Новые приключения парижанина

Буссенар Луи Анри

ГЛАВА 6

Приятная беседа. — Условия. — Письмо.

Тотор держался очень прямо. Лицо его было спокойно, взгляд светел. Сын Фрике вполне владел собой.

Султан поерзал на подушках и обратился к Тотору, сказав ему несколько слов по-арабски.

— Я ваш чертов язык не понимаю. Можете разглагольствовать сколько угодно. Мне наплевать!

Султан и глазом не моргнул, но продолжал уже по-французски:

— Ты француз?

— Ба! Да тут еще и

тыкают, — произнес Тотор. — Давай на «ты», коли тебе так больше нравится, папашка. Да, француз, что ни на есть чистокровный француз, архифранцуз!

На этот раз султан улыбнулся во весь свой кошачий рот.

— Мне нравится Франция! — сказал он проникновенным тоном.

— Неужели? — подхватил Тотор. — Вот так новость! Ну и какой мне с этого навар?

Султан нахмурился. Этот образный язык был ему незнаком. Сам Си-Норосси говорил на ломаном французском. Вдруг он улыбнулся.

— Ты знать, почему я убить раба?

— Нет, да и что мне за дело?

— Он предать меня. Обмануть. Я никого никогда не предавать, не обманывать.

— И не говори! Ты что же, награду за добродетель выпрашиваешь? Так не я их раздаю! Я не из этой шайки-лейки.

Си-Норосси не растерялся, ведь окружающие должны были думать, что он все прекрасно понимает. Султан продолжал:

— Я мочь убить тебя, если бы хотеть!

— Чего еще от тебя ждать?

— Но я сам не хотеть!

— Быть не может! Отчего же?

— Оттого, что я любить Франция и французы, хотеть переговаривать с ними.

— Эва, куда хватил! Губа не дура, как я погляжу!

Потом, очень ясно и четко произнося слова, чтобы его поняли, Тотор отчеканил:

— В таком случае ты нуждаешься во мне. Прекрасно! Если ты хочешь, чтобы я выслушал тебя и ответил, то прими одно условие.

— Только я ставить условия, ни от кого не принимать.

— В таком случае, детка, не о чем больше балакать. Впрочем, я все-таки закончу. Здесь есть еще один белый (и он указал на Мериноса). Это мой друг, мой брат! Позволь ему присоединиться ко мне, и тогда я готов говорить с тобой.

Си-Норосси вспыхнул:

— Но он… преступник… не француз!

— И что с того? Это человек, белый человек, человек моей расы и моей крови, мой брат. Взгляни!

Тотор подскочил к Мериносу и надавал его конвоирам таких тумаков, что те мигом оказались на ковре. Взяв друга за руки, он обернулся к султану:

— Убив его, ты убьешь и меня! Тогда весь твой треп о переговорах с французами выеденного яйца не будет стоить! Понял?

Фон Штерманн мертвенно побледнел. Неужели тот самый мусульманин, что всегда был всевластен, гневлив и жесток, позволит так обращаться с собой? Рискуя навлечь на себя гнев господина, немец высказал свое недоумение в довольно резких выражениях, а бен Тайуб поддакивал.

Си-Норосси взглянул на обоих и только ухмыльнулся.

— Ты хорошо француз! — сказал он, обращаясь к Тотору. — Доброе сердце и отвага. Я сделать то, что ты хочешь. Ты взять твоего друга!

Тотор радостно вскрикнул. Однако легкая победа удивила его. Что заставило этого дикаря согласиться? Впрочем, как бы то ни было, а нужно пользоваться моментом.

Он увлек Мериноса за собой. Секунду спустя оба стояли возле трона.

— Пусть с него снимут кандалы! — скомандовал Тотор.

Приказ тотчас исполнили.

Решительно, Тотора здесь признали. Все складывалось как-то уж чересчур хорошо, так хорошо, что даже подозрительно, тем более что Си-Норосси знай себе улыбался.

— Теперь ты доволен? — спросил он. — Ты видеть меня добрый, благородный; я любить белых, всех белых.

— Так чего же ты хочешь от меня? — перебил султана Тотор.

— Почти ничего. Ты написать письмо.

— Кому?

— Французский командир, который несколько дней назад покинуть Абешер с большое войско и теперь быть в двух днях пути отсюда.

— Ба! Старина, если он идет по твою душу, тебе, должно быть, не по себе.

— Ты говорить на французский шутка, ну да все равно! Напишешь письмо?

— Почему бы и нет? А если я откажусь?

— Я сначала убить твоего товарища, твоего друга, здесь, саблей, раз, два…

— Ясно! Ты говоришь, сначала, а после?

— Сначала отрубить пальцы на твои ноги, потом пальцы на твои руки.

— Писать, пожалуй, так будет не очень удобно…

— Потом на медленный огонь поджарить одна пятка, а другая прижечь раскаленным железом…

— О-о! Это надолго…

— Конечно… Это для того…

— Короче, уважаемый сын Аллаха, ты разрежешь меня на мелкие кусочки на китайский манер… Ты очень мил, я в высшей степени признателен тебе… только ведь твоим живодерам придется попыхтеть…

— Мы много терпения.

— Спасибо!.. Итак, что я должен сделать, дабы избежать столь печальной участи?

— Я уже говорить — написать письмо…

— Ну да, французам… Но что будет в этом письме?

— Ты понять, что я хорошо говорить по-французски, но плохо писать… Я диктовать, ты записывать… поправлять фразы… Я перечитать и проверить… и тогда ты свободен…

— И мой друг тоже…

— Твой друг… и золото, серебро, драгоценности из моя сокровищница…

— Черт возьми! Похоже, ты толкаешь меня на какую-то низость, если готов оплатить ее так щедро…

Си-Норосси недобро засмеялся.

— О чем говорить? Пять-шесть строчек, и все!

— Самому Ришелье [73] не требовалось столько писанины, чтобы повесить человека.

— Ты согласен? Да или нет?

Тотор замялся.

Из этой затеи не выйдет ничего путного. А, впрочем, кто знает? Да и чем он, в конце концов, рискует? Выслушает и напишет то, что ему заблагорассудится. Его, конечно, могут поджарить на медленном огне, но тем самым арабы лишь усугубят свое собственное положение.

73

Здесь имеется в виду самый известный представитель этого аристократического рода Арман Жан дю Плесси, кардинал де Ришелье (1585–1642).