонкой монетой. А тут такой случай подвернулся. Как он мог его проигнорировать?
***
Вечером того же дня царь зашел в палаты к супруге своей. Та, как только его заметила, так жестом и отослала всех присутствующих, дабы их оставили наедине. Царь проводил их взглядом. И чуть помедлив сел на стульчик с сиденьем из натянутой между рамок тканью, что стоял напротив супруги его.
– Все получилось? – тихо-тихо поинтересовалась она, прекратив на время заниматься вышиванием, в каковом она слыла мастерицей. Причем не только за счет своих рук, но и из-за организации труда девиц при ней. Отчего мастерская рукодельниц под ее началом регулярно выдавала достаточно крепкую по качеству продукцию всякого элитного вышивания.
– Он согласился. Ты оказалась права.
– Слава Богу! – истово перекрестилась царица.
– После моего ухода он разослал распоряжения во все монастыри, в которых лампы делали о том, чтобы их доделать. Он, кстати, выпросил стервец, чтобы деньги передавать мне как гербовый сбор за пользование герба и благословение, а не как мыто обычное, дабы не унижать Мать-церковь.
– Это не страшно, - улыбнулась добродушно царица. – Главное, чтобы деньги тебе в казну исправно приносил.
– Я думал, что упираться он станет… Но нет…
– Ты так и оставил имя этого Андрейки в надписи?
– Да.
– Не жирно ли ему будет?
– Не каждый слуга мой десятки тысяч рублей мне может принести.
– Не по своей же воле.
– Не по своей, - согласился с ней Иоанн Васильевич. – Но он все же их принесет.
– Он тебя все же заинтересовал, я смотрю.
– Я бы его к себе на службу вызвал да посмотрел на чудное его разумение. Но губить его не хочу. Его же тут сожрут.
– С потрохами сожрут, – согласилась царица.
– К тому же я не уверен – случай то был или у него действительно светлая голова. Но даже если светлая, то ему пока тут не место. Все-таки он поместный дворянин из городового полка. Если забрать его к себе, то сие очень болезненно воспримут дворяне московской службы. Зачем их злить попусту? А если это все лишь дело случая, то тем более.
– Что болтают люди я знаю. А сам-то ты что думаешь? Есть в этом служивом толк?
– А бес его знает!
– пожал плечами царь. – Я запутался в этой болтовне и уже не понимаю где правда, а где ложь. Иной раз думаю, будто бы у меня под Тулой действительно волколак в поместных службу несет.
– Православный волколак, - улыбнувшись добавила царица.
– А то как же? Конечно православный.
– Так ты пригласи его. Поговорить. Лампу он удумал? Удумал. Вот и пригласи наградить со своего царского плеча. Саблю ему добрую подари али еще чего. Люди поймут. А ты своим глазом посмотришь, что это за человечек.
– А ведь дело говоришь, - мягко улыбнувшись, произнес Иван Васильевич.
– Заодно и проверишь, кто из людей тебе как служит. Ведь болтать горазды многие.
– Знаешь, а ведь я деда его знаю. Обоих. – чуть подумав, ответил царь. – В Коломне они служит.
– Славные люди?
– Лихие. Верные. Но особого разумения в них нет. Оттого и кажется мне дивным, что Андрей у них такой уродился. В кого?
– Чего гадать? Поговоришь. Подумаешь. Может и брешут про него. А если так, то нужно думать, откуда что взялось и где тебя пытаются обмануть. Может Макарий специально пытается спрятать своего розмысла от тебя за этим Андрейкой.
– Хм. Может быть… - кивнул задумчиво царь.
Часть 2. Глава 9