Новые мелодии печальных оркестров (сборник)
Шрифт:
– И вы совершили какую-то ошибку?
Девушка кивнула.
– Непоправимую?
– Наверное, да. Скорее всего. Когда вы сюда явились, я до этого как раз и докапывалась.
– Быть может, я как-то сумею вам помочь, – предложил Вэл. – Быть может, ваша ошибка вовсе не такая уж непоправимая.
– Не сумеете, – вздохнула девушка. – Давайте об этом забудем. Моя ошибка очень меня утомила: будет лучше, если вы расскажете мне о том, как сегодня веселятся в Каннах.
Они всмотрелись в вереницу загадочных, манящих огоньков на берегу, в большие игрушечные муравейники со свечками внутри,
– Чем там сейчас все заняты? – шепнула девушка. – Кажется, там происходит что-то совершенно замечательное, но что именно – не знаю.
2
«Кафе Парижа» ( фр.).
– Сейчас там все поглощены любовью, – тихо проговорил Вэл.
– Правда? – Девушка долго не отрывала глаз от берега, со странным выражением на лице. – Тогда мне хочется домой, в Америку. Здесь с любовью перебор. Отправлюсь домой завтра же.
– Так вы боитесь влюбиться?
Девушка покачала головой:
– Не то чтобы. Просто потому… потому что для меня любви здесь нет.
– И для меня тоже, – подхватил Вэл. – Как грустно, что мы вдвоем сидим тут чудесной ночью в чудесном месте – и что же?
Он устремил на девушку пристальный взгляд, вдохновенный и возвышенно-романтический, и она слегка от него отодвинулась.
– Расскажите мне побольше о себе, – поспешно продолжила девушка. – Если вы русский, то где научились так хорошо говорить по-английски?
– Моя мать из Америки, – признался Вэл. – Дедушка тоже американец, так что выбора у нее не было.
– Так значит, вы тоже американец!
– Нет, я русский, – с достоинством возразил Вэл.
Девушка внимательно поглядела на Вэла, улыбнулась и решила не спорить.
– Ну ладно, – уклончиво произнесла она. – Однако у вас наверняка русское имя.
Вэл вовсе не собирался себя называть. Имя – даже имя Ростовых – опошлило бы эту ночь. Достаточно было их тихих голосов, белевших в темноте лиц – и только. Он не сомневался – без всяких на то причин интуитивно чувствуя, – что в душе у него поет уверенность: еще немного – и через час, через минуту он торжественно вступит в мир романтической любви. Для него не существовало ничего (даже собственное имя было фикцией), кроме бурного сердечного волнения.
– Вы прекрасны! – невольно воскликнул Вэл.
– С чего вы взяли?
– Потому что для женщин лунный свет – самый правдивый.
– В лунном свете я симпатично выгляжу?
– Лучше вас я никого в жизни не встречал.
– Ах вот как. – Девушка задумалась. – Конечно же, мне не следовало пускать вас на борт. Могла бы догадаться, о чем мы станем толковать – при этакой-то луне. Но не могу же я торчать тут одна и целую вечность глазеть на берег. Я для этого слишком молода. Вы не находите?
– Слишком, даже
Вдруг обоим послышалась какая-то новая музыка – совсем поблизости: музыка, которая, казалось, поднимается из моря не далее как в сотне ярдов от них.
– Слышите? – воскликнула девушка. – Это с «Миннегаги». Обед кончился.
С минуту оба вслушивались молча.
– Спасибо вам, – вдруг произнес Вэл.
– За что?
Вэл вряд ли отдавал себе отчет в том, что произнес эти слова вслух. Он испытывал благодарность к негромкому сочному звучанию духовых инструментов, которое доносил до него бриз; к теплому морю, бормотавшему невнятные жалобы вокруг носа яхты; к омывавшему их молочному сиянию звезд: все это, как он ощущал, возносило его ввысь легче, чем дуновение ветра.
– Восхитительно, – прошептала девушка.
– И что мы будем с этим делать?
– А мы должны что-то с этим делать? Я думала, мы будем просто сидеть и наслаждаться…
– Вы этого не думали, – мягко перебил ее Вэл. – Вы знаете, что мы должны что-то с этим делать. Я хочу вас любить – и вас это обрадует.
– Нет, не могу, – еле слышно выговорила девушка.
Она попыталась засмеяться, небрежно бросить какую-нибудь пустячную фразу, которая вернула бы ситуацию в безопасную гавань случайного флирта. Но было уже поздно. Вэл понимал, что музыка довершила начатое луной.
– Скажу вам правду. Вы – моя первая любовь. Мне семнадцать – столько же, сколько и вам, не больше.
В том факте, что они оказались ровесниками, было что-то совершенно обезоруживающее. Девушка почувствовала, что не в силах противостоять судьбе, столкнувшей их лицом к лицу. Палубные кресла заскрипели, и, когда оба они внезапно и по-детски качнулись навстречу друг другу, Вэл ощутил слабый, еле уловимый аромат духов.
III
Один раз он целовал девушку или не один – Вэл потом не мог припомнить, хотя прошло, наверное, не менее часа, как они сидели, тесно прижавшись друг к дружке, и он держал ее за руку. Самым удивительным в любви для него было то, что ни малейших примет пылкой страсти – терзаний, желания, отчаяния – он не испытывал: нет, любовь сулила ему только головокружительное обещание такого невероятного счастья в жизни, о каком он сроду не подозревал. Первая любовь – это была всего лишь первая любовь! Какой же тогда должна явиться любовь во всей своей полноте и во всей своей завершенности! Вэлу невдомек было, что нынешние его переживания – нежданное, небывалое смешение восторга и умиротворения – никогда больше не повторятся.
Музыка смолкла, а потом разлитую вокруг тишину нарушил мерный плеск весел. Девушка вскочила с места и напряженно вгляделась в даль.
– Послушайте! – торопливо произнесла она. – Вы должны назвать мне свое имя.
– Нет.
– Ну пожалуйста! – взмолилась она. – Ведь завтра я уезжаю.
Вэл молчал.
– Мне не хочется, чтобы вы меня забыли. Меня зовут…
– Я вас не забуду. Обещаю всегда о вас помнить. Даже если я кого-то полюблю, я всегда буду сравнивать ее с вами – моей первой любовью. До конца жизни память о вас не увянет в моем сердце.