Новые мелодии печальных оркестров (сборник)
Шрифт:
– Мы по-прежнему молоды, мы двое, – ликовал Джон. – Давным-давно мы совершили глупейшую ошибку, но успели вовремя одуматься.
– Расскажи мне об этом, – шепнула она.
– Этим утром, под дождем, я слышал твой голос.
– И что он сказал, мой голос?
– Он сказал: возвращайся домой.
– И вот ты дома, дорогой.
– Я дома.
Внезапно он поднялся с места.
– Мы с тобой уезжаем. Тебе это понятно?
– Я всегда знала: если ты придешь за мной, я с тобой уеду.
Когда взошла луна, Элис проводила
– Завтра! – шепнул он.
– Завтра!
Под бешеный стук сердца Джон осторожно выждал, пока приближавшиеся по сумрачной дороге шаги минуют его и замрут вдали. С простодушной удалью он снова поцеловал Элис и прижал ее к сердцу под апрельской луной.
IV
Проснулся он в одиннадцать, налил себе холодную ванну и стал плескаться почти с таким же восторгом, какой чувствовал накануне вечером.
– Я чересчур много думал за эти двадцать лет, – сказал он себе. – Как раз мысли-то и старят людей.
Было теплее, чем вчера, и, когда Джон выглянул в окно, пыль на улицах показалась более заметной, чем накануне. Он позавтракал внизу, с вечным удивлением городского жителя спрашивая себя, почему в деревне днем с огнем не найдешь свежих сливок. Местные уже прознали, что он приехал, и в вестибюле несколько человек встали, чтобы его приветствовать.
Кто-то спросил, есть ли у него жена и дети, он беспечно ответил «нет», после чего ему стало немного неловко.
– Живу один-одинешенек, – с напускной веселостью продолжил он. – И вот захотелось вернуться, бросить взгляд на родной город.
– Надолго? – На него смотрели любопытные глаза.
– На день, может, на два.
Что они подумают завтра? Будут собираться группками на улице и обсуждать неслыханную новость.
«Слушайте, – хотелось ему сказать, – вы думаете, небось, я жил в городе как у Христа за пазухой, но это не так. Судьба обошлась со мной жестоко, потому я и вернулся, а если у меня этим утром горят глаза, причина в том, что прошлым вечером в этом городке отыскался осколок моей потерянной юности».
В полдень, когда Джексон отправился в дом Элис, солнце припекало вовсю, и несколько раз он останавливался и отирал со лба пот. Заворачивая к калитке, он увидел, что Элис ждет на веранде: одетая, похоже, по-воскресному, она раскачивалась в качалке точно так же, как делала в детстве.
– Элис! – радостно воскликнул он.
Она быстро поднесла к губам палец.
– Осторожно! – шепнула она.
Джексон уселся рядом и взял ладонь Элис, но она отняла руку, положила ее на ручку кресла и снова стала потихоньку раскачиваться.
– Остерегись. Дети в доме.
– Не могу я остерегаться. Теперь жизнь начинается заново, а осторожность я забыл в прошлой жизни, которой больше нет.
– Ш-ш!
Немного встревожившись, он пристальней всмотрелся в Элис. Ее лицо, недвижное и равнодушное, словно бы чуть постарело по сравнению с вчерашним; Элис выглядела бледной и усталой. Но он с тихим восторженным смехом отмахнулся от этого впечатления.
– Элис, этой ночью я спал так, как бывало только в детстве, хотя и несколько раз просыпался от радости, что надо мной та же луна, которой мы когда-то любовались вместе. Я получил ее назад.
– Я вовсе не спала.
– Бедняжка.
– В два или три ночи я поняла, что не смогу уйти от детей – даже с тобой.
У Джексона отнялся язык. Он поглядел на нее непонимающе, потом у него вырвался смешок – короткий и недоверчивый.
– Никогда! – Элис отчаянно затрясла головой. – Никогда-никогда! Стоило мне об этом подумать, и меня пробрала дрожь, прямо в постели. – Она помолчала в нерешительности. – Не знаю, Джон, что на меня нашло вчера вечером. Когда ты рядом, ты каждый раз внушаешь мне те поступки, чувства и мысли, которые тебе нравятся. Но наверное, уже слишком поздно. Эта затея не похожа на правду; это что-то вроде сумасшествия или сна, вот и все.
Джон Джексон снова рассмеялся, но в этот раз не с недоверием, а с оттенком угрозы.
– Что ты этим хочешь сказать? – требовательно спросил он.
Элис заплакала, прикрывая лицо рукой, потому что по дороге кто-то шел.
– Ты должна объяснить подробней. – Джон Джексон слегка повысил голос. – Что же мне, удовольствоваться этим и уйти?
– Пожалуйста, не говори так громко, – взмолилась Элис. – На улице жара, и я совсем запуталась. Наверное, я обычная провинциалка, не более того. Мне даже стыдно: я тут с тобой объясняюсь, пока муж целый день трудится в пыли и духоте.
– Стыдно, оттого что мы тут объясняемся?
– Да не смотри на меня так! – Голос Элис дрогнул. – У меня сердце разрывается, оттого что я делаю тебе больно. У тебя тоже есть дети, о которых нельзя забывать… сын, ты говорил.
– Сын. – Он забыл о сыне так прочно, что даже удивился. – Да, у меня есть сын.
Джексон начал осознавать все безумие, дикую нелогичность ситуации и все же противился, не желая мириться с тем, что упускает из рук недавнее блаженство. На без малого сутки к нему вернулась юношеская способность видеть мир сквозь дымку надежды – надежды на неведомое счастье, ждущее где-то за холмом; но теперь с каждым словом Элис волшебная дымка рассеивалась, а с нею иллюзии, этот городок, воспоминания, само лицо Элис у него перед глазами.
– Больше никогда в этом мире, – выкрикнул он в последнем отчаянном усилии, – нам не выпадет шанс стать счастливыми!
Но, даже произнося эти слова, он понимал, что шанса и не было; была просто безумная и безнадежная вылазка, предпринятая среди ночи защитниками двух давно осажденных крепостей.
Подняв глаза, Джексон увидел у калитки вернувшегося Джорджа Харланда.
– Ланч на столе, – с облегчением в голосе сообщила Элис. – Джон присоединится к нам.