Новые мифы мегаполиса (Антология)
Шрифт:
Катя чуть не заплакала от жалости. Настька не сдавалась. И полтора часа объясняла Кате, как и в чем та неправа.
— Ты, извини, собаку выбираешь по тому же принципу, как и мужиков, — из жалости. Ты всю жизнь так — подбираешь убогеньких, жалеешь их, тратишь на них силы. А они тебе что? Что они тебе могут дать? Думаешь, хоть кто-то из твоих козлов оценил твою жертву? Да хрен! Ты, блин, о себе думай, а не о них.
— Насть, послушай, но я и свою проблему решала…
— Как?! Лишь бы кто постель согревал?! Кать, послушай умную бабу: не дури. Чем большим ты для мужика жертвуешь, тем охотней он об тебя ноги вытрет. Он привыкает, что ты в нем нуждаешься, и думает, это потому, что он такой весь из себя. А надо — чем больше с мужика требуешь, тем больше получаешь. Ты знаешь, я на рынке работала. Мой хозяин, когда у нас товар застревал, всегда цену поднимал. Потому что покупатели как видят солидную цифру на ярлыке, так сразу уважением проникаются. Им, понимаешь, для самолюбия важно — потом перед знакомыми хвастаться, что дорогую тряпку купили. Так и с мужиками. Ты готова платить за то, чтобы они на тебя внимание обратили. Пусть не деньгами пока, любовью, но помяни мое слово — через пять лет и деньгами будешь. Значит, ты ничего не стоишь, даже в минус — из тех, кого даром не надо, только с доплатой. А кому нужен бросовый товар?
Катя покраснела.
— Не все ценой определяется, — возразила она.
— Правильно. Есть спецы, которые на рыночную тряпку посмотрят, и хоть за нее три штуки отдали, а все равно они дешевку вычислят. Мужики есть такие, да. Которые издали качество секут. Только где они, а? Ты пока вот таких подбирала, которые в качестве не секут, они его по цене на ярлыке определяют. Чем дороже, типа, тем лучше.
Катя вздохнула.
— Тебе надо избавляться от этого, — продолжала Настька. — Тебе что, трудно себя вести как дорогая шлюха? Ну хотя бы. Нос задрала, взгляд презрительный, на морде написано «вы все мне ногти на ногах грызть недостойны» и все такое. Да за тобой стаи этих козлов бегать будут! Выбери из них кого поприличней…
— А любить его как?
— Ну… Тебе что, замуж надо выйти? Вот и выходи. Детей надо рожать. А для любви найдешь себе потом жеребца. Который уже будет знать, что ты с ним просто развлекаешься, и у него это тоже в подкорке отпечается, что ты ни хрена собой не жертвуешь, а им просто пользуешься. Избавляться, короче, тебе надо от этой твоей склонности всех жалеть. Себя пожалей. И начни прямо сейчас. Хочешь, я тебе лучшую суку выберу? Суку лучше, потом щенков продавать будешь. Собачка будет высший класс. Верная, преданная, но при этом — элитная. А?
— Ну выбери, — сдалась Катя.
В одиннадцать часов вечера она ловила такси. За пазухой ее зимней куртки копошился и дышал теплом черный щенок.
Дома у нее уже все было готово: собачьи миски и запас собачьей еды, собачья подстилка, собачьи игрушки и даже специальные собачьи тряпки, чтоб лужи подтирать. Песик первым делом надул на пол, наступил в лужу и пошел дальше, обживаться. Катя вытерла насухо, села на кухне на табуретку. Черному каракулевому комочку как будто все нравилось. Купированный по стандарту хвостик весело торчал вверх.
— Настька права, — сказала Катя приобретению. — Я всегда и всем жертвую ради того, чтобы угодить другим. Жертвую своими интересами, временем, а главное — я подчиняюсь. Пора меняться. И если бы я взяла ее суку, я бы тоже пожертвовала. Потому что я не хотела. Я бы жертвовала ради того, что другие обо мне подумают. А не пошли бы они все, а, Сэм?
Щенок самозабвенно трепал помпон на левом шлепанце, игнорируя собственные собачьи игрушки.
