Новосёлы
Шрифт:
– Волосы… Голову! – бормотал недовольно дядя Левон.
И мы начали выкапывать эти кусты. Здесь не только смородина была, дядя узнал и крыжовник. А потом мы попали на заросли малинника, вишни, сирени. Левон Иванович так старался, так спешил их быстрее вырыть, что даже вспотел. Совсем забыл, что сердце больное! И мы старались: только обкопает деревце – вырываем, отряхиваем слегка землю с корней, относим в кучу. Наконец столько набралось всего – хоть на машину грузи!
– Ф-фу! Аппетит приходит во время еды… – разогнул спину дядя Левон, болезненно
Левон Иванович умел говорить так, что его всегда все слушались. И шофёр-самосвальщик поддался на уговоры, согласился, чтобы мы погрузили поверх земли в кузове свои «полезные ископаемые», согласился повернуть в сторону от своего маршрута.
– Покажешь ему наш дом, – посадил дядя Левон Жору в кабину самосвала. – И овраг покажешь – туда можно ещё ссыпать землю. Кустарник осторожненько скинешь и будешь ожидать нас, сторожить.
Уехал Жора, а у нас находка за находкой: груша, дикий виноград, белая акация, боярышник с крупными, как у шиповника, плодами!.. А около одного бывшего дома (остался один фундамент и мусор) дядя Левон прямо обмер: плакучая ива! Веточки тоненькие, золотистые, листочки серебряные. Свесила волосы к самой земле, пригорюнилась…
– Ах ты, моя красавица! Ах, ненаглядная! – пошёл Левон Иванович кругами вокруг ивы. – Представляете, ребята: тёмная ель, светлая берёзка и серебристая ива… Умри – лучше не придумаешь! А можно её и солитером сделать…
Что-что?
Я смотрю на дядю – что он говорит? Разве Левон Иванович не знает, что солитёр – это такой гадкий, страшный червяк. Он внутри человека поселяется. Поселится – и сосет, сосет, пока от человека одна кожура не останется. Жора так говорил, а он врать не будет.
– За что вы… на неё так? Хвалили, хвалили – и вдруг… – не выдерживаю я.
Левон Иванович смотрит мне в лицо и ничего не понимает: о чём я?
– Ах ты, ветеринар! – вдруг восклицает он и вбивает лопату в землю. Одной рукой упёрся в бок, а указательным пальцем другой постукивает мне в лоб, чтоб понял и запомнил: – Солитер – отдельно стоящее декоративное дерево. Красивое дерево… Так в книге «Садово-парковое искусство» сказано. А он о какой-то гадости вспоминает!
С очередными самосвалами уехали Серёжа и Павлуша. А я с дядей Левоном на четвёртом, еле вместились в кабину. Везли мы большую яблоню – ветви свисали с кузова до самой земли. Чтоб не потерять дерево, шофёр обтянул его сверху тросом.
Опоздали… У нашего дома уже много людей: моя бабушка с мамой, тётя Клава с тётей Климой, профессоршей, Серёжина мать, папы Жоры, Васи, Жени-большого, Галки, сам Женя с Галкой. Только Снежка у Галки не было. Все ожидали Левона Ивановича. Павлуша и Жора, зажав под мышками по лопате, учились ходить на них, как на ходулях…
Остановились мы, и мужчины начали стаскивать яблоню на землю, приговаривая:
– Не приживётся… Больно старая…
– Напрасно трудились, Левон Иванович… Дали вы маху!
А тот хитро улыбался:
– Виноват! Жадность одолела… Вижу: такое
– Так ведь засыхают такие старые! – настаивал кто-то на своем.
– А я один секрет знаю: надо все ветки срезать, одни культи оставить. Расход влаги уменьшится… Так, кстати, и омолаживают сад. Отрастают молоденькие побеги – и через два года яблоки… Стой! Стой! – закричал дядя Левон шофёру самосвала. – Высыпь, друг, эту землю нам. Больно хороша, с перегноем.
И все заулыбались, закачали головами: ну и Левон Иванович, ну и организатор!
– Вам бы должность инженера в тресте зелёного строительства, – похвалил дядю Левона Жорин папа.
– У каждого свой талант. И не один! Басталанных людей нет… Вот вы, я слышал, рыбак хороший. А я не умею и не люблю рыбачить, мне лучше по лесу побродить… Внимание, товарищи! – уже ко всем обратился Левон Иванович. – Слушайте, чтоб не суетились без толку, – времени у нас в обрез. Сажать будут женщины, а что и где – я скажу. Мужчинам копать… Вы и вы – канавку вдоль бордюра для декоративного кустарника. А вы, Олег Максимович, и вы, Василь Сигизмундович, – ямки под плодовые кусты и деревья под окнами. Вы, Николай Николаевич, и вы, простите, не знаю ещё, как вас величать… Зенон Остапович? Чудесно! Вам рыть канавки под сирень по обе стороны прохода к крыльцу…
И все начали делать то, что говорил Левон Иванович. И никто не спорил, не просил работы полегче.
Я, Серёжа и Павлуша отнесли все кусты и деревья к тем ямкам, на которые указал дядя Левон. Потом – кто на листе фанеры, кто на куске жести – носили чёрную землю, сыпали на дно ямок. Я работал и сам себе повторял: Николай Николаевич – дядя Коля, Олег Максимович – Жорин папа, Зенон Остапович – Галкин папа, Василь Сигизмундович – Васин… Вася, значит, будет Василий Васильевич…
«А куда Жора подевался? Увильнул от работы…»
И только я так подумал, как вылезают из нашего подъезда Жора и… Вася! Оба держат в руках по несколько длинных лучинок.
– Ура! Вася приехал!
Мы вмиг забыли о работе, бросились к нему.
– Отойдите! Тише! – отмахивался от нас Вася. – Мы кошку морскую видели! В подвале!
А мы не слушали Рыжика – Васю, мы тормошили его, вертели, дёргали. Соскучились без него! Я стукнул Васю по плечу – и он пошатнулся! Стукнул Павлуша – Вася устоял на месте, треснул Серёжа – Вася размахнулся и – трах! – дал сдачи.
Тогда Жора бросил свои лучины, наклонился – хвать Васю ниже коленок, бросил его животом себе на плечо.
– Го-о! Гэ-э! – завертелся с ним, зашлёпал ладонью по тому месту, откуда ноги растут.
Вася болтался у него за спиной и бил лучинами по такому же месту. Весело стало!
Запыхался Жора, поставил Васю на землю. А Вася – вжик! – выдернул лучину из своего пучка, как шпагу из ножен, и прыг к Жоре. Мушкетёр!
– Ах, так? – увернулся Жора от Васиного удара и тоже выхватил лучину. – Защищайся, несчастный!