Новосёлы
Шрифт:
– Говорили! И слушать не стал. «Не суйте нос, куда не просят!» – ответил.
– Прогнал их и копейки за работу не заплатил! Другие достраивали!
– Ка-а-ак это – не заплатил? – появился запыхавшийся Иван Иванович, растолкал людей в стороны. – Как это – сам досок набрал? Всё по закону куплено!
Он пробирался в гараж всё глубже, а сзади его ловила за пижаму, чтоб задержать, тётя Клима.
– Отойди! – крикнул на неё и кулаками потряс. – И вы марш отсюда! Вы мне ещё ответите за самоуправство! Это взлом, а может, ещё и с кражей! Я жаловаться буду!
– Это мы будем
– А вам что до этого? Ваш гараж из жести, подожги – гореть не будет!
– Товарищи, будьте свидетелями, где я беру этот кусок! Отдам на экспертизу! – поднял вверх обломок доски Николай Николаевич.
– Очистите помещение! – размахивал руками Иван Иванович, а по стенам гаража прыгали длинные, изломанные тени. – Вы мне отремонтируете и дверь, и крышу!..
– Постыдились бы… А еще интеллигентный человек! – тихо говорил Ивану Ивановичу дядя Левон и болезненно морщил лицо. – Тут несчастье чуть не случилось, а вы…
Ему было стыдно за Дервоеда.
Женя перестал нажимать на «жучок», и в гараже стало темно.
Тётя Клима стояла у входа в гараж и вытирала платочком глаза:
– «Интеллигент»… Ещё какой «интеллигент»… Во всём свете такого не сыщешь.
Тёте Климе поглаживала плечо, утешала, как маленькую, моя бабушка. Повернула тётю Климу спиной к гаражу, повела домой.
– Перемелется… Перемелется, мука будет… – говорила она профессорше.
– Мука, а не мука… Уже есть!
Жорин папа выпрямил на камне пробой, прибил его киркой на то же самое место дверей. И пошёл домой…
За ним и все начали расходиться.
– Да, да… По домам! – говорил им вслед Левон Иванович. – Завтра доделаем с утра. Остальных позовём, а то отсиживаются по квартирам!
Мы отнесли в одну яму всё, что не успели посадить. Женя-большой и Галка присыпали корни землёй. Чтоб не подсохли за ночь.
Так и не знаю я, удался субботник или нет. Испортили настроение Жора с Васей. А может, Иван Иванович? И не скажешь даже, кто больше виноват…
Я СТЕРЕГУ СМЕРТЬ
Такого чудесного утра ещё никогда не было. Солнце! Тишина! А воздух! Праздничный какой-то, тепло, свежо, и вкусно пахнет из каждой форточки. А ведь всего-навсего воскресенье…
В нашем сквере – самом настоящем уже, с деревьями и кустами! – расхаживает Левон Иванович, на плече у него висит плоский ящик. Тот самый этюдник…
Левон Иванович трогает ладонью верхушки посаженных кустов, как будто гладит по головкам малышей, и посматривает на небо:
– Красота-то такая! Эх, и денёк сегодня будет – на славу!
– Доброе утро, Левон Иванович! – кричу я и поднимаю руку.
– Доброе, доброе… Салют! Любишь спать, молодой человек… А я такой рассвет на Немане писал – голова кружится. Представляешь – клубится туман… Солнце над самой водой тлеет, как жар… Вода вот-вот загорится, блеск её ещё приглушённый… Верхушки леса на том берегу плавают в тумане…
Женя
– Виват! – кричит мне не по-нашему, машет рукой.
Только Галка даже не кивнула мне. Прохаживалась по скверику, опустив голову, ни на кого не смотрела. Снежок сам гулял, бегал от деревца к деревцу и каждое обнюхивал. Знакомился с новосёлами! Не смотрела Галка и на балкон, хотя Женя начал подпрыгивать с детской скакалкой, выделывать ногами всякие штуки.
Потом мама крикнула мне в форточку: «Завтракать!» – и я ушёл.
А вышел опять, когда во дворе уже было много взрослых и все мои друзья-товарищи. Успел, наверно, пройтись по квартирам Левон Иванович или кого-то из мальчишек послал, и позвали всех жильцов. Незнакомых пришло много: сестра Галки – студентка, отец Серёжи, который поехал в командировку из старого дома, а вернулся теперь в новый. Из чьей-то квартиры появился демобилизованный моряк почти в полной форме, только бескозырки не было, из чьей-то – две взрослые девушки. Хохотушки: что ни скажет бывший моряк, а они рассыпаются: «Их-ха-ха! Ох-хо-хо!»
И ещё, наверно, не все жители, потому что в нашем доме сорок квартир. Что за люди в них живут? Не скоро узнаешь…
И папа мой вышел на воскресник с Мариной, и Павлушина мать с Генкой. Многие выходили во второй раз.
Павлушина мама о чём-то разговаривала с дядей Левоном. Может, не получались штанишки без штанин для Ваньки-куклы? С ними стоял ещё какой-то высокий дядька с папкой под мышкой.
Всё было почти как вчера. Только работали не так поспешно, больше шутили и смеялись.
Посадили всё, подчистили, и дядька с папкой попросил нас пробежаться по квартирам, позвать остальных людей – на собрание. Общее собрание жильцов дома номер четыре по улице Мира. Показалось ещё несколько незнакомых дядей и тётей, Жорин и Васин папы, дядя Коля, тётя Клима…
Домком выбрали – домовой комитет. Избрали Левона Ивановича, Жориного папу и незнакомую тётю из другого подъезда. И все уже хотели расходиться из скверика, но дядя с папкой сказал:
– Обождите, товарищи… Один документик передали из горсовета. Надо обсудить его. Жалоба на жителей вашего дома…
И прочитал тот «документик». Что некоторые жители нашего дома занимаются самоуправством. Что Левон Иванович Старевский с приятелями попортили весь двор – нарыли ям, навыворачивали наверх камней, несмотря на то, что государство уже расходовало столько средств на благоустройство. Что некоторые развели собак и кошек и те гадят на лестнице, нападают на мирных граждан, кусают и рвут одежду. А может, они бешеные?
И тут все зашумели, заговорили:
– Знаем, кто писал!
– А почему его самого нет? В глаза людям стыдно смотреть!
– Жена его здесь!
– Не читайте дальше! И так всё ясно!
– Читайте, читайте! А о гараже там нет, о взломе?
– Не успел еще о гараже!
– Тише, товарищи! Я прочитаю подпись: «Профессор Иван Иванович Дервоед, персональный пенсионер областного значения».
– Знаем такого!
– А разве плохо, что мы сквер разбили? Лучше пыль глотать? Лучше пусть бурьян растет?