Снаружи гостиница казалась маленькой — восемь этажей, метров сто в длину. Но стоило в нее войти, как Катя обнаружила, что внутри прячется целый город. Она бегала по бесконечным коридорам и никак не могла найти нужный номер. Почему-то все было неправильно. Ей нужен четыреста восемнадцатый. Там остался Ковалев. Они остановились в том номере вдвоем, потом поссорились, Катя обиделась и ушла, но проинтуичила, что внизу в холле ее подстерегает следователь. Она решила вернуться к Ковалеву — не тут-то было! Номер потерялся!
Она нашла четыреста шестнадцатый. Следующий, по идее, должен быть четыреста восемнадцатым. А вот фиг вам — восемьсот первый. Катя заметалась, побежала в другое крыло, обнаружила, что там вообще какая-то чертовщина, и сказала себе: «Мне нужен лифт. Честный лифт, который отвезет меня на нужный этаж». Лифты над ней издевались. Они возили Катю по горизонтали, диагонали, по внешней стороне здания и даже в соседний корпус. Они не хотели выпускать ее, а когда выпустили, Катя приступила к укрощению лестниц. Они тоже спятили. Начинались ниоткуда, упирались в стену, пролеты пересекались под немыслимыми углами и обрывались в воздухе, словно предлагая ей перепрыгнуть пустоту. Чтобы спуститься или подняться по такой лестнице, надо уметь летать. Выбравшись наконец на какой-то этаж, Катя увидела лифт. Этот вроде был честный с виду.
Двери раскрылись, в кабине было трое молодых людей, и Катя не сразу поняла, что знает их: это же те трое наркоманов, которые пытались ее ограбить. У них не было лиц. К сожалению, лифт успел закрыться, и Катя притворилась, что ничего не подозревает. Иногда это помогает. Известно же, что чем больше жертва боится, тем сильнее над ней издеваются. А когда жертва не понимает, что вот тут надо бояться, у злодеев случается когнитивный диссонанс. Они издеваются ради удовольствия видеть чужой страх, а когда его нет — то нет и удовольствия. И к чему тогда лишние телодвижения?
Лифт ехал чертовски медленно и долго. Троица посмеивалась и перемигивалась, глядя на Катю, но не приставала. Затем центральный подонок подвинулся в сторону. За его спиной висело зеркало. И Катя увидела в нем себя… и Серого Мужика за своим плечом. Серый ухмылялся, он уже занес нож. Занес и ударил, но Катя уклонилась. Полилась кровь, но она даже боли не ощутила, сообразив только, что рана не смертельная. Она попыталась повернуться лицом к убийце, решив дорого продать свою жизнь, а то и убить гада, но в кабине было ужасно тесно. Тут-то трое подонков и навалились на нее, схватили, удерживая. Катя закричала, но изо рта не вырвалось ни звука, хотя она очень старалась. Она открыла рот пошире, может, так получится, и с изумлением уставилась на кулак Серого, выскочивший из ее рта…
Она проснулась так резко, что не сразу восстановила дыхание. Проснулась уже сидя, держась за горло. Сердце отчаянно колотилось, в глаза как песка насыпали. На коврике у кровати топтался Сэм, не понимая, что произошло.
Сон. Какое счастье. Всего лишь сон. Катя упала на подушку, но тут же вскочила и полезла в сумочку за телефоном и визиткой Ковалева.
— Костя? Доброе утро… то есть доброй ночи, извините, я не посмотрела, сколько времени… Мне опять приснился Серый, вы просили сказать, если такое случится…
— Да, конечно, — без малейшего раздражения отозвался Ковалев, хотя Катя его разбудила. — И что?
— Гостиница. Не знаю какая. Все ужасно запутанно, лестницы-лифты… В лифте. Лифт с зеркалом на стене напротив дверей. Удар в шею.
— А поподробнее? Не стесняйтесь, рассказывайте, что вам приснилось, а не что показалось важной деталью.
Катя сбивчиво пересказала. Ковалев выслушал, поблагодарил.
— Вы примете меры? — с надеждой спросила Катя.
— Постараемся.
— Извините, я действительно не знаю, какая гостиница… — Тут Катя вспомнила: — А как бы не «Космос»!