Новогодний номер

Гениальный Идиот

– Минори, – он перехватил её пальцы, сжав в ладони, и вдруг понял, что с момента расставания не обращался к жене по имени, – я не смог стать тебе хорошим мужем, но я постараюсь быть неплохим бывшим, – он горько усмехнулся, – и я совершенно точно сделаю всё, чтобы быть лучшим отцом для Ёширо.

– Ты замечательный отец, я в этом никогда не сомневалась, – тут же горячо подтвердила она, сжав его пальцы в ответ.

Какое-то время они молчали, чётко ощущая, что их сейчас связывают не только сцепленные

руки. Они чувствовали те сотни, тысячи нитей, которые пусть и растянулись теперь на километры, но всё ещё прочно соединяли их. И если ещё совсем недавно эти связи причиняли только боль, то сейчас по ним распространялось тепло.

– Знаешь, какой совет мой любимый? – Минори улыбнулась, в её глазах по-прежнему стояли слёзы, поэтому улыбка вышла болезненной. – Самый последний. «Сделайте всё, что в ваших силах, и сверх того, чтобы сохранить вашу семью».

– Это самый важный совет, – подтвердил Касамацу, поспешно опустив взгляд.

– Как думаешь, – снова заговорила она, чуть сильнее сжав его руки, чтобы привлечь внимание и заставить снова посмотреть ей в глаза, – мы сделали всё, что в наших силах, и сверх того?

Касамацу точно знал, что он сам готов бороться за них до последней капли крови, но думал, что Минори уже опустила руки. Однако сейчас в её глазах вместе со страхом и сомнениями он видел решимость. Он не был мастером объяснений и признаний, поэтому просто легонько потянул её внутрь дома, одновременно отступая назад. Находчивый Ёширо тут же бросился бежать по коридору, крича во всё горло: «Бабуля, дедуля, что на завтрак? Мы с мамой ужасно голодные!» И оба родителя невольно улыбнулись.

– Думаешь, ещё не поздно? – жалобно спросила Минори, маленькими шажками заходя внутрь и испуганно озираясь.

– Не попробуешь – не узнаешь, – тихо проговорил Касамацу, не выпуская её руку из своей.

– Вдруг у нас ничего не выйдет? – Она отчаянно кусала губы.

– Может быть, – кивнул он, – но я точно не хочу жалеть о том, что не сделал «сверх того».

– Я тоже, – прошептала Минори, пряча лицо у него на груди.

Касамацу улыбнулся, услышав торопливые шаги матери по коридору и её причитания: «Минори-чан! Какая радость!»

***

Ханамия любил спать. В смысле, он получал от этого физическое и моральное удовлетворение. Физическое – от возможности вытянуться на кровати, на снабжение которой ортопедической подушкой и матрасом он потратил немало денег, моральное – от того, что во сне его не тревожили всякие недостойные людишки. Поэтому спать он мог в сутки любое количество часов. А увольнение поспособствовало увеличению этого количества минимум на три часа, и раньше одиннадцати Ханамия Макото глаз не продирал.

Стоит отметить также, что рискнувшему разбудить Ханамию, прежде чем тот считал необходимым просыпаться

самостоятельно, была уготована страшнейшая расплата, доказательством чему служили многочисленные разбитые будильники. И сегодня настойчивый звук дверного звонка, который поднял Ханамию с постели по внеурочный час, фактически подписал стоявшему за дверью незваному гостю смертный приговор. Этим несчастным оказался Куроко.

– Доброе утро, Ханамия-сан, – поздоровался стажёр.

– Катись к ёкаям, – выругался всклокоченный и хмурый со сна Ханамия, собираясь захлопнуть дверь, но Куроко неожиданно ловко удержал её, просунув в створ ботинок. – Чего надо? – фыркнул Ханамия.

– Я приехал, чтобы отдать вам новогодний номер «Отоко», – пояснил Куроко, протягивая Ханамии журнал.

– Он мне не нужен, – мгновенно ответил тот, вновь попытавшись закрыть дверь. – Не желаю видеть это позорище.

– Вы зря, Ханамия-сан, – пожал плечами Куроко, снова не давая ему закрыть дверь. – Номер вышел исключительным. Сакурай-кун нарисовал ко всем статьям иллюстрации, а Акаши-сан написал удивительный очерк. Продажи уже за первые три часа побили все рекорды.

– Плевать, – Ханамия закатил глаза. – Забирай и катись.

– Акаши-сан собирается закрывать «Отоко», – проговорил стажёр, чуть нахмурив брови.

– Давно пора, – отмахнулся Ханамия. – Вали отсюда, пока цел.

– Сегодня мой последний день в редакции, и я хотел пригласить вас выпить по бока… – Куроко не успел даже договорить.

– Обойдёшься, ещё не хватает пить с такими сопляками, как ты, – рявкнул Ханамия.

– Что ж, – Куроко вздохнул и чуть склонил голову набок. – Я не хотел этого делать, но, видимо, у меня не остаётся другого выбора. Напоминаю вам, что вы задолжали мне просьбу.

– Ещё чего! – возмутился Ханамия.

– Вы ведь не будете отрицать, что у Киёши-сана нет скелетов в шкафу, – проговорил Куроко, упрямо глядя на Ханамию.

– Не буду, – буркнул тот.

– Значит, я выиграл спор, – кивнул Куроко. – И я не хотел озвучивать это прилюдно, чтобы не…

– Говори, – рыкнул Ханамия. – Не желаю слушать твои рассуждения. Просто скажи, что ты хочешь.

– Вы должны вернуться в «Отоко», – мгновенно озвучил просьбу Куроко. – И проработать там ещё минимум полгода.

– Тебе сразу врезать, или уйдёшь подобру-поздорову? – скептически изогнул бровь Ханамия.

– Я уйду, как только вы подтвердите, что выполните условия нашего спора и придёте сегодня к четырём в редакцию, – Куроко упрямо поджал губы, слегка нахмурив брови.

– Вот пристал, как банный лист, – Ханамия закатил глаза. – Приду я, приду! Только отвали!

– И вы должны непременно прочитать новогодний номер, – добавил Куроко.

– Похоже святоша-Киёши обернулся для меня целым списком долгов, – с усилием втянув воздух в лёгкие пробормотал Ханамия. – Ты губы-то закатай, тщедушный. И совесть поимей!