Шрифт:
А.ДНЕПРОВ
НОВОЕ НАПРАВЛЕНИЕ
I
Я сидел в третьем ряду партера большой аудитории и смотрел, как механическая рука писала мелом на черной доске: "Привет участникам конференции по автоматизации!" Окончив фразу, рука аккуратно положила мел на стол и вытерлась о сырую тряпку. Затем она приветственно помахала застывшим от изумления делегатам. Грянул гром аплодисментов.
Кому они были адресованы? Механической руке, которая сама нажала кнопку на тележке и, продолжая все так же помахивать ученым, торжественно покинула зал?
Вначале
Ученые и инженеры аплодировали сами себе. Это был необычайный случай!
Рядом со мной сидел небольшого роста щуплый человек с лысой грушевидной головой. Он без особого энтузиазма бесшумно ударял ладонью о ладонь, насмешливым взглядом провожая удалявшуюся на тележке руку.
– Вас это не удивляет?
– спросил я.
– Смотрите, за ней волочится кабель.
– А как же иначе? Ведь не святой же дух ею управляет!
Человек поморщился:
– Все зависит от того, что подразумевать под святым духом. Если так называть радиоволны, то их действительно можно использовать.
Я его понял.
– Наверно, для данного случая не очень целесообразно строить широкополосный передатчик и приемник для передачи импульсов управления. Их ведь много.
Он пожал плечами и ничего не ответил. В это время председатель конференции объявил тему первого доклада и фамилию докладчика:
– "Импульсы регулирования в живых организмах", профессор Леонозов Павел Павлович.
Мой сосед зашелестел бумагами и, наступая сидевшим рядом на ноги, торопливо пробрался к доске.
"Значит, биолог", - подумал я, приготовившись слушать нечто такое, что меня совершенно не касалось, так как я специалист по электронным программирующим устройствам.
Доклад был действительно очень специальным. Сплошные блок-схемы. Блок-схемы регулирования кровяного давления. Блок-схема управления гормоналвным составом крови. Блок-схема адаптации глаза на свет. И так далее.
Постепенно мои мысли переключились на то, с чем несколько позднее я сам должен был выступить на конференции. Когда я снова обратил внимание на Леонозова, он уже медленно стирал с доски все, что нарисовал, и, стоя спиной к аудитории, невнятно произнес:
– Таким образом, автономная и центральная нервные системы живых существ таят в себе большие возможности...
Раздались редкие аплодисменты. Вопросов не последовалR. Дискуссии тоже. Чувствовалось, что собравшиеся плохо разобрались в существе сказанного.
Через минуту ученый снова оказался рядом со мной. Лицо его было возбужденным и даже сердитым.
Когда же выступающий вслед за тем инженер нарисовал сложную схему коммутации сигналов для программного управления зуборезным станком новой конструкции, Леонозов сердито пробормотал:
– А для чего все это? Не проще ли взять обыкновенную крысу?
– Что-о?
– шепотом переспросил я его.
– Крысу, - громко и категорически заявил профессор.
На нас оглянулись, и мы умолкли.
"Человек со странностями", - решил я.
Любопытство мое было возбуждено, и в перерыве я издали наблюдал за профессором. Он нервно шагал по коридорам института, что-то про себя бормотал и изредка улыбался. Вдруг его взгляд упал на оживленно беседовавшего с группой молодежи инженера, того самого, который сделал доклад о системах коммутации. Леонозов порывисто подошел к нему и, взяв за локоть, спросил:
– Скажите, а сколько будет стоить ваша система?
– Думаю, не дороже пяти тысяч. Конечно, без приводов и исполнительных механизмов.
– Гм!.. Дороговато, дороговато...
– произнес биолог ухмыляясь.
– Сколько же она должна стоить, по-вашему?
– В новых деньгах, скажем, копеек пять - семь, а то и дешевле.
– Это невозможно!
– воскликнул инженер, изумленно посмотрев на Леонозова.
– Впрочем, я сейчас вам скажу точнее.
Леонозов спокойно достал из заднего кармана записную книжку и, раскрыв ее, произнес:
– Да. Я почти не ошибся. Одна система - семь копеек. Пара пойдет за тринадцать. Тысяча систем - в среднем по три с половиной копейки за штуку.
С этими словами он спокойно отошел от беседующих и зашагал по коридору к выходу. Все, в том числе и я, молча провожали его взглядами, полными сочувствия...
II
Вторично я встретился с Леонозовым летом в деревне под Москвой. Прямо перед нашей дачей раскинулся широкий зеленый луг, прорезанный мелким, но быстрым ручейком.
Гуляя здесь вечером, я встретил человека в гимнастерке навыпуск, в грязных брюках, заправленных в высокие резиновые сапоги.
Он медленно брел прямо по воде с ведром в руках, то и дело наклоняясь к высокой, сочной траве. Я крайне удивился, узнав в нем своего соседа на конференции по автоматизации.
– Добрый вечер, Павел Павлович!
– Здравствуйте, - ответил он, не глядя на меня.
– Ах ты, проклятая!
Он поставил ведро на дно ручья и стал раздвигать траву обеими руками.
– Ускакала! Такая симпатичная - и ускакала!
Затем он поднял голову и посмотрел на меня:
– Ах, это вы!
– Да, я.
– Ну, и как ваши электронные программирующие системы?
– Запустили в массовое производство.
– Уже? Жаль.
– Что вы, Павел Павлович! Этому радоваться надо!
– Да едва ли. Ах, вот она, вот она!
– Он быстро присел на корточки и поймал в траве огромную зеленую лягушку.
Я заглянул в ведро и увидел, что оно на одну треть было наполнено этими болотными тварями, разжиревшими на личинках мошкары.
– Для экспериментов?
– Да. Замечательное существо - лягушка, - вдруг мечтательно произнес Леонозов.
– Ей, как и собаке Ивана Петровича Павлова, нужно поставить памятник.