Новогодние неприятности, или Семья напрокат
Шрифт:
Я, действительно, влюбился в Юльку? В девушку с очаровательной ямочкой на левой щеке и тонкой кожей, через которую просвечиваются острые ключицы? В ту, кому я вытирал слезы на школьном выпускном и с кем я протанцевал больше десятка танцев, хотя терпеть не могу танцевать? В ту, которая заплетает моей дочери косы по утрам и выбирает для нее медицинский браслет, чтобы следующая няня не забыла об аллергии?
Не знаю.
Перебрав не один десяток аргументов, боюсь признаться себе в очевидном и поспешно выныриваю из раздумий, потому что Алиска
— Жил-был один старик. И было у него три дочери…, — включив ночник, я вместе с малышкой погружаюсь в волшебный мир, где девушка Марьюшка спасает возлюбленного Ясного сокола от злых чар.
Немного ностальгирую по тем временам, когда мама доставала из ящика виниловую пластинку в картонном конверте, настраивала патефон и вместе со мной вслушивалась в низкий грудной голос, разливавшийся по комнате. Часто она брала с собой вышивку или вязание, гладила меня по макушке и обещала назавтра испечь вишневый пирог.
А еще она всегда дожидалась отца с работы, как бы поздно он ни возвращался, и учила меня, что нельзя ложиться спать в ссоре.
— Сладких снов, доченька.
Улыбнувшись теплым воспоминаниям, я неслышно захлопываю книгу и аккуратно соскальзываю с кровати, когда Алисины веки слипаются, и она начинает тихонько сопеть. Гашу небольшой изящный светильник, рассеивающий бледно-желтый свет, и на цыпочках покидаю комнату.
Стою посередине коридора целую вечность и полирую ковер пятками, как полный дурак. Знаю, что буду долго ворочаться и не смогу отключиться, пока не поговорю с Юлей, поэтому решительно направляюсь в ее спальню. Пробегаюсь костяшками пальцев по дереву и не сразу открываю дверь, получая сквозь преграду нейтральное «да».
— Можно?
— Да. Заходи, Демьян.
Дергаю на себя металлическую ручку. Шагаю. Приклеиваюсь к порогу. Сердце пропускает удар. А тщательно подобранные слова застревают в глотке. Идиот. Как есть — идиот.
Глава 20.1
Юля
— Пап, почитаешь про Финиста?
Успевшая переодеться в ночную рубашку Алиска ловит Демьяна в коридоре, а я трусливо юркаю в ванную и запираюсь изнутри. Прислоняюсь лбом к зеркалу, дышу глубоко и пытаюсь совладать с захлестывающими меня эмоциями.
Эйфория вперемешку с разочарованием. Жажда большего и панический жуткий страх. Нега, томление, слабость.
Поцелуй, случившийся в ресторане, до сих пор горчит на моих губах и кипятит кровь. От него у меня выросли крылья и так же стремительно оборвались, когда пришлось падать с небывалой высоты обратно на землю.
— Ларин придерживался заготовленного сценария? Или с помощью меня хотел насолить бывшей?
Наличие влюбленности у популярного депутата к хозяйке небольшого кафе не рассматриваю — слишком страшно поверить в призрачное чувство и ошибиться. Поэтому так и эдак кручу пришедшие на ум вопросы и не нахожу ответа.
Медленно смываю макияж, превращаясь из светской дивы в девчонку из соседнего подъезда, принимаю контрастный душ и натягиваю на тело пижаму с изображением единорога. Хочется хоть на пять минут обратно в детство, без взрослых проблем и шахматных партий с «Жертвой Ласкера» или «Цугцвангом». Я в них не слишком сильна.
Прочесав волосы пальцами, я позволяю им свободно рассыпаться по плечам и в полной тишине проскальзываю в спальню. Задергиваю шторы, памятуя, что назавтра мы решили устроить себе выходной, и падаю на кровать, кутаясь в одеяло до самого подбородка.
А уже в следующую секунду подбираюсь, когда в дверь раздается негромкий, но требовательный стук. Сердце пускается вскачь, ступни сводит судорогой, а гадские бабочки почему-то оживают и начинают долбиться в стенки желудка.
— Можно?
— Да. Заходи, Демьян.
Ларин застывает на пороге, не торопится проходить. А вместе с ним застывает и само время. Настенные часы стопорятся, тормозит секундная стрелка, и я торможу. Из-за просачивающегося из коридора света не вижу выражения лица Демьяна, фиксирую только очертания и гулко сглатываю.
Слух обостряется, компенсируя просевшее зрение. Обоняние тоже пашет на максимум. По крайней мере, я едва не захлебываюсь от терпкого мускусного аромата, наполняющего ноздри по мере приближения Ларина.
— Юль, я поговорить хотел…
— Говори…
Раздаю жестко, а у самой комок в горле застревает, и дрожь прокатывается по телу. Проигрываю по всем фронтам и с трудом держу оборону.
Демьян же в ответ на это замолкает, сдвигает край одеяла и укладывается рядом. Миллиметры между нами оставляет, не прикасается, только меня все равно опаляет жаром. И снова запах его духов проникает в легкие. Думать мешает.
— Мне нужно, чтобы ты знала. Я поцеловал тебя не потому, что Ленчик просил. Не ради красивых снимков в журналы.
— И не ради того, чтобы взбесить Инну? — подхватываюсь, привставая в кровати, и наклоняюсь, пытаясь разглядеть хоть что-то в глазах Ларина. Не вижу ничего. Темно слишком.
И волнительно. Потому что опустившаяся между нами пауза кажется вечной.
— Инну? Нет, — покатав на языке мой вопрос, Демьян смеется. Приглушенно, но заразительно. И я смеюсь вместе с ним. Прячу подозрения в дальний ящик, подтаскиваю колени к груди и высекаю робкое.
— Тогда почему?
— Просто захотел. Ты такая красивая была. Воздушная. Неземная. Не удержался.
Не знаю, что это — грубая лесть или голая правда. Но от слов Ларина на душе становится теплее. Исчезает зревшая с вечера обида, крылья возвращаются на привычное место и норовят отправить меня вверх. Не зря говорят, что женщины любят ушами, вот и я ведусь на банальные комплименты и растекаюсь, как подтаявшее мороженое.
— Посплю сегодня с тобой, ладно?
— Но…
— У меня в комнате холодно. Приставать не буду.