Новые приключения парижанина
Шрифт:
Йеба тоже не сидела сложа руки. Превосходная хозяйка, она охотно передавала опыт женщинам племени.
В общем, жизнь потихоньку налаживалась. Но вот загвоздка: через две недели после счастливого воцарения короля Коколя наступил срок народного праздника, когда по традиции богу Хиаши приносили в жертву человека.
Обычно охотники подкарауливали в округе какого-нибудь заплутавшего бедолагу из соседнего племени. Если же они возвращались ни с чем, Наир-Вазим, свершив варварский обряд, сопровождаемый омерзительными жестами и нелепыми заклинаниями, выбирал искупительную жертву среди самих коттоло.
Итак, всякий раз мужчины покидали деревню в поисках страшной добычи. Они знали одно: то, что должно произойти, должно произойти, — и, встретив в лесу подгулявшего пьянчужку, радовались как дети.
Часто это был один из тех персонажей, которые играли здесь, в сердце Африки, ту же роль, что аэды [53] в Древней Греции или трубадуры в средние века. Некто. Неизвестный. Вечный Жид [54] .
Он не коттоло, а значит, его можно спокойно съесть. К тому же, не будь его, колдун укажет на кого-то из соплеменников. И что же?
53
Аэд — странствующий певец и музыкант в Древней Греции, исполнявший слагаемые им эпические сказания под аккомпанемент струнного инструмента.
54
Вечный Жид — персонаж средневекового церковного сказания, еврей, будто бы отказавшийся хоть ненамного облегчить муки несущего крест Иисуса Христа и осужденный за это на вечные гонения и странствия вплоть до дня последнего расчета Бога с человечеством — Страшного Суда.
Акция эта носила даже некий патриотический характер. Чужак и есть чужак. Чужака не жалко.
На этот раз все держали в такой тайне, что ни Хорош-Гусь, ни даже Наир-Вазим ни о чем не подозревали.
И лишь нараставший гул и неистовые крики возвестили Тотору и его друзьям о возвращении удачливых охотников.
Первым о случившемся узнал Аколи. Сначала он подумал было ничего не говорить Тотору. Ведь жертвоприношение могло свершиться тайно, и все бы обошлось. Да и сам он еще не так уж и далеко ушел от своих сородичей, чтобы пренебречь древним обычаем.
Но вот что удивительно: дикарь уважал свое слово, быть может, сильнее, чем иной джентльмен. Откуда это в нем? Какой неведомый атавизм [55] управлял его действиями и душой?
Аколи решился, и Тотор узнал правду.
Оказалось, в заговоре принимали участие все коттоло, даже самые с виду покладистые.
Хорош-Гусь, Меринос и Жан собрались на совет.
Но поскольку мнения разошлись и дискуссия затягивалась, кипевший от возмущения Тотор прервал дебаты:
55
Атавизм — появление у организмов признаков, отсутствовавших у их ближайших предков, но существовавших у предков более отдаленных; в просторечии — пережиток.
— Только через мой труп! Или я, или этот человек! — отрезал он сухо. — Хорош-Гусь, где они его держат?
— В хижине одного старика.
— Прекрасно! Проводи меня туда!
— Ты не можешь идти один, патрон!
— Именно один!
— Ты смертельно рискуешь!
— Можно подумать, в первый раз! Достаточно дискуссий. Я король и требую, чтобы мои приказы выполнялись беспрекословно. Хватит пререкаться!
Вечерело. Пройдет каких-нибудь два часа, и свершится кровавое злодеяние.
Тотор показался на пороге один, с непокрытой головой. Он подошел к главной площади, утоптанной и ровной, как паперть у собора Парижской Богоматери. На плацу царило заметное оживление.
Завидев короля Коколя, коттоло громко приветствовали его и как ни в чем не бывало окружили обожаемого монарха, уверенные в его полном неведении.
Безоружный Тотор с невозмутимым видом двинулся сквозь толпу.
Его пропускали, но бросали вслед обеспокоенные взоры.
Сомнений не было: он направлялся прямо к той самой хижине, где ожидала своей участи несчастная жертва.
Возле хижины лениво слонялись несколько коттоло с пиками (ружья им не доверяли). Глядя на них, можно было подумать, что они оказались здесь случайно и просто вышли поразмять ноги.
Заметив приближающегося Тотора, часовые насторожились и сделали шаг вперед. Король смерил их презрительным взглядом, подошел к двери и резким движением открыл ее.
На земле сидел сморщенный, плешивый старикашка с отвислой губой, а за его спиной виднелось нечто бесформенное. Это был накрепко связанный человек.
Несчастный увидел Тотора, и ужас исказил его черты. Но ведь это белый! Белый не может быть палачом.
— Help! Help! — завопил он.
Это английское слово означало: на помощь!
Захлебываясь, путая английские, французские, немецкие слова, незнакомец молил о пощаде.
Тотор расспросил беднягу и узнал, что это бродячий певец и странствует он по Черной Африке, никому не причиняя зла, он жил во Французском, в Бельгийском Конго, в Камеруне, в Дарфуре [56] , поэтому говорит понемногу на всех языках.
56
Дарфур — здесь: Дарфурский султанат — государство, существовавшее в Восточном Судане в XIX веке; в настоящее время значительная часть его территории (область Дарфур) является западной провинцией Республики Судан.
Он знает, что его ждет, и просит, умоляет…
— Хорошо! — сказал Тотор, быстро развязав и освободив пленника.
Старик сопротивлялся, грозил кулаком и кричал что-то нечленораздельное. Тотору пришлось ударить его, чтобы заставить замолчать.
Тотор распахнул дверь, и в кроваво-красных лучах заходящего солнца на пороге показались двое; король был спокоен, только суровая складка перерезала лоб; второй чужеземец дрожал всем телом, глаза его беспокойно бегали, в лице не было ни кровинки.
Перед Тотором собралась разъяренная толпа. Не добрый народ, не славные верноподданные, но дикая орда предстала теперь перед королем коттоло. «Да, старина, — сказал он сам себе, — держись! Будет жарко!» И, обернувшись к своему протеже, бросил:
— Не вмешивайся! Не отставай и доверься мне.
Тотор двинулся вперед с таким торжественным и важным видом, будто возглавлял триумфальное шествие.
Толпа взревела. Тотор поднял голову, и молнии сверкнули в его очах. Коттоло невольно содрогнулись.